Zemlya za okeanom (15)

Только начиная с 1870г., когда был утвержден "Устав о частной золотопромышленности", который разрешил "заниматься золотым промыслом всем русским подданным и иностранцам, без различия сословий", евреи, да и то лишь "имеющие право повсеместного проживания" вне черты оседлости, смогли легально работать на золотодобыче.

3* Автор подробно описывает действие Екатеринбургской бутары. Бутара Брусницина, несколько отличается по конструкции.

4* Нордман и тут судит предвзято. Опасаясь конкуренции чероки (причины такого опасения будут пояснены позже) еврейские лавочники на приисках старались держать минимально низкие цены. На стоимость товаров накладывались огромные транспортные расходы. Хотя большие морские суда могли пройти по Московскому лиману, до самого его устья, ещё 28 верст, разгружались они в московском порту. Предназначенные для приисков товары перегружались в плоскодонные баржи до 5 т., которые буксировались небольшими пароходами через лиман и далее ещё 30 верст вверх по реке до Лесной пристани. Оттуда их тянули бичевой ещё 168 верст до Горного порта. Эти этапы дороги почти полностью монополизировала РАК, взимая по 60 руб. с тонны груза, немногим меньше, чем за кругосветный вояж. Далее дорога становилась значительно сложнее. По узким горным тропам, поднимаясь на высоту до 9000 футов, следующие 700 верст снабжение осуществлялось караванами вьючных мулов, которые медленно продвигались, подгоняемые опытными погонщиками мексиканцами. Цена доставки пуда груза достигала 7 руб. Эта транспортная артерия с собственным оборотом до 3 млн.руб. была столь важна для экономики губернии, что в Москве развилась "мексиканская мода", а за мулами ухаживали настолько тщательно, что они "были жирные и гладкие, как котята".

Вернувшись к ценовой политике малемутов следует сказать, что единственным исключением, как правильно подметил А.Нордман, была ртуть, в торговле которой евреи могли не опасаться конкуренции и если лярд, солонина и картофель давали им скромную прибыль, то ртуть — почти 300%. Все приисковые малемуты объединились в "ртутный пул", оперирующий значительными средствами. Вся ртуть, прибывающая в московский порт на любом судне, немедленно скупалась.

5* А.Нордман пользовался различными слухами, ходившими в ту пору в Рус-Ам. Подлинные объёмы краж золота стали известны только в 1928г., после опубликования Издательством Московского университета диссертации И.Н.Шеина "Незаконные финансовые операции в Московской губернии в 1856-86гг.". Базисной информацией для этого труда послужили тайные записки прадеда диссертанта Авраама Насоновича Шеина, имевший чин шихтмейстера 11-го класса, но состоявшего на службе при Московской пробирной палате. Из записок ясно было видно, что, хотя кражи на приисках имели место, это золото составляло незначительную часть истинных объёмов незаконных операций.

Нордман не указал, что золотопромышленник не только был обязан продавать все добытое золото в казну по твёрдой и заниженной цене 3 руб. 67 коп. за золотник чистого золота, но и платить горную подать натурой, отдавая ещё 15% золота бесплатно. Оценку золоту и пробу лигатурному, уже сплавленному золоту производил Монетный двор, он же и вычислял, сколько причитается к выдаче по ассигновке, за отчислением подати и расходов по доставке металла в С-Петербург и по обработке его. Т.о. со старателей взималось ещё денежная подать, по 10 руб. с каждого добытого фунта золота, возмещавшая расходы казны и ещё 3 руб. 40 коп. за передел в монету. Это открывало огромные возможности для злоупотреблений. Разумеется старатели не хотели платить и тут же им на помощь приходит малемут. Он скупал золото по казённой, заниженной цене, но платил эту цену за шлиховое золото, а не за лигатурное, как казна, так что и тут старателю была выгода. Кроме того горная ассигновка, как назывались суммы причитающееся к получению промышленниками от С.-Петербургского монетного двора, оплачивались в течение года и обычно старатель вынужден был тотчас же продать полученный чек в Москве, разумеется со скидкой. (Расчёты приводятся в руб. сер. — А.Б.)

Не было никаких тайных троп в Калифорнию. Незаконное золото отправлялось в Москву с тем же караваном, что и законное. Только не в железных сундуках, а в специальных плоских сумках на животах казаков-охранников, получавших строго по таксе 5% от стоимости провезённого с прииска металла. В качестве курьеров выбирались исключительно индейцы: лушудсид, комохи, кув-утсен, с которыми евреи уже много лет имели общие гешефты. Это, в значительной степени гарантировало честность курьера и его молчание в случае ареста. Причём дело было поставлено таким образом, что каждый из казаков имел контакты только с одним из малемутов. В случае провала ни тот, ни другой не смогли бы выдать всю систему. Полиция и горная стража (набранная из тех же казаков) довольствовались арестами мелких "несунов", пытавшихся протащить 20-30 золотников шлихового золота.

Редкие провалы не приводили к громким процессам и снижению оборотов, т.к. огромный "страховой фонд" позволял спасать своих соратников даже в самых безнадёжных ситуациях. А.Н.Шеин подробно описал один случай, когда, в июле 1866г., казак Московского батальона Иван Хинипсен был схвачен "имея при себе 11ф. 27 зол. 6 дол. шлиховага золота". Хинипсен не выдал своего партнёра, торговца с прииска "Золотая роза" М.Ривкина. Заявив, что купил золото у каких-то китайцев на Волчьем прииске, казак пошёл под суд и был приговорён к 5 годам каторжных работ, но потом помилован и переведён в арестантскую роту Новороссийского рабочего экипажа. Через год у Хинипсена обнаружился туберкулёз в последней стадии. Его отправили умирать домой, где он благополучно и богато "умирал" последующие 27 лет.

И потом золото из Москвы далеко не уплывало. В подпольных мастерских (А.Н.Шеин упоминает ювелирные мастерские Е.Абрамова, В.Гринштейна и М.Коэна) шлиховое золото превращалось в красивые, а главное полновесные монеты, которые с удовольствием брал любой банк. Чеканы для них, уже бывшие до того в работе, вывозились с фабрики Royal Aurum Company, поэтому назвать эти монеты более фальшивыми, чем произведённые в Сан-Франциско, было бы не честно.

О расследовании, проведённом чиновником из С-Петербурга, Шеин ничего не писал. Об уровне расследования можно судить по личности главного ревизора. Им был назначен А.К.Жуковский, секретарь секретной комиссии при департаменте Государственного казначейства. В отчёте о проделанной работе Жуковский обнаружил много мелких недочётов и ошибок, но не масштабное воровство. Достоверно известно, что А.К.Жуковский (он же известный столичных литературных кругах поэт Е.Бернет) ещё по Петербургу был близко знаком с московским губернатором Н.В.Кукольником, также грешившим поэзией и драматургией. Несомненно так же, что командировка в Америку благотворно повлияла на карьеру Жуковского. Вскоре по возвращении в 1861г. он занял пост вице-директора своего департамента.

Группа студентов экономического факультета Новороссийского университета, под руководством пр. А.М.Хейфец, в 1983г.подсчитала, что, за время деятельность приисков Карибу общие незаконные доходы всех участников этого гешефта, от старателя и до чеканщика, простирались от 11 до 13 млн. руб. Тогда же пр. Хейфец пришёл к выводу, с которым согласилось большинство экономистов, что эти операции послужили к благу экономики Рус-Ам.

Объявленное в 1812г. право свободного распоряжения добытым золотом отнюдь не означало, что разрешается рыночная купля-продажа драгоценного металла. Продавцов было много, но покупателей только один: государственная казна. Отсутствие золотого рынка для Сибири или Америки означало, что золото, добытое из их недр, уходило в столицу. Не оставались даже деньги приисковых рабочих, поскольку их основная масса была не местная и по окончании приискового сезона (или нескольких сезонов) увозила заработок. Механизмы и рабочий инвентарь, инструменты, машины закупались в России, Англии или СШ. Таким образом, и эти деньги, весьма солидные, уходили и стимулировали развитие иных регионов. Бурный и масштабный рост золотодобычи не смог обеспечить Сибири столь же стремительное движение к процветанию. В Рус-Ам же значительное количество золота не уплывала в Россию, а оставалось в экономике генерал-губернаторства.

Последующие за Восточной войной тридцать лет были периодом почти непрерывного экономического подъёма. РА банк беспрестанно печатал новые банкноты (14 200 000 руб. за период 1855-85гг.), но никаких инфляционных процессов замечено не было. Американский рубль всегда котировался по номиналу и даже потеснил в Калифорнии слабые "зелёные спинки" — федеральный доллар, который к началу 70-х гг. потерял более 13 своей стоимости. Такой феномен можно объяснить только присутствием в обращении большёго количества ликвидной золотой монеты. Современники это замечали, но объясняли массовым завозом монеты из Калифорнии.

Глава 50 (июнь 1862г. — ноябрь 1865г.)

Первый город

К началу золотой лихорадки Карибу Москва была уже вполне пристойным городом, разумеется по местным меркам и по размерам и населению почти не уступал таким "мегаполисам", как Новороссийск и Ново-Архангельск. "Мы были приятно удивлены, увидев хорошо проложенные красивые улицы, деревянные и кирпичные дома, выстроившиеся по строгому плану и шагая по чуть ли не паркетной мостовой, правда грубо обработанной."

Небольшой, довольно уютный и благоустроенный портовый городок с населением 7000 человек. Верфь, лесные и рыбные склады, мельница. С заходом солнца жизнь замирает и только в единственном портовом кабаке моряки пришедшего вчера из Фриско судна пропивают жалование. И вдруг посреди города забил золотой фонтан. Жизнь закрутилась в бешеном ритме. Через 5 лет новоприбывший, вышедший из круглосуточно суетящегося порта в город, "с удовольствием и любопытством выходил на Портовую площадь, большую, квадратную, вокруг которой были построены великолепные дома ... любовался Новороссийским проспектом, этой московской улицей Оноре, где обосновались главные банки и торговые фирмы, и где на каждом шагу слышен перезвон колоссальных масс золота. Он поднимался по Коммерческой, чрезвычайно людной улице, идущей из порта. Здесь день и ночь снуют взад и вперед тяжелогруженые двуколки. Забитые товарами со всех концов света магазины выстроились в ряд почти на всем ее протяжении; а дома, утыканные флагами, создают атмосферу постоянного праздника."

Экономический взлёт Москвы был молниеносным. "Цены на землю поднялись невероятно... Все строятся. Старая Компанейская лесопилка приносит 3 000 рублей в месяц... Новая гостиница еще до окончания строительства была арендована за 35 000 рублей в год... Набережные загромождены бочками и ящиками и на протяжении более версты река запружена кораблями всех видов... Ныне Москва во многом превосходит Новороссийск и Ново-Архангельск, по меньшей мере внешне. В городе процветают строительство и торговля... Взору представляется множество приятных на вид домов и лавок, совершенно новых, как если бы они только что вышли из лесопилки и тут же были разукрашены кистью художника... Улицы запружены и гудят, как бесчисленные рои пчел. В воздухе стоит непрерывный шум от тысяч выкриков и других шумов: строительства, ведущегося повсюду; повозок, запряженных мулами и лошадьми, носящихся по городу галопом, причем возницы стоят в своих экипажах, как кучера римской колесницы; от колокольчиков и барабанов уличных торговцев. Повсюду видны признаки цивилизации, согревающие сердце благонравных людей: красивые жилища, часы на здании городского магистрата, изысканная еда в гостиницах, на домах таблички с именами врачей, вывески на лавках. В городе издается три ежедневные газеты. Выпускается так же еженедельник "Москва" тиражом 500 экземпляров...

Первое время улицы Москвы полны были кочующих торговцев. Они просто устанавливали лоток и начинали продавать пирожки, овощи, фрукты, вино, всякую дешевку. При этом они ужасно шумели, хватали прохожих за полы одежды и всячески нарушали порядок. Все зто продолжалось до издания в ноябре прошлого (1858 — А.Б.) года городского постановления о запрете публичной торговли на улицах и причалах. Это положило конец шумным беспорядкам и многим "коммерческим карьерам".

Разумеется, самая горячая пора для горожан начиналась, когда на "зимовку" приходили старатели. Для них Москва представлялась как "громадное увеселительное заведение" и, облегчая их карманы, развлечения предоставлялись на любой вкус.

Для начала истосковавшиеся по комфорту люди искали жильё и город предоставлял его, исходя из финансовых возможностей каждого. От гостиницы, где суточное проживание с пансионом стоило 10 руб., до бараков, где за 20 руб. в месяц предоставлялось место на двухэтажных нарах и не изысканное, но сытное трёхразовое питание. Самым неудачливым приходилось искать работу, благо её в ту пору в Москве хватало. Чернорабочими в доки и грузчиками в порту, мойщиками посуды и уборщиками в ресторанах и салонах*(1), пилить дрова и чистить обувь прохожим. Брались за всё, чтобы только не умереть с голоду и скопить денег на билет для возвращения домой или на снаряжение и провизию к будущему сезону.

Все города Рус-Ам были космополитичны, но из-за небольшого населения это не бросалось в глаза. В Москве же "повсюду встречаются люди звучит многоязычная речь... Улицы полны китайцев в национальной одежде: коротких штанах, с длинной косичкой и в смешной шляпе из бамбука; но так же и в европейской одежде, аккуратно стриженных, хорошо говорящих по русски, так что их не отличишь от алеутов; бородатых бостонцев с пышными шевелюрами, в тяжелых сапогах на ногах и с револьвером Кольта за поясом; босых широколицых гавайцев в ярких, затянутых в поясе рубахах и в коротких, до колен хлопчатых штанах; разнообразных южноамериканцев, соперничающих меж собою пестротой и яркостью костюмов... Между собою они живут не дружно. То здесь, то там разворачиваются настоящие сражения между бостонцами, которых обычно поддерживают англичане, и чилийцами, мексиканцами или французами. Что касается китайцев, то они стали козлами отпущения для всех. Однако следует отметить, что, по части насилия Москва значительно отстает от Сан-Франсиско, с которым теперь ее часто сравнивают. Редко когда в неделю бывает один-два убитый...

Англоязычные американцы, в особенности принадлежащие к низшим слоям общества, на испаноязычных американцев смотрят свысока. Называют их "кочегарами" и с одинаковым презрением относятся к батраку-пеону и к благородному идальго. А среди них есть и превосходно образованные господа, в особенности среди аргентинцев и перуанцев, чья гордость за свою рассу страдает от высокомерных и вульгарных янки... Они (аргентинцы и перуанцы) чисты в своих привычках, верны в дружбе и обычно предпочитают гитару и поэзию тяжелой работе. Одеваются они крикливо, в делах же являются людьми чести... Простые чилийцы прекрасные работники, но любят азартные игры, много пьют и всегда готовы "поиграть ножом", а заносчивость американцев не производит на них никакого впечатления. Чилийцы из высших классов — шумные, агрессивные, склонные к игре и очень похотливые, но редко напиваются и крайне щепетильны в вопросах чести... И наконец мексиканцы, которые почти все принадлежат к пролетарскому классу, люди с жестоким, мстительным, кровожадным и подлым характером...