На неведомых тропинках 3. По исчезающим следам

Но червячок сомнения и тревоги продолжал подтачивать изнутри. Поэтому через десять минут мы стояли перед одноэтажным деревянным домиком. Такому самое место в сказке о трех поросятах, только серого волка по соседству не хватает.

— Уверена? — спросила я Пашку.

— Следы не врут.

Сразу от входной двери начинался широкий коридор с комнатами через каждые пять метров. В той, куда привел нас запах Мартына, никого не было. Лишь голубая в полоску футболка, что была на парне с утра, небрежно валялась на кровати. Обычная комната, не очень большая и не маленькая, стенной шкаф с распахнутой дверцей, стол, стопка тетрадей, вечно покачивающийся маятник, фоторамка с нейтральным пейзажем, с которым она похоже и продавалась. Ни ноутбука, ни планшета. Хотя толку от устройств на земле детей немного, без выхода в интернет они мало чего стоят. В стаканчике от канцелярского набора ни одной ручки, ни одного карандаша. Покрывало на кровати смято.

— Что ж, мы знаем, что он здесь был, — сказала змея.

— Он хотел поговорить с книгочеем, — я вышла в коридор и громко крикнула, — Алексей!

Просто на удачу. Того, с кем хотел поговорить молодой целитель, могло не быть в комнате, в корпусе да и вообще в filii de terra.

Несколько секунд в коридоре стояла тишина, а потом Пашка развернулась к двери справа. Створка приоткрылась, и в коридор выглянула вихрастая неопределенного окраса голова.

— Мартын у тебя? — спросила явидь и, не дав парню открыть рот, нагло протиснулась в чужую комнату.

— Эээ... нет. Пару часов как ушел, — парень посторонился, пропуская улыбающуюся девушку в комнату.

Длинный, худой, с выступающим вперед носом и подбородком — когда повзрослеет, его лицо станут называть хищным, но пока круглые детские глаза придавали будущему хищнику наивный и растерянный вид.

В комнате книгочей был не один. На кровати на темно-зеленом покрывале сидел черт. Круглые копыта, жесткие курчавые волосы, скромные рожки и черные вздернутые губы. В смуглых руках — книга, вернее, тетрадь в желтом кожаном переплете.

Острым шипом кольнуло разочарование. Пропажа найдена, а значит, мои рассуждения перешли в разряд фантазий, и мы снова вернулись к исходной точке.

Пашка вопросами не задавалась, а просто выхватила у студента том и открыла посередине.

— Опять инопись, — простонала явидь и протянула желтый переплет мне.

— Сначала Март, теперь они, — глаза черта блеснули. — Дураки, ворующие у Картэна, до последнего года, как правило, не доучиваются.

Я раскрыла тетрадь, уже понимая, что книга не та. Другие страницы, другой язык, более светлые чернила, да и рука, выводившая строчки инописи, иная. Сходство, начавшееся обложкой, ей же и заканчивалось, на этой даже уголки не успели засалиться.

— Где Мартын? — спросила Пашка.

— Не знаю, — ответил худощавый парень.

— Ушел. Наверное, в библиотеку, — черт по-детски хихикнул и качнул рогатой головой, — пытал Леху насчет какого-то учебника по истории, а потом убежал.

— Много напытал? — я протянула тетрадь обратно.

— Без понятия. Если надо, Леха ему любой учебник от корки до корки процитирует, — нелюдь взял книгу и бросил рядом с собой на кровать.

— Аррко прав, — пожал плечами книгочей. — Мы так и не поняли, что именно он хотел. Ушел недовольный. Книги, как я понял, так и не нашлись?

— Это же глупо, — фыркнул черными губами черт.

Забавно, но он дал происходящему ту же характеристику, что и Мартын. Все это пахло глупостью.

— Сперва кеды, потом рубашка, книги. Прошерстили бы малолеток на предмет созревания, глядишь нашли бы пропажу под подушкой, как вспомню Лидку, — тихо пробормотал книгочей, когда мы уже повернулись к выходу

— Стоп, — я нахмурилась, — пропадали и другие вещи?

— Да, — ответил худой парень, но как-то уж очень неуверенно.

— У меня ничего не пропадало, — поднял руки Даррко. — Меня не впутывайте.

Я посмотрела на книгочея.

— Ну, у Марта вроде бы кеды сперли.

— Вроде бы, — передразнила змея.

— Да он и сам не знал, сперли или в раздевалке забыл на полигоне.

— Так, — я подошла ближе, — а у тебя ничего не пропадало?

— Рубашка, — отчего-то смутился Леха, — белая. Висела на стуле, а теперь нет.

— Так, может, ты ее в прачечную сдал, а забрать забыл? — фыркнула Пашка.

По тому, как парень отвернулся, я поняла, что часть правды в ее словах была и в факте кражи он совсем не уверен.

— Может, вы сами сходите и проверите, — цокнули копыта, черт встал. — Мы не обязаны вам что-то доказывать. Мы можем и хранительницу позвать. Она девка молодая, горячая, сначала бьет, потом разбирается, кто у деток погремушку отнял.

— И вся земля детей через час будет знать, что ты испугался человека, — сказала я, паскудная ухмылка тут же исчезла со смуглой рожи нелюдя.

— Так что там с рубашкой, — явидь, как бы невзначай скользнула вперед, глаза с двойными зрачками смеялись, — и кедами моего пасынка?

— Вы эта... та самая? — смешался книгочей.

— Ага, — змея оскалила клыки в жутковатой улыбке и напомнила, — рубашка?

— Я ее Марту одолжил, — быстро ответил высокий. — Он ее вернул. Сказал, что на стул повесил, но когда я пришел, ее не было, — он развел руками.

— У него что, своей одежды мало? — спросила Пашка.

— Да нет, — парень отвел глаза, — ему именно белая нужна была, а на свою он как раз пятно поставил.

— Почему именно белая? — удивилась змея. — На похороны? Жертвоприношение?

— Ну, почти, — Леха смутился.

— Тьфу, — сплюнул черт, — Все вам расскажи непонятливым. С девкой он встречался, ясно? Не в черном же к девственнице идти.

— А девка — это Лили? Черненькая, худенькая, с короткой стрижкой? — продолжала задавать вопросы явидь.

— Ага, — кивнул книгочей. — Только никакая она не Лили, а Лидка, просто не любит, когда ее так называют, вот и придумала это "Лили".

Я выдохнула, закрыла глаза, досчитала до пяти и, боясь спугнуть удачу, задала последний вопрос:

— У Марта есть компьютер?

— Есть. Ноут. В комнате на столе стоит, — пожал плечами Аррко.

— Спасибо, — поблагодарила я и вышла.

— Только не трогайте, — донесся в спину голос книгочея. — Он его какой-то гадостью намазал, сыпью покроетесь, родная мать не узнает.

— Слабак, — простонал черт, и дверь захлопнулась.

Мы вернулись в комнату целителя, чтобы убедиться, что стол по-прежнему пуст.

— Будем искать? — поинтересовалась змея.

— Не зачем.

На улице солнце уже успело скрыться за деревьями, и их длинные тени причудливыми полосами легли на землю. Земля детей жила своей жизнью, где-то кричали дети, где-то истошно выл зверь, которого наверняка дергали за хвост. Я завертела головой, пытаясь сориентироваться.

— Ты знаешь, кто украл книги, — вопросительных интонаций в голосе Пашки не было.

— Не уверена.

— Не ври. Я слышу это знание в твоих словах, вижу в глазах, чувствую в запахе.

— Как позвать Милу? — вместо ответа спросила я.

— Поймать ученика помельче и ущипнуть. Или наоборот постарше. Я бы с удовольствием послушала, как верещит тот рогатенький. Давай...

— Не надо, — сказала появившаяся за ее спиной хранительница. — Ограничьтесь простым призывом, на ваш я сегодня откликнусь с удовольствием.

— Охраняющий слышит всех взывающих на своей земле? — я посмотрела Миле в глаза. — Слышит, но откликается лишь избранным, так?

— Ты позвала меня, чтобы это проверить? — девушка осталась спокойной. — Я не могу быть везде, иначе буду метаться между порезанным пальцем и неудачно сделанным домашним заданием. Мы играем теми картами, что нам сданы, и не хранители тасуют колоду.

— Давайте вы поплачетесь о нелегкой женской доле попозже, — влезла Пашка, — как твои поиски среди малышни?

— Никак. Все здоровы и довольны жизнью. Один на грани, сам признался, что стал присматриваться к ложкам в столовой, надо предупредить наставников. Но и только.

— Ольга знает, кто вор.

— Неужели? — Мила подняла брови.

— Только предполагаю. Где логово Лидии? У вас есть убежище для стяжателей? Для тех, в ком проснулись инстинкты? Не в комнаты же они всякий хлам тащат.

— Есть, — хранительница минуту раздумывала, а потом, развернувшись, пошла по дорожке к юго-западной окраине острова. — Старые ходы норников. Раньше здесь целая колония обитала, пока на зелья не извели, а норы остались. Картэн как старейший ворий одобрил их использование. Когда у стяжателей начинается созревание, их на декаду помещают... — она дернула головой. — Впрочем, вам это неинтересно. Это Лидия? Уверена? Она из предвыпускного года и прекрасно контролирует инстинкты. К тому же стяжатели не воруют друг у друга, они лучше других знают, чем обернется такой поступок.

— Уверена. Почти.

Пашка фыркнула, а я пояснила:

— С нечистью никогда ни в чем нельзя быть уверенной до конца. Но это она. Поверь.

— Верю, — хранительница ускорила шаги.

— А я нет, — Пашка скользнула вперед, на ходу меняя человеческий облик на звериный. — Ты в это веришь. Она верит тебе. Сплошной клуб по интересам. Мне требуется что-то посущественней.

— У Лидии созревание.

— Нет, она уже выросла... — Мила замолчала, сделав круглые глаза, — Ах, это созревание.

— Очередной этап взросления, через который проходят все. И я, и ты, и даже ты, — я указала на растерявшуюся явидь. — Она влюблена. В первый, самый прекрасный и одновременно ужасный раз.

— Мартын, — догадалась Пашка.

— Да. Пропали вещи, которых касался парень. Вещи с его запахом: кеды, рубашка, карандаши, ручки, ноутбук. Я видела девочку в столовой, видела ее сжатые кулаки, слезы и сыпь на ладонях.

— Чертенок сказал, что Мартын смазал игрушку какой-то дрянью. Умный мальчик, — в голосе Пашки слышалась гордость.

Мы миновали ряды корпусов, на сей раз сложенных из красного кирпича, прошли полосу с редкими деревьями и густой изгородью из кустов, напоминающих шиповник и сирень, миновали запертую библиотеку. Я чувствовала приближение переходов, слышала дыхание безвременья, мы подошли вплотную к выходу с filii de terra. Но до того, как стежки лягут под ноги и уведут с земли детей, мы должны пройти сквозь череду невысоких курганов, напоминавших основательно заросшие крапивой кротовьи горки. Только вот кроты размером с теленка в обычном мире не водятся. А в нашей тили-мили-тряндии — пожалуйста. Была бы красная книга, норников бы туда занесли, как исчезающий вид. Но пока звери занесены лишь в меню.

Солнце клонилось к закату, и в сгущающихся сумерках округлые лазы смотрелись черными ходами в бездну. Кроличьими норами. По коже поползли мурашки, пришедшее на ум сравнение заставило передернуть плечами.

— Людей всегда пугает тьма, почему? — спросила Пашка. — То, что происходит при свете, не лучше того, что скрывает ночь.

— Может быть, — Мила пожала плечами, — неизвестность, таящаяся во мраке, страшит больше, чем волк, поедающий девочку под полуденным солнцем, — Хранительница остановилась у третьего по счету кургана, — но монстры в этой темноте еще маленькие.

— Они достаточно взрослые, чтобы любить, — я подошла ближе, — и совершать поступки, — и сунула голову в лаз, вглядываясь в черноту. — Драконы похищают не только вещи, но и прекрасных принцесс.

— Ты хочешь сказать, что Мартын там? — не поверила Пашка.

— Как и пропавшие книги, — я выпрямилась и приглашающе взмахнула рукой.

Для человека тьма оставалась тьмой, а свет — светом.

Пашка хмыкнула и скользнула в нору первой, я второй, слыша за спиной тихие шаги Хранительницы. В туннеле можно было стоять во весь рост, норник — зверь не маленький. Пол устилали сухие листья и мертвые насекомые. Ход шел под уклон. Рассеянный свет экрана телефона придавал земляным стенам синеватый оттенок. Ни явидь, ни Мила в освещении не нуждались.

— И что, любой вот так запросто может зайти в логово собирателя? — удивилась змея в темноте.

— Не любой и не запросто, — ответила идущая впереди Мила. — Проблемы со стяжателями не нужны никому. Бывает, новенькие пошаливают, вход камнями завалят или стащат и спрячут что-нибудь вроде старой корзинки из-под фруктов. Как правило, после визита невменяемого вория остывают даже самые горячие головы. Мы не делаем из этих нор тайны. Временные логова, и сокровищ там нет, стяжателям еще предстоит обустроить настоящие. Мы учим детей жить бок о бок с разными созданиями. И если цена усвоенного урока — пара опаленных бровей и ресниц, то так тому и быть, я вмешиваться не буду.

Ничто не мешало хранительнице перенестись вглубь, но по каким-то своим соображениям она предпочла неспешные шаги в нашем сопровождении. В моем, так как явидь тоже не торопилась. Причину этого я поняла, только спустившись в пещеру. Лгово имело форму неровного круга с осыпающимися стенами и земляным полом. Лида была еще слишком мала, чтобы превратить свое убежище во что-то более уютное и пригодное для жилья.

У каждого из нас в детстве была шкатулка с сокровищами. Пусть она выглядела, как картонная коробка с фантиками, цветными мелками, ракушкой, привезенной кем-то из знакомых с моря, баночкой из-под гуталина, которой играли в классики, или крышечками от пузырьков. Это все равно были сокровища. Наши сокровища. Шкатулка Лидии была побольше, но хлам она собирала такой же никому не нужный.

Тусклый свет от экрана выхватывал из темноты очертания странных предметов, вызывая тягучее тоскливое чувство потери. Я скучала по моему чердаку и бабке, с горящими глазами самозабвенно роящейся в хламе. Синий свет отразился от кожаной обшивки треснувшего футбольного мяча. Рядом деревянный стул с выбитым сиденьем, какие-то картинки или открытки покрывали земляной пол цветными пятнами, каменная урна, которой место в сквере у лавочки, деревянная бочка с неизвестным содержимым, у меня в такой бабушка капусту квасила, ящик из-под бутылок и еще бог знает что.

У стены старая раскладушка, состоящая из полых алюминиевых трубок и куска ткани, натянутого меж ними. А на ней...

Непонятные шорохи и вздохи крались по стенам, заставляя приглядеться внимательнее.

— Мы не вовремя. Прекрасная принцесса хочет еще немного побыть в плену, — явидь хихикнула.

Света как раз хватило, чтобы разглядеть переплетение обнаженных тел. Мужского и женского. Я торопливо погасила экран.

— Вот и наша пропажа, — провозгласила змея и сунула мне в руки увесистые книги, вернее, то, что на ощупь на них походило.

Протяжный женский вздох удовлетворения был ей ответом.

— Одевайтесь и выходите, — скомандовала Хранительница.

Обратный путь показался намного короче, я вообще с трудом замечала все вокруг, следуя за Милой, монотонно переставляя ноги. В голове набатом билась мысль: если такое вытворяют шестнадцати — семнадцатилетние подростки, то у меня осталось года три — четыре, прежде чем Алиса... Стоп, вот об этом я думать не хочу.

Тут бесполезно патетично восклицать, что я в эти годы еще носила школьную форму, заплетала ленточки в косички и думала, что детей находят в капусте. Кирилл быстро устранил пробелы в моем образовании. Я была старше Лидии года на три, а на руках уже кричал увесистый сверток. Так что нечего разыгрывать из себя принцессу. Собственные годы вдруг обрушились на плечи неимоверной тяжестью. Как мало времени осталось, прежде чем моя девочка вырастет. И как много его еще впереди. Чем я его заполню? Вышиванием или собиранием фарфоровых статуэток? А может, бездомными кошками?