Дар дракона

Неуемное любопытство проснулось столь неожиданно, что я даже удивиться не сумела. Поняла лишь — я совсем не боюсь драконицы. Лишь очень хотелось посмотреть на нее в истинном облике.

Какой он?

Казалось, время остановилось. И хотя вряд ли сердце успело ударить даже пару десятков раз, мне чудилось, что хозяйка приближается ко мне целую вечность.

Когда она вступила в поток сияющего света, льющегося непонятно откуда, я сумела как следует ее разглядеть.

Волосы цвета осенних березовых листьев, разве что блестят куда ярче. Может быть, именно так выглядит расплавленное золото? За свою жизнь я видела золотую монету лишь единожды — какой-то воин расплатился с отцом за особый заказ. Золото стоит баснословно дорого, и далеко не каждый может похвастаться, что держал его в руках. Мне повезло. Правда, раскаленный металл в кузне отца оказался красивее. Жаль, что он горячий. И если чешую малыша-дракончика можно было сравнить с угольями, то волосы его матери — именно с текучим, мягким, податливым металлом, с золотом. Они густыми, сверкающими в солнечном свете, прядями спускались по груди, не достигая и талии, мои раньше и то были длиннее. Узкое, вытянутое лицо с высокими, острыми скулами, тонкими — вразлет — темными бровями, чуть полноватыми алыми губами, казалось дико неправильным и вместе с тем совершенным. Совершенство драгоценного камня, а не существа из плоти и крови. Нечеловечески прекрасное лицо, больше похожее на старинную маску.

Однако глаза меняли все, превращая ожившую статую в живое создание. Большие, чуть раскосые, с задранными к вискам уголками, с еще более длинными, чем у малыша, ресницами, глаза были насыщенного черного с прозеленью цвета, даже темнее чем у Лейры. Их чернота удивительным образом подчеркивалась золотом тонких прядей, обрамлявших лицо, и зрачок на фоне радужки угадывался скорее по едва уловимому отблеску. В глазах этих не было даже тени угрозы, злости или жестокости, только искреннее любопытство, смешанное с легким недоумением.

Я спокойно встретила взгляд драконицы, лишь с удивлением отметив, что способна понять хоть что-то в таких пугающе чужих глазах. И даже выдержала этот взгляд, хотя он едва меня не сломал. Казалось, он проникает в самую суть моего существа, с легкостью выворачивая его на изнанку, обнажая все самое потаенное, надежно сокрытое от посторонних, настолько личное, что я зачастую сама себе не хотела в этом признаваться. Да — трусость, но так иногда легче. Тем более я никогда не считала себя особо сильной.

Наконец драконице надоело меня рассматривать.

— Ты кто? — голос был еле слышен, больше напоминая журчание ручья, чем речь.

Я тоже ответила тихо, опасаясь разбудить довольно посапывающего малыша.

— Человек.

Она тихо фыркнула.

— Вижу, что не зверь, — и широко улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами. — Я имела в виду имя.

Губы сами собой расползлись в ответной улыбке.

— Тайра.

— Л'Эсса.

— Лэсса? — попыталась повторить я.

Незнакомый звук не желал поддаваться, и я тотчас же поняла, что произнесла его неправильно.

Хозяйка, заметив ошибку, покачала головой.

— Лучше Эсси, — в ответ на мой вопросительный взгляд она уточнила. — Не волнуйся, я не обижусь, — и, осторожно присев на край ложа, нежно погладила сына по голове.

Тот, почувствовав мать, заворочался, засопел еще громче и снова выпустил когти, вызвав гримасу боли, что не укрылось от глаз Эсси. Она бережно отцепила лапы дракончика от моих ног — откуда только силы взялись — и, изогнувшись, уткнулась лбом ему в лоб. Волна золотых волос перетекла со спины, скрыв морду детеныша, а потом ярко вспыхнула, словно засветившись изнутри. И тут же тело дракончика, казалось, потекло, окутываясь красноватой дымкой, скрывшей его с моих глаз. Дымка сгущалась, образуя плотный, непрозрачный кокон, стремительно наливающийся золотом с угольно-алыми пятнами на поверхности. Считанные мгновения — и кокон беззвучно лопнул, обнажив свернувшегося клубочком маленького мальчика. Того самого, что я утешала так недавно.

Эсси довольно вздохнула, взъерошила огненные волосы сына.

— А как его зовут? — осмелилась спросить я, садясь рядом.

— Р'Анни, — довольно улыбнулась драконица, бережно укутывая малыша в меха. Тот, немного повозившись и перевернувшись на другой бок, уснул еще крепче. Хозяйка легко поднялась и поманила меня за собой. — Давай лучше уйдем. Сейчас Анни спит очень чутко, не хочу его разбудить.

Мне оставалось лишь согласно кивнуть и последовать за ней, не забыв прихватить котомку.

— Садись, — Эсси похлопала ладонью по сваленным кучей шкурам. Ее собственное ложе удивительно походило на то, на котором спал малыш-дракончик. Разве что размером побольше.

Хозяйка заметила мой интерес.

— Удивляешься, да? — улыбнулась она. — Чему?

— Да этому, — я взмахом руки охватила пещеру. — Непохоже на жилище дракона.

— А что ты ожидала увидеть? — фыркнула Эсси. Прядка золотых волос, закрывавшая левый глаз чуть сдвинулась, драконица помотала головой и забавно сморщилась, заплетая волосы в нетугую косу, которую тут же забросила за спину. — Стр-р-рашную... — низко пророкотала она, почти прорычала, — те-емную пеще-е-еру, полную истлевших от времени костей? — скороговоркой завершила хозяйка.

Я тихонько засмеялась. Попытка Эсси изобразить злобного дракона успехом не увенчалась.

С ней было удивительно легко и свободно, словно мы познакомились не только что, а знали друг друга целую жизнь, едва ли не с самого рождения. Присутствие драконицы грело душу, заставляя боль и холод пугливо отступить, а меня — отбросить разъедавшие душу сомнения и просто наслаждаться минутами покоя и почти призрачного, невозможного в последнее время счастья. Наверное, именно поэтому я не решилась сразу же сваливать на новую знакомую свои беды и трудности. В конце концов, пара часов ничего не изменит. Да и надежда проживет дольше, а то мало ли...

— Вообще-то молва гласит о несметных сокровищах, — кротко отметила я, превращаясь в шаловливую девчонку-проказницу, которой была в юности.

Эсси расхохоталась в голос. Висевшие по стенам факелы дружно вспыхнули, осветив неверным красноватым светом все углы и ниши. А посмотреть там было на что. Я с трудом могла представить, как можно было прикрепить к камню весьма узнаваемое подобие полок, тоже каменных, но посветлее, более ярких что ли, но кому-то это явно удалось. И теперь них стояли всякие разные, по большей части непонятные мне предметы. Правда, я по ним лишь взглядом скользнула. Под одним из самых ярких факелов стояла широкая, массивная каменная лавка, на пару с небольшой лавочкой. На широкой столешне ворохом валялись свитки и толстые стопки сшитых листов, книг и еще какие-то мелочи.

— Ой-й, — драконица смахнула с чернющих ресниц слезы смеха. — Серьезно?! Нет, в это действительно кто-то верит?!

— Еще как, — подтвердила я.

— Наверное, потому матушка и зачаровала ловушку, — вздохнула Эсси. — Как раз для таких вот "искателей сокровищ". А я-то думала... Сколько бывала среди людей, а про их веру в несметные сокровища драконов не слышала.

— Странная ты все-таки, — задумчиво протянула я. — Словно и не дракон вовсе. Ой, извини, — смущенно поперхнулась, искоса поглядывая на драконицу. Чем дальше, тем больше она напоминала мне смешливую девчонку, из тех, что никак не могут вырасти и вечно остаются юными сердцем. Рядом с ней я вдруг почувствовала себя ужасно взрослой и страшно серьезной. А ведь если подумать, то Эсси старше меня. Не может быть, чтобы драконы росли так же, как люди.

— Странная, — с улыбкой согласилась хозяйка. — Какая уж есть. Не была бы странной, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

— Это хорошо, — вздохнула я, собираясь с мыслями и по крупицам сгребая остатки решимости. И выдохнула, словно в омут с головой нырнула. — Мне очень нужна помощь.

— Так вот зачем ты пришла! — воскликнула Эсси. — И это несмотря на дикие слухи о драконах. Храбрая, — заключила она.

— Скорее от отчаяния... Поможешь? — с огромным трудом выдавила я. Вопрос пришлось чуть ли не клещами из себя вытаскивать.

Сейчас все решится. Да или нет.

Эсси смущенно потупилась. Золотые пряди скрыли лицо, тускло отсвечивая в свете факелов. Только сейчас сообразила — в отличие от пещеры Анни, у его матери солнечного света не было вообще.

— Тайра, — медленно проговорила драконица.

Сердце пропустило удар, на какой-то дикий, невозможный миг замерло словно перепуганная певчая птица, а потом забилось как бешеное. Неужели все напрасно?!

— Понимаешь... — напряженное молчание стало почти осязаемым. Душная, вязкая тишина окутала нас словно достопамятным коконом, в котором я видела Анни, отделив от окружающего, отсекая от прочего мира, в миг лишив пещеру всего ее очарования. Теперь она напоминала склеп. — Я очень хочу тебе помочь. Правда! — Эсси подняла голову и посмотрела мне в лицо. Ее темные глаза не лгали, вот только я этого почти не заметила. — Но... Просто...

— Что? — вопрос-всхлип заставил горло судорожно сжаться.

Тьма волнами захлестывала сознание, вытесняя остатки надежды. В душе поднималась злость. Дикая, безудержная злоба черного отчаяния, когда уже ничего не имеет значения, и ты ничего не чувствуешь... Только боль, железными когтями впившуюся в душу, разрывающую сердце, снимающую все запреты... Отчаяние тоже бывает безумным.

К тому же мне вдруг захотелось по-детски разрыдаться и заодно разнести все вокруг.

Почему я так реагирую?! Почему?!

Ведь Эсси ничего мне не должна!

Да она ведь еще ничего толком не сказала! Она не сказала — нет! Тайра, опомнись! Что ты творишь?! Перестань! Потом ведь пожалеешь!!!

Потратив остатки внутренних сил, я сумела хоть как-то взять себя в руки и встретить встревоженный взгляд хозяйки.

— Эй, Тайра, не надо так! — просительно проговорила она, осторожно беря меня за руку. И она еще меня жалеет?! Ту, что ей едва зла не нажелала?!

Отчаянно захотелось вырвать ладонь из рук драконицы, но я сдержалась. Негоже оскорблять ее.

— Тайра, — снова позвала меня Эсси. — Не надо так. Я ведь совсем не хотела... Просто... Мне... Я ведь даже не знаю, какая именно помощь требуется. А давать слово... Я ведь буду обязана его сдержать... Так что успокойся, — она чуть сжала ладони, дарую поддержку и надежду.

Неистовая злоба улеглась в душе, растворилась от прикосновения горячих рук драконицы, или, быть может, просто очень хорошо спряталась, чтобы в подходящий момент вновь подняться на поверхность и попытаться толкнуть на какое-нибудь безумие. Кто знает. В конце концов, я всего лишь человек. Со своими страстями и слабостями. Такая, какая есть.

— Вот и хорошо, — успокаивающе произнесла драконица. В этот миг она удивительно походила на мою мать. — А теперь расскажи мне, в чем дело. Только не торопись. Я должна знать. Потом посмотрим, что можно сделать...

Вот только слова опять застряли в горле, теперь уже от неловкости.

Какая я все-таки... Даже слов подходящих и то нет. Радоваться надо, что приняли так хорошо, а я... Чуть зла хозяйке не нажелала... Мерзость-то какая!

— Эсси, я... — нужно попросить прощения. Извиниться. Даже если она ничего не заметила. Я-то знаю, что неправа была...

Но как все-таки не хочется. А все гордость моя. Иной раз силы дает, в другой — только портит все. Но здесь, как не крути, виновата — обозлилась ни за что, ни про что...

— Извини, — вот, сумела ведь. И чего боялась? На душе тут же полегчало.

Эсси пристально посмотрела мне в глаза и спокойно предложила:

— Перестань. Не будем больше об этом. А теперь рассказывай.

И я, сбиваясь и путаясь в столько времени копившихся словах, поведала ей свою историю...

Ветер ласкает лицо, треплет выбившиеся из толстой, небрежно заплетенной косы золотисто-русые пряди, играет воротом рубахи, приятно освежая разгоряченное тело. Я бегу среди высокой, по грудь, луговой травы. Раздвигаю ее руками, тугие стебли и плотные листья оставляют следы — опять матушка за порезы ругать будет.

Нет нечего лучше, чем бежать вот так одной, по пьяняще пахнущему, прогретому золотым летним солнцем лугу. Одной, на сколько глаз хватает. И жить, жить им, этим лугом, каждой травинкой, каждой труженицей-пчелой, каждой мелкой букашкой и полевой мышкой, что прячется в норке, заслышав легкие шаги.

Я, луг и лазурь бескрайнего неба над головой.

Быстрее, еще быстрее. Как же мешается длинная, почти как у взрослой юбка! Маленькая котомка бьет по боку. Сбросить бы их, отрастить крылья, как у парящего в небесной выси красавца-ястребка, и вверх.

Вверх!

Навстречу ветру, небу и солнцу.

Бесполезно. Не получится, как ни пытайся.

Я ведь человек. И летать не умею. От этого иной раз так горько, что плакать хочется. Но не сейчас. Сейчас я бегу так быстро, что аж дух захватывает.

И дышу полной грудью.

И бросаюсь ничком на траву на пригорке, она здесь пониже. И, развернувшись, смотрю в ясное синее небо. На нем ни единого, даже самого маленького, худенького облачка. Только прозрачная лазурь. И ястребок. Где-то там, в вышине. Его и не видно почти. Даже моим зорким глазам. Он парит там, куда мне никогда не забраться.

До чего же хорошо лежать вот так и бездумно глядеть в небо. Чуть погодя развязываю котомку, бережно отламываю маленький кусочек корочки краюхи, что несу брату, и сосу, чтобы растянуть удовольствие. Вкусно. В небольшом туеске холодное — прямо из ледника - молоко, но его трогать нельзя. Брату нужнее. Он устал. Молоко для него.

Сейчас сенокос. Скоро станет совсем жарко. И тогда косари устроятся где-нибудь в тенечке передохнуть. Нужно успеть. Вот братец обрадуется.

Я довольно улыбаюсь, представляя, как расцветет улыбкой его лицо, и ярко вспыхнут веснушки на загорелых щеках. Одна эта улыбка стоит всех сердитых слов матушки, когда та обнаружит, что я стянула краюху и туесок.

Вот сейчас еще чуточку полежу и снова бежать.

Эх-х, ну до чего же хорошо!

Довольно потягиваюсь, чувствуя, как напрягается каждая жилка, каждая косточка.

Люблю лето. Уже девятое — смотрю на растопыренные пальцы рук и загибаю один — лето. Только я первые все равно не помню. Маленькая слишком была. Зато сейчас уже большая. Взрослая. "Работница", — хвалит матушка.