Берег мой. Книга 1

— А что ж ты не спрятался? — ахнула Оксана.

— Забыл... Мама, он в дом зашел, вдруг к нам сейчас придет?

Оксана не успела ответить: в дверь постучали.

— Не открывай, это он! — зашептал мальчик, хватая мать за руки.

Она сама заколебалась. Вдруг, правда, сейчас скандал какой закатит... Всякие люди бывают. Но если это кто другой?

— Ладно, чего теперь, — она нерешительно пошла в прихожую.

Павлик в страхе прыгнул на диван и закопался под плед.

— Кто там?

— Николаев Дмитрий Иванович здесь живет? — спросил незнакомый мужской голос.

Оксана отворила дверь и чуть не рассмеялась: гость явно был жертвой сегодняшнего празднества. Светлая рубашка его была мокрой насквозь, в шапке темных кудрявых волос блестели капли воды, одна из них упала на очки и потекла по стеклу. Он тихо чертыхнулся, снял очки и с виноватой улыбкой, близоруко щурясь, представился:

— Я его знакомый из Иркутска. Он должен был знать о моем приезде. Вы — Оксана, наверное?

— Да, проходите, — Оксана вспомнила, что муж в самом деле ждал на днях старого университетского приятеля. — Дима на работе, но сегодня обещался прийти пораньше. Я сейчас попробую ему позвонить. Вы подождете его? Заодно и обсохнете.

— Обсохнуть бы не мешало, — незнакомец прошел в комнату, на ходу протирая очки манжетой. — Что это у вас тут творится? Уже не первое покушение. Как прибыл в ваш Академгородок, трижды уворачиваться пришлось, а сейчас не удалось.

— Сегодня седьмое июля, день Ивана Купалы, — пояснила Оксана. — С некоторых пор его стали праздновать таким образом.

— Ах вот оно что! — засмеялся незнакомец. — Кстати, меня зовут Алексей.

Голос его был добродушный, хрипловатый, в манерах же сквозила некоторая артистичность, нарочитость, свойственная, как ни странно, скромным и застенчивым людям. У Оксаны защемило сердце, будто вспомнилось что-то, но что именно, она не поняла.

— Вы садитесь, — она указала ему на диван.

Павлик пошевелился под пледом, высунул голову и снова спрятался.

— Это кто у вас там? — с притворным ужасом спросил Алексей и осторожно ткнул пальцем в плед, будто прятавшийся мог его укусить.

Мальчик завернулся плотнее.

— Это дите наше, Павлик, — сказала Оксана. Гость нравился ей все больше. — Павлуша, вылезай, — похлопала она по пледу. — Познакомься с дядей.

— Не вылезу, — раздалось с дивана. — Дядя сердитый на меня.

— С чего это? — удивились взрослые.

Павлик посопел и ничего не ответил. Алексей кинул взгляд на балкон и расхохотался:

— Теперь понятно! Не тот ли это молодой человек, по милости которого мне пришлось принять душ?

— Это не я, — Павлик осторожно высунулся из-под пледа. — Это тети. С третьего этажа, наискосок. Я просто на балконе стоял.

— Ладно, верю, — покладисто сказал Алексей и присел на диван. — Вылезай, давай знакомиться.

Мальчик, почуяв в дяде расположение к общению, осмелел, слез с дивана и принялся посвящать нового знакомца во все свои дела и проблемы разом. Тот внимательно слушал. Оксана подивилась про себя искреннему интересу Алексея к чужому шестилетнему ребенку.

Пока гость был занят, она позвонила мужу. Тот обрадовался и сказал, что немедленно идет домой. Положив трубку, Оксана обнаружила гостя обложенным игрушками и мастерившим из куска картона мишень — они с Павликом решили пострелять из самодельного пистолета. Она поставила кипятиться чайник и отправилась на балкон развешивать белье.

В разгар стрельбища, когда снайперы приканчивали третью мишень, появился Дима, нагруженный тортом, двухкилограммовым пакетом яблок и бутылкой красного вина.

— Привет, борода! — поднялся ему навстречу Алексей. — Сколько зим!.. А ты, смотрю, так и не побрился за восемь лет!

— Да все руки не доходят, — весело басил Димка, здороваясь с другом.

— А вино откуда? — удивилась Оксана. — Или ты с самого утра очередь занимал?

— Места знать надо. В буфете спросил, по знакомству, у них всегда заначка есть.

Павлик прыгал вокруг, хвастаясь своими успехами в стрельбе. Оксана велела ему убирать игрушки и стала расставлять складной столик для праздничной трапезы.

Пока она накрывала на стол, мужчины наскоро обменялись основными новостями. Алексей работал в Иркутске, в институте биологии, сюда приехал в отпуск и заодно — проводить сестру, которая в этом году окончила школу и подала документы на физфак университета.

Наконец, уселись, откупорили бутылку.

— Ну, за встречу?

— Поехали.

Павлик пригубливал вино, налитое ему на дно рюмочки, демонстративно морщился и громко крякал. Он был доволен, что его не прогоняют.

— Как тебе Новосибирск? — спросил Дима. — Ты ведь здесь впервые?

— Да, сколько собирался приехать... А что, неплохо тут у вас. Города я пока не видел. А в Академгородке мне понравилось. Народ веселый, праздники справляет, меня и то окрестили в честь Ивана Купалы...

— Разве у вас такого нет?

— Не знаю, может, у студентов и есть, но я давно не был в районе общаг. Кстати, поразился, какие здесь общежития. Ты мне писал, но я сомневался, что так здорово. Теперь сам убедился. Это ведь тоже общага у вас?

— Да, только для сотрудников.

— Хорошо, — огляделся Алексей. — Считай, квартира. Две комнаты. И телефон.

— Телефон Оксане профком выбил. Особый случай.

— Любопытно. Что за случай?

Дмитрий замялся, но Оксана пояснила с неловкой улыбкой:

— Это потому что я — инвалид. Вторая группа ажно.

— Да? — Алексей нахмурился. — А... что?

— Ревматоидный артрит, — Оксана продемонстрировала изуродованную руку. — Суставы того... "Несмазанный Буратино", я так это называю.

— Как же так получилось?

— После родов, — вполголоса сказал Дима, покосившись на сына. Тот баловался с дырявой мишенью, пытаясь сделать из нее маску. — Говорят, часто бывает.

— Я тоже такое слышал, — кивнул Алексей. — От этого не легче.

— Именно, — вздохнул Дима. — Сейчас ничего, а было год назад совсем худо. И до этого тоже. Пашку то и дело к своим в Саратов вожу. Они теперь там живут, я писал тебе, вроде.

— Угу, — Алексей рассматривал на просвет бокал. — Хорошее вино, — заметил он. — Видишь, потеки оставляет на стекле. А какие перспективы? — спросил он после паузы.

— Никаких, — хмыкнула Оксана. — Говорят, неизлечимо и мало исследовано.

— Да уж...

— А твое здоровье как? — спросил Дима. — Как спина?

— Да так же, — поморщился Алексей. — С переменным успехом. Вот, перед отъездом аккурат прихватило, еле на полку залез в поезде, думал, сдохну по дороге. Утром проснулся под Красноярском — как новенький. Удивительно, давно так себя не чувствовал. И до сих пор. Живи и радуйся.

— Может, тебе здесь климат?

— Может.

— Перебирайся. Работа есть.

— Нет, — покачал головой Алексей. — Куда я... Там мать одна останется. Да и работа неплохая, коллектив классный подобрался. И потом, — он затаенно улыбнулся. — Байкал меня не отпустит. Крепко вцепился в душу, лапы когтистые у него. Не оторваться теперь. Чем дальше, тем сильнее увязаю. Веришь: уехал на неделю, а чувство — будто год дома не был. Хорошо здесь, но — чужое все. Ревнивый он, батька Байкал.

— А сестру как отпустил?

— Ну, она молодая, привыкнет. Ты вон привык же.

— Я — дело другое, — усмехнулся Дима. — Я на Байкале почти не был, только на первом-втором курсе. А потом здесь — то практика, то командировки. Потом Ксанку встретил...

От воспоминаний мужчины перешли к обсуждению научных проблем, с них — на политику. Распили запасенную с прошлого месяца бутылку водки. Павлик освоился с "дядей Лешей", под конец даже забрался к нему на колени. Дмитрий хотел оставить Алексея ночевать, но тот отказался и в половине девятого засобирался в гостиницу: мол, дама должна позвонить. Друзья посмеялись по поводу его предприимчивости, и Дмитрий пошел проводить его на остановку автобуса. Оксана уложила спать сына и стала убирать со стола.

Пока Алексей был у них, ее не покидало ощущение, будто она видела раньше этого человека, слышала его голос. Мимика, интонации, манеры — все было смутно знакомым... И лишь когда он ушел, а Оксана, укладывая сына, запела их любимую песню про Алешу, "в Болгарии русского солдата", она вспомнила себя маленькую, семи или восьми лет. Такой же летний вечер, и мама с отчимом поют "Алешу", а она делает вид, что ей все равно, и отворачивается, потому что на самом деле ей далеко не все равно, на душе становится щемяще сладко, и глаза вот-вот намокнут от непрошенных слез. Одна из них упала на руку. Оксана вздрогнула и посмотрела на сына, но он уже спал.

"Паша", — прошептала она и шмыгнула носом. Отчим, ближе которого, думалось, нет и не будет на свете человека, погиб в аварии, когда она заканчивала десятый класс. И Алексей неуловимо напомнил его.

Оксана вздохнула, вытерла слезы. И вполголоса, теперь для одной себя, продолжила песню:

— И сердцу по-прежнему горько, по-прежнему го-орько...

5

Саша открыла глаза, но сразу зажмурилась и для верности отвернулась. При ярком утреннем свете рассматривать то, что наверху, было еще страшнее, чем в темноте. И не надо, мало ли что увидишь? Лучше не знать. Жить-то здесь три недели с лишним. Стоп, почему три? Первый экзамен восемнадцатого, оценки на другой день, и двадцатого она с чувством исполненного долга едет домой. Итого одиннадцать дней.

Развеселившись от этих подсчетов, она вскочила было, но тут же повалилась обратно, схватившись за голову.

— Здорово ушиблась? — сочувственно спросила сверху Олеся. — Я тоже ночью встала в туалет, так чуть не рухнула.

— Да ничего, — неуверенно сказала Саша, потирая макушку. — Вроде, жить буду.

— Вставайте, девчонки, — раздался голос Оли. — Чайник сейчас закипит.

— Есть у кого открывашка для консервов? — спросила Надя, подойдя к мамонту. В руке у нее Саша заметила баночку с аппетитной наклейкой. — У меня тюлька в томате есть, а открыть нечем.

— Да ладно тебе, ножом откупорим, — сказала Оля.

— Зачем же так издеваться над консервами и над ножом, — возразила Олеся. Перед Сашиным лицом появилась ее нога. — Саша, осторожнее, я слезаю, — предупредила она. — У меня есть открывашка, сейчас достану.

Саша подождала, пока она сползет на пол, и выбралась сама, низко пригибая ноющую голову.

Начался второй день новой жизни.

— Ох, какие у тебя волосы шикарные! — восхищенно воскликнула Надя, увидев Сашину распущенную косу.

Саша засмущалась, хотя комплимент был заслуженный. Ее грива — волнистая, темно-русая с золотистым отливом — плотно покрывала спину и заканчивалась значительно ниже пояса.

— Чем ты их моешь?

— Да чем придется.

— Наверное, прически всякие делаешь? — спросила Оля, резавшая хлеб.

— Да нет... что из них сделаешь. Я и не умею. Косу только. Или две.

— Только косы?! — изумилась Надя. — Да я, имей такое богатство, от зеркала бы не отходила! Каждый день бы что-нибудь сочиняла новенькое. А тебе, кстати, коса не идет. С челкой было бы лучше.

Саша промолчала. Не станешь же признаваться, что и сама бы рада завести челку. Но мама категорически запрещает дотрагиваться до волос ножницами. Концы подравнивать — целое дело, а о парикмахерских и речи нет. Считается, что челка мало того, что уменьшит толщину косы, так еще и вид Сашин испортит, упростит, закроет ее высокий лоб. Разные у них с мамой понятия о красоте. Но Саша привыкла слушаться. Потом, как знать, может, мама права.

Завтракать Саше и Олесе пришлось стоя, за узеньким подоконником вместо стола. Надя с Олей устроились удобнее, на Олиной койке, рядышком, поставив перед собой один из стульев. Второй они оставили соседкам, но те отказались садиться на чужую кровать и предпочли стоять, а на свободный стул поставили чайник, им было дико видеть его на полу. Оля удивилась их щепетильности, а Надя, как и накануне, стала расписывать порядки студенческой, "общажной" жизни, с которой им предстоит встретиться и — либо привыкнуть, либо...

Олеся слушала с недоверчивой миной, но внимательно. Саша легкомысленно улыбалась, ее это уже не касалось. Сейчас, при свете дня, она совершенно уверилась, что завалит первый же экзамен. Мысль эта слегка царапала самолюбие: здорово было бы, конечно, поступить и тем самым доказать кое-кому кое-что. Да и с мечтой о карьере великого ученого-ядерщика придется расстаться. Однако... В том-то и дело, что — мечты. У других сбываются, а у Саши почти никогда. Напротив, чем ярче мечта, тем меньше будет похожа на нее реальность.

Алексей угодил к самому чаепитию. Познакомился с девушками, стал расспрашивать о делах. Потом Саша попросила у соседей утюг — погладить платье. Гладить на кровати было неудобно, но вариантов не было. "Вот она, общажная жизнь", — подумала Саша, скептически глядя на результаты своего труда. Дома она бы не позволила себе ими удовлетвориться. Но здесь — дело другое. "Одиннадцать дней", — напомнила она себе. И вздохнула: теперь и это кажется долгим. Ну, как-нибудь.

Брат совершенно не разделял ее тревог из-за недоглаженного платья. И всего остального — тоже. Он вообще был необычайно весел и доволен. Может, оттого, что второй день у него не болел позвоночник, с которым он мучился уже семь лет? Или причиной — вчерашняя встреча с женщиной по имени Инга? Саше отчаянно хотелось расспросить его про Ингу, но она не смела. Узнать, куда они сейчас направляются, и то не решалась. Алексей не любил, когда задают много вопросов. А она старательно избегала делать то, чего не любил брат.

6

Когда устала работать, можно наплевать на дела и заняться чем-то другим. Пойти пообедать, скажем. Правда, час назад завтракала. Тогда включить какую-нибудь игрушку, много их развелось.

На экране монитора возник план лабиринта с сундуками. Курносый человечек в кепке резво подбежал к одному из них и стал толкать, освобождая проход.

Да, чтобы отдохнуть от работы, имеется много способов. А как отдохнуть от... жизни? Как там, у Лермонтова: "Я б хотел забыться и заснуть... не мертвым сном могилы... чтоб в груди дремали жизни силы..." Вот так лечь бы и заснуть. На год. Ии на два.

Куда, спрашивается, этот сундук? Забыла... Вчера сообразила, как их в этой пещерке расставить, а теперь забыла. Человечек постоял пару секунд, потом сел, прислонившись к сдвинутому сундуку, надвинул кепку на лоб и закурил. Хорошая идея.

Инга пошарила в столе, похлопала по карманам. Сигарет не было. Она оглядела комнату. Вон они, на подоконнике. Закурив, она уселась у распахнутого окна. Хорошо как... Лето. Днем будет опять жара. А сейчас хорошо. В отпуск бы, бессрочный. Что такое три недели? Пролетели, как не было. Теперь так до самой пенсии жить. Аспирантура еще... Нужна она, эта диссертация? Нужна. Времена, судя по всему, грядут непростые. Так что — надо работать. Но — как? Как заниматься наукой в таком состоянии? Когда она так устала?..

"Ты не имеешь права уставать", — вяло напомнила она себе. В памяти нарисовался образ дочери с фотографии, что висела на стене их комнаты. Сердито смотрела Юлька, гневно даже. Мол, чего это ты, мама, себе позволяешь? Или забыла, что у тебя есть я?!!