А роза упала на лапу азора

Слушаю сообщение на семинаре, все-таки не технарь я, да и английский мой очень узконаправленный. Но кое-что интересное все-таки улавливаю. Оказывается, Алек тоже здесь. Сидит за три ряда впереди меня, суть наискосок. Руки сложил на спинке пустого кресла и подбородком оперся. Мне легко смотреть ему в лицо, но на руки лучше не надо.

Закончился семинар. Нарочно замешкалась, принялась в сумочке рыться. Хочется дождаться, чтоб не встретиться. А он ждет в коридоре. Широко улыбается. Протягивает руку и говорит:

— Привет. Ты завтра свободна вечером? Код двери забыл, давай запишу. Надо обсудить кое-что.

Останавливаюсь возле подоконника, записываю код, протягиваю листочек. Хорошо, что в коридоре неважное освещение, и не видно, как дрожит моя рука.

14 декабря

В субботу ждала Алека. Убралась в квартире по высшему разряду. Купила зачем-то белую розу и поставила в комнате в литровый мерный стакан. Намек? Не настолько я люблю цветы, и не настолько привержена деталям отношений кавалер-дама. Ну да, парочка сенполий у меня на подоконнике цветет.

Когда раздался звонок, по квартирке вовсю уже плавали запахи домашнего жаркого. Проще простого— свинина, болгарский перец, цветная капуста, морковь, зелень, чуть-чуть воды, не переборщить, и в духовку на пару часов. И у плиты стоять не надо. Иной раз послушаешь наших дам, как целый выходной у плиты проводят... И смех, и грех. Чем проще блюдо, тем вкусней.

Алек вошел с холода. Весело улыбнулся теплу и аромату.

— Вкусно у тебя.

— Проходи. Жаркое фирменное будешь?

— Жаркое успеется, -ласково протянул он, и подумалось: "Вот и не сердится за прошлый раз. А я ..."

Он прошел в комнату прямо в носках, да так стремительно, что я и тапочки не успела предложить. И положил на стол сумку.

"Эх, сейчас ноут достанет... а я размечталась".

Почему-то мысль о том, что вечер пройдет в обсуждении последних данных, полученных его аспирантом для нашего будущего проекта не показалась привлекательной сегодня. Роза ли, торчавшая из стакана, тому виной. Плотный овальный венчик ее вызывал у меня странноватые ассоциации. Или запах из кухни... Говорят, нет ничего сексуальнее, чем аромат пирогов или жареного мяса.

Вместо "Азуса" из сумки появились два длинных черных шарфа и парочка цветных пакетиков. Икебана на столе возникла забавная.

— Слушай, а у тебя в пакетиках случаем не капэ нигре, под цвет шарфам,— нервно хихикнула я. Волнение уже успело пробежаться по спине и замереть где-то в местах не столь приятно называемых.

— Что? Что это за капэ нигре?— как будто встрепенулся он.

— Это древний анекдот. Счас расскажу, — заторопилась я, чувствуя, что мы начинаем "зависать", как неделю назад. — В общем, один мужик едет во Францию. А вдова его приятеля просит привезти ему черный капор. Он не слишком искушен во французском и находит в словаре, что капор будет капэ, значит черный — капэ нигре. И не знает, что презерватив тоже вроде капэ. Спрашивает в магазине. Продавщица щебечет:

-Мсье, у нас капэ всех цветов и ароматов. Но никто не спрашивает капэ нигре. Черное делает предмет меньше и тоньше на вид. У вас такой изысканный вкус. Мы сделаем для вас на заказ и даже со скидкой, если вы расскажете...

— Понимаете, вдова моего друга...

Тут продавщица умиленно поднимает глаза

— О, мсье, какой такт...

Алек некоторое время глядел на меня в недоумении, как будто и не слушал. И вдруг, будто до него дошло. Он рухнул на стул и захохотал в голос.

— А может ты и про "тогда медленно и печально" не знаешь... — с гадкой усмешкой тяну я.

— Ник, ты меня уморишь... Не надо... Не знаю... но догадываюсь...

Он распластался на стуле, как медуза. Глядя на него, и я принялась смеяться, опершись на стол. Стакан с розой завалился на бок. Черный шелк вымок...

— А еще я знаю кучу анекдотов про розу в заднице! — заявила я, убегая на кухню принести тряпку. Алек потащил сумку со стола в коридор, опасаясь за участь электронного друга.

Вот и сбили настроение.

— Алек, идем есть жаркое. Пока не остыло...

Жаркое. Яблочное домашнее. Чай. Разговоры о политике, науке и начальстве. Сытый покой. Лучшее — враг хорошего.

— Эх... хорошо... Но надо идти. Маменька ждут-с.... -Ухмыльнулся мой приятель, и в его ухмылке меньше всего было сыновней почтительности.

Он вздохнул. Следом вздохнула я. В коридоре он как-то неловко протянул руку, погладил меня по щеке... Черт... Я не выдержала, положила обе руки ему на шею и влезла языком в рот.

Когда поняла, что он трется о мое бедро, было поздно делать что-нибудь более эффектное и эффективное. Оторвавшись друг от друга, слегка задыхаясь, мы замерли. Я— опираясь спиной на стену, он — ближе к вешалке.

— Алек, а может, останешься? Могли бы, как люди...

Он молча нагнулся, зашнуровать ботинки. Я не решилась упрашивать.

— Пока...

Хлопнула дверь. На столе скукожились намокшие черные тряпки. Роза в стакане понурила голову, стебель надломился прямо под венчиком, надо же.

Ну и ладно. Ну и черт с ним. Маменька ждет-с. Взрослый мужик. За границей не один год провел...

19 декабря

Казалось бы, я получила от судьбы неслыханный подарок: партнера, о котором не смела и мечтать, умного, всегда интересного, привлекательного.

А ведь найти партнера, именно партнера, а не перепих на ночь или альфонса, нелегко, особенно в мои годы, сколько бы ни молодились теледивы, сколько бы ни пищали о молодости в душе, но когда тебе уже сорок три... Хотя, сейчас и для молодых поиск "своей половины" как-то усложнилося. Нет экономического стимула для создания семьи. Дом-работа-телевизор-интенет. Ночные клубы, где в клубах углекислого дыма и светоэффектах не разглядишь и не принюхаешься. И это еще у больших городах, а у нас тут аспиранткам только на работе, да в общаге искать свою пару. Стало быть, я должна быть счастлива...

Должна ... какое идиотское сочетание.

А главное, не могу понять, чего, собственно, от него хочу. Вот они, черные шелковые шарфы лежат на столе. Как-то забрела на БДСМ-сайт. И даже представила себя в роли саба. А господином какого-нибудь стройного юношу, с тонкой талией... Но все эти путы, порка... занятно, но не возбудило. Попробовать один раз, как игру... Но как стиль жизни... хм... А дальше прочитала про то, что саб должен стирать и готовить для господина-госпожи. Тут стало смешно. Вспомнил рассказик сетевой, как женщина заказала себе за деньги раба. Пришел такой (сейчас это в сети называется кавайный, вот, знаю новенькие словечки) юноша, хрупкий, нежный. Она на него посмотрела, подумала и заставила вымыть посуду, начистить картошки, вытряхнуть ковер, вычистить туалет и раковины... А потом сказала:

— Все, можешь идти. Или тебе еще чаевые положены?

Парень, ошарашенный таким приемом, заявил:

— Вам не раб нужен, а домработница.

А я... пластику не делаю, золотые нити под кожу не покупаю, и не крашусь, хорошо еще, что не растолстела, когда зарплату повысили.. Все-таки в бассейн хожу, на лыжах, гимнастику делаю. Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет — это про меня.

Да... чего бы мне хотелось... А ведь знаю...

Хотелось бы — довериться. Так, чтобы не думать, какой жест, какая фраза будет следующей. Отдать себя и ответственность за отношения. Возьмет ли он... Видно же, что не накомандовался Алек. Так сложилось. Матушка суровая. За границей был постдоком. Не слишком свободы у постдоков много. Работая на шефа, можешь искать свое, но не афишируй, а порученное выполняй. Шеф его умер, лаборатория распалась. Приехал на родину, надеялся, видно, на программу для возвращенцев, но...

А мне моей доли ответственности выше крыши. Женщины, семь душ, два мужика моих лет. Каждый со своим норовом амбиций выше крыши. А некоторые еще придут и спросят: — А как вы считаете, этот эксперимент получится... А где гарантия, что этот подход себя оправдает?

По десять раз на дню приходится говорить "Луна твердая". (Есть такой анекдот про Королева, когда решали, каким должен быть спутник для Луны, с расчетом, что он утонет в пыли, или с тем расчетом, что поверхность выдержит. Отец космонавтики заявил, что Луна твердая. Просто так, чтобы уложиться в сроки. Он понимал, что в данном случае риска для людей нет, а ответ на вопрос может быть получен только экспериментально.)

Вот и я говорю с оптимизмом:

— Да все получится! Обязательно! А если не получится, что-нибудь другое придумаем.

Слава богу, у нас уровень ответственности не такой, как скажем, в медицине, где речь идет о жизни и смерти. Хотя, во многих случаях, и в медицине идет эксперимент. И лекарство может оказаться непереносимым именно для этого пациента, и сочетание заболеваний может потребовать нестандартного подхода. Но без риска нет движения вперед. В общем, мера ответственности у меня ровно такая, какую мой организм способен нести. И даже этой ответственности за работу маленького коллектива многовато мне. В душе я — кустарь одиночка без мотора. Но так сложилось. Мой старый учитель ни на кого не мог оставить лабу. Все, кто моих лет, уехали, когда перестройка ударила по науке. Кто-то должен держать уровень. Открывать для молодых форточку в мир науки. И ждать — вдруг из молодежи, которая все-таки приходит, не пугаясь наших проблем с оборудованием, реактивами, — вырастет тот или та, кто продолжит. Еще есть время, еще на пенсию не завтра. Еще я могу нести свой малый груз...

А с Алеком... хотелось бы... ни за что не отвечать. Пусть он, если ему хочется... Пусть все идет как идет...

И пусть неизвестность... Именно она меня и заводит. На работе — уж точно. За что я ее, свою работу люблю... — за то, что всякий раз, планируя эксперимент, не знаешь ответа, потому что хотя иногда удается угадать, куда чаще природа дарит неожиданность...

Пусть... Не знаю, да и не спешу узнать, чего хочет Алек...Пусть... Не те годы, не то время, чтобы мечтать о "романтике", но...

И дело не в том, что меня одолело одиночество. Его, одиночество, в какой-то степени люблю. На работе целый день с людьми, то один вопрос, то другой. И не только рабочие. Сотрудница заболела — нужно посмотреть в сети, какие лекарства, все рассказать, врачи часто ленятся это делать, или у них время ограничено, или привыкли, что пациент должен выполнять, не рассуждая... Кому-то надо отпроситься понянчить внука, кому-то срочно помочь связаться с коллегами в столице, по пять штук разных отчетов в конце года, переписка с редакциями... С аспирантами надо разговаривать, подробно и тщательно, чтоб учились самостоятельно планировать, мыслишь пошире. За день иной раз наговоришься так, что в горле сохнет, и в голове каша от разнородных потоков информации. Но я люблю свою работу, хотя и понимаю, что уровень моей успешности средний. Мне никогда не печататься в Nature, не блистать на международных конгрессах. Но в своей узкой области знаю все, что известно современной науке, и льщу себя надеждой, что наши работы — там, по крайней мере — востребованы (потому что приходят запросы, потому что цитируют и приглашают в рецензенты и тематические сборники). Это там. А у нас мы одни по нашей теме.

Вот. Начала про лямур, а опять за науку. Да... что же меня тормозит...

Не хочется быть смешной... Каждый раз кажется, что я смешная. Впрочем, человек в сексе чаще всего смешон. Наверное, у меня все-таки что-то не так с гормонами. Порно не возбуждает, а чисто поржать... Поэтому и не смотрю... Эти пых-пых, эти стоны, эти ... в общем ржунемагу...

И это при том, что там молодые тела в основном...

Можно себе представить, как смешны мы...

Не скульптура Родена, однозначно...

21 декабря

Посмотри — на моей ладони...

впрочем, оно все равно невидимое, невесомое, без запаха и вкуса,

неподвижное, остается на месте как клубника безусая

( а усатой — сладко уползать с грядки маленькими розетками,

пока рачительный хозяин не обрежет)

но все-таки — посмотри... вдруг ты умеешь видеть сердцем...

оно — для тебя

23 декабря

Когда вы в последний раз видели снежинку? Не на открытке, не в рекламе, не на фантике от конфеты. Настоящую. Такую маленькую, хрупкую, пусть не совсем целую, с обломанным лучом?

Cнег бывает разный. Тяжелые слипающиеся хлопья, острые морозные иголочки, мелкие шарики— крупинки. Говорят, у северных народов несколько десятков слов, для каждого вида снега свое.

Счастливое сытое детство. Черная цигейковая шубка и темно-коричневые варежки с красной полоской у запястья. Снежинка тихонько ложится на варежку, ее удается рассмотреть до того, пока она не превратиться в капельку. Еще одна, с другим узором, еще и еще... Снег становится все гуще, густые хлопья облепляют шубку, шапку. Мама выходит из магазина с покупками:

— Пойдем скорее, нам еще ужин готовить.

— Мама, а почему снежинки такие красивые? А почему так недолго?

— Это цветы Снежной королевы, — улыбается мама, — и ты можешь их нарисовать или вырезать из бумаги.

Я пробую рисовать. На черной бумаге белой краской. Мама хвалит, говорит, что рисунок надо послать бабушке в письме, к Новому году. Я радуюсь. Но понимаю: Это совсем не снежинки. Это что-то вроде белых фигурных звездочек из бумаги, которые мы вырезаем всем классом, чтобы развесить на окнах к празднику. Толстые, немного лохматые, похожие на растрепанные астры. Или "снежки". На нитку нацепляют кусочки ваты, и украшают ими зал.

Cнежинки. Хрупкие, как воспоминание. Потому что воспоминания слишком часто далеки от того, что было на самом деле.

А теперь нечасто удается посмотреть на снежинку. Спешка, все бегом. Но может быть еще удастся.

4 января

Веточки яблонь в снегу похожи на хворост в сахарной пудре. Такое печенье. Яблони отец сам посадил во дворе пятиэтажки. Смеялся:

— Дачи мне мало...

Яблоки на них вырастают не каждый год, кислые, даже в шарлотку не годны. Но весной белая дымка, красиво.

Мы с сестрой тихонько режем салаты на кухне. Пахнет жаревом, мандаринами и чуть-чуть хвоей. Потому что на столе новогодний букет.

Сестра хвалится:

— Мы ездили в лесхоз за ветками, а потом дети из нашего кружка делали эти букеты. Подставки из глины с керамического завода по дешевке, свечки, сухие цветы, летом сами сушили, шишки. Желуди. И была у нас в музее новогодняя выставка. Многим понравилась. Елки настоящие жаль. А пластик китайский, пластик и есть. Теперь уже все икебаны эти раздали, пусть дети не только себе домой. Но и подарят знакомым, друзьям. Чтоб почувствовали радость дарить. А еще у нас выставка старых елочных игрушек. Можем пойти посмотреть, если ты останешься подольше. Я и наша туда унесла.

— А отец не ворчал? Мол, о матери память...

-Да я ему не сказала. Мы их с антресоли уж сколько лет не доставали. Что память? Мать и так каждый день вспоминаем, что делала, да что говорила... Знаешь... Мне иногда жутко от того, что вещи настолько живучее людей. Музей вот... а дома... Да хоть стол этот... Как представлю себе, что мать на нем так же, как мы сейчас, салат резала....

Сестра вздохнула. И взяла новую картофелину...