Доспех

Иероним спустился с коня, приторочил к седлу щит, снял шлем. Пошатываясь, отправился бродить среди тел. Тиссель бинтовал руку Дорка, Клод, изредка поглядывая на барона, принялся обыскивать трупы, Шон безучастно наблюдал за этим, тяжело опираясь на молот. Йеро выдернул из трупа фамильный меч, вытер о плащ мертвеца. Клинок выщерблен, но цел. Присев, парень стащил с трупа глухой шлем. Лицо застыло в посмертной маске ужаса — вот и третий из сыновей тан-Литца. Очнувшийся Шон принялся помогать Клоду стаскивать трофеи в одну кучу, Санчо пытался поймать лошадей, Болдер ворочал трупы, как всегда молча.

— Вам бы тоже хлебнуть, ваша светлость, — оказавшийся рядом Тиссель протянул флягу, — полегчает.

Иероним послушно отхлебнул, задохнувшись от крепости, закашлялся, смахивая выступившие слезы. Стоя над трупом старого Герарда, он пытался найти в душе хоть какие-то чувства. Радость победы? Удовлетворение от свершившейся мести? Ненависть? Нет, пустота. И вроде лежит перед ним благородный человек, равный по происхождению, хоть и из другой ветви детей Спасителя, и негоже оставлять его душу без отходной молитвы, а тело без погребения... Но молиться за этого безбожника, колдовством убившего отца?

— Гори в аду! — сплюнул Иероним.

И вскрикнул от неожиданности, потому что из левого наруча вдруг ударила струя огня, мгновенно превратившая мертвую плоть в пепел, а роскошный доспех в кусок спекшегося железа. Иеро отпрыгнул в сторону, пытаясь стряхнуть искры со штанов и сапог.

Когда все трофеи были навьючены на пойманых лошадей, а трупы стащены в одну кучу, Иероним решился на эксперимент. Направив левую руку на гору тел, он отчетливо произнес: "Гори!". Как это звучит на божественном, Йеро не знал, но получилось и так. Вырвавшийся из руки сгусток пламени достиг цели, взметнувшись ввысь огненным столбом. Когда пламя утихло, от тел остался лишь пепел. Бойцы смотрели на своего господина с ужасом и восторгом.

* * *

* * *

**

— Ты просто обязан это сделать! — Коннар взмахнул куриной ножкой, забрызгав жиром сидящего рядом Хорста, — доведи же конца начатое! Замок беззащитен, ты возьмешь его играючи, присоединив к своим землям владения Литца.

— И как на это посмотрит герцог Архбургский?

— А так и посмотрит. Ему проще утвердить хозяином того, кто уже владеет замком, тем более, что род уничтожен, верно я говорю?

Болдер молча кивнул. Они все были здесь, празднуя победу за одним столом с господином — и Шон, и Дорк, с перевязанным плечом, и остальные. Йеро щедро разделил добычу с соратниками. Чуть улыбнулся, вспомнив, как лучник размахивал руками, живописуя битву перед слугами и бойцами гарнизона, ежеминутно поправляя наборный пояс, принадлежавший раньше Максимилиану тай-Литц. Молодые служанки млели, а парни завидовали, проклиная себя за нерешительность.

— У нас людей не хватит, такую территорию удерживать.

— Хватит. Ребята поправятся, да и еще наберем, обучим, — Хорст пригубил из кубка, — за вами теперь многие пойдут. — и, спохватившись, добавил, — ваша светлость.

Утром Йеро с трудом встал с кровати — болело все: каждая мышца, каждая связка, даже, почему-то, челюсть. Болела от выпитого вчера голова, но больше всего болела душа. Сейчас Йеро казался себе особенно жалким и слабым. Воспоминания о вчерашней силе, вчерашнем триумфе, делали эту слабость особенно очевидной. Без доспеха, этого творения Сатаны, сам Иероним всего лишь жалкий слабак. Размазня, не способная бороться с искушением, ничуть не лучше старого барона тан-Литц, лишь еще один кусок дерьма в этом дерьмовом мире. Одолела такая тоска, что впору петлю на шею ладить. "Самоубийство — грех" — напомнил он себе — "выход для слабаков. Ты и есть слабак, достойный лишь того, чтобы уйти в грязь, из которой когда-то и был создан, но люди, которые тебе поверили, которые пошли за тобой — в чем виноваты они? Так что подбери сопли и делай что должен".

Неприязненно взглянув на доспех, Йеро принялся одеваться.

До замка Литц добрались к полудню. Людей за спиной прибавилось. К пятерым "драбантам" (Дорк, хоть и раненый, поехал все равно), присоединились и бойцы дружины с Хорстом во главе. Не все, конечно, те, кто не мог сражаться, как и Коннар остались в замке.

Защитники пытались храбриться, даже пустили несколько стрел, но после того, как огненный шар выбил ворота, склонились перед новым господином. Лишь в главном зале какой-то юнец в слишком большом, не по размеру доспехе, попытался бросться на Йеро с мечом. Тело среагировало само, и лишь в последний миг тот опомнился, повернул клинок, ударил плашмя. Глядя на отлетевший глухой шлем, рассыпавшиеся по камню черные локоны, укорил себя за забывчивость — не бастард, не младший сын, у барона герарда тай-Литц была еще и дочь. Как же ее зовут? Кажется, Анита.

Во, это управляющий, кастелян, значит, — Борк держал за шиворот какого-то невзрачного типа, — говорит, что ничего не знает про сокровищницу. Врет, собака.

— А это кто? — Санчо обратил внимание на зашевелившуюся девушку, — никак девчонка? И в доспехе, прости Господи.

— А это благородная госпожа Анита тан-Литц, — вежливо поклонился Иероним.

— Наследница, значит, — просипел Хорст, — может ее того?..

— Не трогать! — осадил его Йер, — заприте в комнате, я позже ей займусь.

— Это верно, ваша светлость, — так, чтобы услышал только Иероним, произнес Тиссель, — девочка последняя наследница, и сделав ее своей женой вы становитесь законным хозяином всех земель и владений.

— Издеваешься? — возмутился тот, — она же еще младше Коннара, ей и пятнадцати, наверное, еще нет!

— Крестьянки выходят замуж и раньше — старик пожал плечами, — а за хорошее пожертвование любой священник закроет глаза на слишком юный возраст.

— Впрочем, я о другом, — сменил он тему, — алхимик, служивший барону, сбежал. Могу я занять его лабораторию? Будет любопытно там покопаться.

— Конечно, мастер, она ваша, — кивнул Йеро, — расскажите, если найдете что-то интересное.

До позднего вечера осматривали замок, искали и взламывали сокровищницу, пересчитывали припасы, пытаясь разобраться в записях прошлого хозяина. Кастелян безучастно наблюдал за пришлыми покачиваясь в петле. И чем дальше, тем больше чудилась Йеро насмешка в мертвых глазах. В общем, утомленный делами, про наследницу Иероним так и не вспомнил. А по утру выяснилось, что она сбежала. Санчо что-то виновато бубнил про потайной ход, прошедший ночью дождь, но Йеро все равно напялил доспех, потащился с охотником за стены, но помочь все равно ничем не смог. Снова навалилась усталость и апатия. Собственная никчемность чувствовалась особенно остро, терзая душу. И не было рядом вспыльчивого Коннара, чтобы отвлечь беседой, а Тиссель все пропадал в лаборатории, не выйдя даже к обеду. Мрачное настроение господина не улучшил и Хорст с докладом: группа дружинников, что отправилась в Лесную утверждать власть нового господина перебита, а головы их торчат на кольях вокруг деревни. Лишь одного бойца, изуродовав страшно, отправили назад в замок. Но хоть и выжгли ему глаза, говорит, что видел до того в деревне молодую девку, которую называли госпожой.

Иероним досадливо поморщился. Утверждать власть господина они поехали! Без приказа, кстати. Пограбить, да девок попортить, вернее сказать будет. И поделом бы, но Хорст прав — нельзя такое спускать. Да и Анита, опять же, если калеке не почудилось. Что ж, вот и повод отвлечься.

Пламя плясало в глазах молодого барона гун-Берклау, волчий оскал скрывала маска странного шлема. Душа ликовала. О как надменны были эти никчемные пахари, возомнившие себя воинами, почувствовавшие кровь. Как униженно ползали они потом в грязи, моля о пощаде! Как забавно корчились наиболее ретивые, сгорая заживо! Как красиво смотрелось пламя горящих изб на черноте небосклона! Вопли, мольбы и плач сливались в прекрасную симфонию. О, конечно же мудрый правитель Иероним гун-Берклау явил милосердие, не став уничтожать всю деревню и ограничившись лишь зачинщиками. Ну, почти ограничившись, но пусть радуются, что вообще остались живы! А девчонку так и не нашли. Лесники кричали под пытками, но указать, куда ушла черноволосая так и не смогли.

Девчонка превратилась в призрака, видение. То ее видели в Лесной, то на старой пасеке, то в охотничьем домике. Иероним скакал туда, чтобы обнаружить в лучшем случае лишь следы чьего-то присутствия.

Иероним так и остался жить в замке Литц — дорога в Архбург требовала присмотра, да и новых подданных тоже следовало держать в узде, напоминая, кто тут хозяин. С Коннаром, что взял на себя заботы о замке Берклау, виделись редко, чаще по делу. Да и причитания его успели достать до самых печонок. Да, доспех, да, богомерзкий, а куда без него-то? Хватит Йеро и собственных терзаний после каждого применения.

Впрочем, заметил Иероним, что когда носишь доспех, даже не призывая на помощь демонов, душевные терзания отступают. Вот и старался пореже снимать чудо-броню, чтобы не ощущать собственной никчемности и бессилия — поражал на тренировках новобранцев силой и скоростью, выслеживал разбойников, проверял заставы. Только ночью демоны брали свое, насылая кошмары, заставляя вспоминать каждую каплю пролитой крови. Оттого и спал молодой барон мало, а по утрам бывал зол и раздражителен. Слуги боялись, лишь верные "драбанты" могли подойти к сеньору с любым вопросом не опасаясь наказания. Все они теперь людьми стали весьма обеспеченными, но службу не покидали. Шон иногда еще стучал молотом, правил оружье, а Санчес мог днями пропадать в лесу, но они все равно были личной дружиной барона, его охраной, его ближниками. Они следили за порядком, они приносили новости. Тот же Клод рассказал и о виденном возле Камышовки огромном волке и о странных огнях на болоте, и о новой девушке Коннара, которую никто не видел, только сплетничали. У самого их то ли три, то ли четыре, вот и мотается между замками, разносит слухи.

Сам Иероним уже почти успокоился. Дружину набрали, пошлины с купцов собирать начали, крестьян под свою руку взяли. Даже об Аните забывать стал — погибла, небось, давно. Что она одна в зимнем лесу сделать сможет? А по весне можно будет и ко двору герцогскому предстать, подарки вручить, присягу принести, да о землях похлопотать, а может быть, и жену себе присмотреть.

— Беда, сеньор! — Санчес вломился в трапезную запыхавшийся, в грязном плаще, — в Лесной монахи, с отрядом!

— Какие именно? — сердце сжалось, но господин не должен проявлять трусости перед подданными.

— Да не знаю я! Что я в них, разбираюсь? Монах важный такой, да солдат с ним десяток, все в броне.

— Плащ какой? — нетерпеливо уточнил Йеро.

— Белый.

— Да понятно, что белый! Окантовка там какая, рисунок?

— Окантовка? Черная, а рисунок... — Санчо задумался.

— Весы, — прервал его барон, — Габалары, значит, судьи. И с заставы никто не доложил, предатели.

— Что делать-то будем? — Дорк запустил пальцы в шевелюру.

— Валить отсюда надо, — внес предложение Клод, — с боевыми монахами нам не сладить.

— Монах всего один, — неуверенно заметил Санчо, — а воины... Если все вместе, то можем и сдюжить.

— Против монахов никто не пойдет, — мрачно бросил Йеро, — да и вам-то зачем рисковать? По мою душу явились.

— Полагаю, меня поведут на костер сразу за вами, — Тиссель меланхолично почесал кончик носа, да и остальные давно уже в прислужниках дьявола числятся.

— Мы вас не бросим, сеньор! — Шон грохнул по столу огромным кулачищем. Остальные закивали, поддерживая лидера.

— Тогда по коням! Едем в Берклау, совет держать.

В спальню Коннара он ворвался попросту снеся дверь с петель — не до церемоний.

— Кон, вставай! У нас пробле... — и осекся, наткнувшись на испуганный взгляд черных глаз.

Коннар вскочил, рванув со стены меч, пальцы замерли на рукояти, но обнажать не стал. Замер, заслонив собой ложе.

— Вот, значит, как... — протянул Иероним, — уж не чаял увидеть вас живой, леди.

— Я ее в охотничьем домике нашел, — Коннар не двинулся с места, — замерзшая вся, голодная. Не смог я, понимаешь? Мы любим друг друга.

— А вот она смогла, — Йеро тоже не шевелился, — навела на нас монахов. Отряд габаларов сейчас в Лесной.

— Так, может быть, это и к лучшему? Сними этот проклятый доспех, покайся, спаси хотя бы душу.

— Значит, идея была общая. Спасибо, братец. От тебя не ожидал. На мое место хочешь? Для того и девчонку у себя спрятал?

— Дурак! — Коннар все-таки выпустил рукоять, — я о тебе забочусь! Посмотри, во что ты превратился! Ты же и сам хотел стать монахом, святым воином, а теперь? Ты зовешь меня убивать слуг Господа?

— Нет, уже не зову. Может быть, ты и сумеешь пройти Испытание Крови. Будьте счастливы, — Иероним развернулся к двери у которой замерли его гвардейцы.

— Тебе не победить, Йер! — в голосе младшего брата звучала настоящая боль, — даже если ты победишь, придут другие. Тебе все равно придется бежать.

— Конечно, братишка, — печально улыбнулся Иероним гун-Берклау. Улыбка закаменела, а затем превратилась в оскал: — Но сначала я проверю, так ли хороши эти боевые монахи, как о них рассказывают!

Щелкнул шлем, опускаясь на плечи. Кровавый Рыцарь снова шел в бой.