Любим и подписываемся

— Да, — ответил Сява.

— Нет, — ответила Баффи.

Они еще раз переглянулись, Сява сказал:

— Это не тот престол.

Баффи сказала:

— Это иносказание.

— Ебена мать, — сказал Эйс. — Давайте без иносказаний. Суждено ли моему брату Шоддому стать царьком этого города?

Оба демона отрицательно помотали головой.

— Спасибо, — сказал Эйс. — Все, операция отменяется.

— Какого хера? — воскликнул Балазарий. — Тогда бабло отдавай!

— Хер тебе, а не бабло, — сказал Эйс. — Обстоятельства непреодолимой силы.

— Какой еще непреодолимой силы?! — возмутился Балазарий. — Два чудика напророчили какую-то херню — это не непреодолимая сила! Все идет по плану!

Произнося эти слова, он сошел со своего места, как бы случайно сблизился с лысым демоном и вдруг внезапно пырнул его мечом в брюхо.

— Ах ты пидор! — сказал демон, согнулся и завалился на бок без чувств, а из брюха текла кровь.

— Ну ни хера себе! — воскликнула девица Баффи. — Глядите, дорогие мои зрители! Не забываем любить и подписываться! Какой первобытный зверь, какой зверь!

— Да один хер помирать! — воскликнул Балазарий, взмахнул мечом и рубанул Баффи по шее наотмашь.

Меч прошел шею насквозь, не встретив сопротивления. Балазария качнуло.

— Ах, какой зверь! — повторила Баффи. — Примитивные люди подобны котлам, в них кипят первобытные эмоции! Цивилизованному человеку без защиты и дня не прожить в этом времени. А такому дураку, как Сява, не прожить и часа. Однако пора его спасать.

Она нагнулась над поверженным Сявой и принялась колдовать. Балазарий еще раз рубанул ее по шее, но единственным результатом стало то, что Баффи ему сказала:

— Заколебал, дурень.

Эйс подумал-подумал и решил попробовать. Вынул из кармана свинчатку, размахнулся и запустил демонице в висок со всей дури. Пролетело голову насквозь, она даже не заметила.

— А ты опасный тип, — сказал Балазарий.

— Иначе нельзя, — сказал Эйс. — В окружении пророка должен быть хотя бы один опасный человек, иначе беда.

— Тем не менее, договор остается в силе. — сказал Балазарий. — В этом городе есть только одно обстоятельство непреодолимой силы — оккупационная армия. Попробуешь меня кинуть — всю вашу компанию повешу или вообще на крестах распну!

Баффи подняла голову и заулыбалась.

— Вы слышали, дорогие мои зрители? — обратилась она непонятно к кому. — Вот так и творится история! Любите и подписывайтесь! Оставайтесь на канале и узнайте, чем все кончится! Окажется ли Шоддом на царьковом троне? Или ему суждена мученическая гибель? Вы все узнаете в свое время!

— Погоди, — сказал Эйс. — Получается, будущее таки не предопределено полностью?

— Разумеется, — сказала Баффи. — Будущее никогда не предопределено полностью, даже в черной дыре.

— Да что ты мне голову морочишь?! — возмутился Эйс.

Баффи оставила его возмущение без внимания. Погляделась в зеркало и сказала:

— А на сегодня всё. Всем чмоки-чмоки!

Она сделала вид, будто целует собственное отражение в колдовском зеркале, а потом перестала гримасничать, сделала нормальное лицо, а палка с зеркалом у нее складная! Там какой-то хитрый механизм, она его сложила, убрала зеркальце, наклонилась над Сявой, произнесла что-то непонятное насчет спасения, оба демона замерцали и пропали без следа, а вихрей в этот раз не было.

— Чертовщина какая-то, — резюмировал Эйс.

Развернулся и пошел прочь, не оглядываясь. Вспомнил, что забыл свинчатку, но решил не возвращаться, ну ее к чертям.

* * *

Шоддом ничего не знал ни про демона Сяву Энтерита, ни про демоницу Баффи Шпанову. Он не смог ни соотнести их ни с одной из надмировых или подмировых сил, ни узнать о них что-нибудь осмысленное от этих самых сил. Сожрал Шоддом волшебный гриб, провел медитацию, открылись врата верхнего мира и врата нижнего мира, но не принесла медитация никаких новых сведений, вернулся Шоддом в обычный мир ни с чем. И сказал так:

— Сдается мне, пора убираться из этого города.

— А как же монеты? — спросил его Эйс. — Вернуть жалко, да и неудобно, а зажать и не вернуть — сам говорил, что за такие дела демоны душу сожрут только так.

— Могут сожрать, — кивнул Шоддом. — А могут не сожрать, тут не угадаешь. Я думаю, все же надо зажать.

— Когда сядешь на трон, тридцать серебряных монет станут для тебя мелочью, — подала голос Римма Дамиана.

— Заткнись, сосуд греха, когда люди беседуют, — сказал ей Эйс.

Он терпеть не мог, когда бабы включаются в разговоры мужей не чтобы ответить на заданный вопрос, а просто так, потому что захотелось языком поболтать. Эйс полагал, что женщина должна знать свое место, а рот пусть открывает только когда кто-то что-то спросил. А Шоддом свою бабу разбаловал, имеет право, но все равно нехорошо.

— Я не сяду на трон, — сказал Шоддом. — Я так полагаю, случившееся суть знамение. Кем бы ни были те потусторонние сущности, они ясно сказали, что существует пророчество, что на троне мне не сидеть.

— Демоны противоречили друг другу в деталях, — напомнил Эйс.

— Это противоречие легко разрешается, — сказал Шоддом. — Очевидно, я сяду на какой-то другой трон. Так какого, спрашивается, хера мутить дела именно в том городе, где случилось неблагоприятное знамение? Пойдем в Дагобад или в Сиус или куда-нибудь еще, где плохого знамения не случилось.

— Зато здесь все остальное хорошо складывается, — сказал Эйс.

— Кроме дурного пророчества, — уточнил Шоддом.

— Демоны говорили, что напророченное не имеет абсолютной силы, — сказал Эйс. — Будущее можно изменить.

— Можно, — кивнул Шоддом. — Но реально оно навряд ли изменится. Таково общее свойство всех пророчеств, в них нет ничего обязывающего, любой их участник мог бы изменить любую их часть как угодно, но никогда так не сделает потому что не суждено. С этим пророчеством, думаю, будет так же.

Дамиана кашлянула, с опаской поглядела на Эйса и подвинулась в такое положение, чтобы труднее было достать ее по башке. И сказала:

— Если будущее предопределено, то эта наша беседа тоже предопределена. Шоддом откажется от трона и тем самым поможет пророчеству сбыться.

— Или не откажусь, буду казнен и тоже помогу пророчеству сбыться, — сказал Шоддом. — Такова природа пророчеств, никогда не угадаешь, как они повернутся. По-любому, я решил. Собираемся и покидаем город. Прямо сейчас!

— До заката не успеем, — сказал Эйс.

— Тридцать пять монет откроют любую дверь, — сказал Шоддом.

— Думаю, хватит и тридцати, — сказал Хулуд. Подумал и добавил: — Так что, мне больше не нужно разыгрывать то представление?

— Похоже на то, — согласился Эйс.

— Отлично, — сказал Хулуд. — Не по нраву мне быть предателем, пусть даже понарошку.

— Ладно, решили, — сказал Эйс. — Эй, ребята, собирайте вещи, мы уходим!

Неожиданно подала голос Римма Эйсова.

— Я с вами не пойду, — заявила она.

— Почему? — удивился Эйс.

— Ты говорил, что Балазарий обещал нас всех распять на крестах, если мы его обманем, — сказала Римма. — А я не хочу, чтобы меня распяли на кресте, я жить хочу.

— Балазарий ничего не узнает, — сказал Эйс. — Было пророчество, что Шоддом сядет на престол, так что все у нас получится отлично.

— А в том пророчестве было сказано, что жена его брата останется жива, когда все получится отлично? — спросила Римма.

Слово "жена" резануло слух, но возмущаться этим конкретным словом прямо сейчас неуместно, а эта сука хитрожопая так и задумала, однозначно.

— Нет, такого в пророчестве не было, — признался Эйс.

— Тогда я не пойду с вами, — сказала Римма. — У меня дурное предчувствие. По мне лучше в рабство продаться, чем на кресте висеть.

— Думаешь, тебя в бляди возьмут? — удивился Эйс.

— В бляди не в бляди, но в уборщицы точно возьмут, — сказала Римма.

Дамиана подошла к Шоддому, обняла его и спросила:

— Милый, а может, лучше все же царьком?

— Да как вы меня все достали! — воскликнул Шоддом. — Не могу я ничего решить, пусть боги решают. Хулуд, дай монету!

Хулуд протянул монету, Шоддом сказал:

— Портрет царька — царьком, герб — валить из города!

Подбросил монету, она упала гербом вверх. Ученики обрадовались и заголосили вразнобой:

— Ну, теперь все понятно! Давно бы так! Нечего было голову ломать!

Начали собирать вещи. Римма Эйсова попыталась улизнуть, Эйс настучал ей по жопе, она вначале расплакалась, а потом покорилась, стала собирать вещи вместе со всеми. Домашние слуги всполошились, кто-то куда-то побежал, явился Муса из Турана, пьяный, помятый и запыхавшийся, стал голосить, что его гостеприимство не заслужило подобного оскорбления. Эйс прервал его, обнял за плечи и сказал добродушно:

— Твое гостеприимство, почтенный Муса, выше всяких похвал. Однако моему брату было видение.

Муса недоверчиво вылупился на Эйса, затем на Шоддома, поискал в их лицах признаки иронии или иносказания, ничего такого не нашел и огорчился.

— Какая жалость! — сказал он. — А я так хотел, чтобы моя рабыня понесла от того, кто отмечен божьей милостью!

— Думаю, какая-то уже понесла, — сказал Шоддом. Воздел глаза к небу, подумал и уточнил: — Скорее всего две. Может, и три, но это сомнительно, а две наверняка.

Надо сказать, что боги благословили Шоддома бессмысленным талантом управляться с цифрами, он мог, например, выполнять четыре действия без абака, воображая абак в уме. Этот талант имел неочевидное последствие, Шоддом говорил, что вероятности событий можно воображать числами и это позволяет в некоторой степени угадывать грядущее. Правда, предсказания получаются не настолько точными, чтобы от них была реальная польза, но лохов впечатлять годятся.

— Отлично! — обрадовался Муса. — От вашего визита останется добрая память, это прекрасно!

Собрали вещи, вышли на улицу. Чтобы не привлекать лишнего внимания, Эйс решил изобразить, что они вовсе не покидают город насовсем, а набухались, вышли проветриться и пошли гулять куда глаза глядят. Вещи навьючили на рабов, которых предоставил Муса, рабы направились к воротам одной улицей, а пророк с учениками нестройной галдящей толпой пошли другой параллельной улицей. Чтобы имитация попойки была правдоподобнее, младшим ученикам налили вина, но не так, чтобы конкретно захмелели, а в меру.

Прошли они через весь город, подошли к воротам, позвал Эйс начальника стражи, показал десять сребреников. Оккупант протянул руку заграбастать, но не тут-то было, отдернул Эйс руку и потребовал:

— Сначала выведи.

Сделал начальник стражи наивное лицо и сказал:

— Как же я тебя выведу? Ворота незаметно не отворить, вон они какие огромные.

Эйс сказал ему так:

— Во-первых, ты выведешь не только меня, а всех нас, всех тринадцать человек и двух баб впридачу.

— Тогда давай больше, — потребовал начальник стражи.

— А во-вторых, — продолжил Эйс, — ты нас выведешь не через ворота, а через потайной ход, который с внутренней стороны открывается в винном погребе рядом с караулкой, а где он открывается с внешней стороны — то мне неведомо.

Насупился начальник стражи и спросил:

— А откуда ты знаешь такую важную военную тайну?

Эйс ответил четко и без запинки:

— То, откуда я ее знаю, принесет тебе еще десять монет.

Начальник стражи подумал и сказал:

— Сдается мне, оно принесет мне еще двадцать.

Эйс сделал вид, что тоже подумал, и сказал:

— Уговорил, языкастый.

— Половину вперед, — потребовал начальник стражи.

Эйс подумал, не стоит ли попрепираться, и решил, что не стоит. Отсчитал пятнадцать момент, позвал людей и женщин с улицы, зашли они в коридор рядом с караулкой и едва они туда зашли, как двери с обоих торцов захлопнулись, а потом одна отворилась и через нее вошел Балазарий. И спросил строго:

— Вы что творите, мракобесы?

Эйс решил не отвечать, потому что ясно-понятно, что вопрос риторический. А Шоддом стал возмущаться, дескать, не мракобес я, а избранник божий, а Эйс, к несчастью, стоял далеко от брата, так что ни за рукав не дернуть, ни на ногу не наступить.

Балазарий рассмеялся и сказал:

— Я гляжу, Эйсов брат еще бесноватее, чем о нем говорят. Не оттого ли, что пожелал стать царьком этого города?

Стражники захохотали так, будто это была шутка. Эйс сделал грустное лицо, отчасти виноватое, и сказал:

— Сдается мне, еще не поздно отыграть все обратно.

— А по-моему, уже поздно, — возразил Балазарий. — Сам посуди, зачем мне вести дела с тем, кто меня предает после первого же мистического события? Я веду дела с теми, кого не смутить ни ангелам, ни демонам! Эй, Марк, пойдешь со мной в ад сражаться с Сатаной?

— Да запросто, — ответил легионер и захохотал.

— Вот ответ благородного мужа, — сказал Балазарий. — Пойдемте к наместнику, братцы-акробатцы, пусть решает, что с вами делать.

Отделили легионеры Эйса и Шоддома от товарищей, завели в караулку, а там сидит Ромул Ромуальд собственной персоной, одетый как нормальный человек, а не как павлин, как обычно к народу выходит.

— Вот, — сказал Балазарий. — Удрать пытались. Разрешите доложить подробности?

— Докладывай, — кивнул Ромул.

— Сегодня в полдень я встретился с одним из них, вот с этим, — Балазарий указал на Эйса, — в Гесперидском саду. Мы стали обговаривать детали запланированного, все было хорошо, он на тот момент предавать нас не собирался. Вдруг явился демон в облике лысого воина, сказал, что его имя Сява Энтерит, я потом пробил у колдунов и священников, никто такого имени не знает.

— Врешь, — сказал Эйс. — Демон не представлялся, его потом демоница назвала.

Балазарий подумал и кивнул.

— Да, действительно, — сказал он. — Запамятовал подробность. Но неважно. Явился демон и принялся говорить странные вещи и угрожать. Я сначала хотел его зарубить, но он отбился волшебством, тогда я передумал его убивать и стал с ним беседовать. По ходу беседы стало ясно, что насчет этих двух мракобесов существует пророчество и что тот демон явился то ли чтобы исполнить его, то ли наоборот помешать, я так и не понял, и вообще, скоро стало ясно, что демон глуп и все перепутал, он, например, принял Эйса за Шоддома, а меня за тебя, мой господин. А когда он понял, что все перепутал, он стал расспрашивать, какое дело мы затеяли с этими мракобесами, а я решил, что не будет вреда рассказать ему правду. Но не успел, потому что явилась демоница, которую демон назвал Баффи Шпанова, а она не отрицала, что таково ее имя. Они стали ссориться, а этот мракобес, — от ткнул пальцем в Эйса, — спросил их, суждено ли Шоддому стать царьком.

— И как? — заинтересовался Ромул.

— А никак, — ответил Балазарий. — Они заспорили и не пришли ни к какому определенному выводу. А я улучил момент, достал меч и все-таки выпустил кишки тому демону, который мужик. Ту демоницу, которая баба, тоже хотел зарезать, но она оказалась неуязвима, пришлось отпустить. А этот, — он снова ткнул пальцем в Эйса, — пока я с ними возился, улизнул.

— Вовсе не улизнул! — возразил Эйс. — Ушел открыто, не скрываясь, ты просто от страха ничего не соображал.