Три года в Соединённых Штатах Америки - 1

Говоря чуть ли не повелительным и довольно властным тоном, что, наверное, нелегко слышать от пацана, я стоял широко раскинув руки и всем своим видом показывал, что до приезда милиции никого не подпущу к задержанным мною хулиганам. Директор тут же вступил со мной в полемику, причём в очень горячую:

— Борис, как ты смеешь так говорить? Они же точно такие советские люди, как ты, я и все остальные.

— Да? — возбуждённо воскликнул я — И вы тоже ходите по улицам с кастетом в руках? Пётр Семёнович, а вы на фронте, когда с фашистами воевали, часом не спрашивали, товарищ фашист, вы зачем это к нам в Советский Союз на танке приехали? Уезжайте немедленно, а не то я в вас из пушки выстрелю и тогда ваш красивый новый танк загорится, а вы умрёте.

От таких моих слов Макет онемел. В войну он был артиллеристом, командовал противотанковой батареей, был трижды ранен и имел множество боевых наград. К счастью тут подъехала милицейская машина, а вместе с ней и скорая помощь. Капитан Толкачов, которого я сразу узнал строго сказал:

— Расступитесь, товарищи дайте пройти. Так, кто тут Борис Картузов и что тут случилось?

Рядом с ним тотчас появился Витька и принялся рассказывать, как нас хотели отметелить Гурон со своими дружками за то, что он вчера нечаянно ударил его во время игры в футбол локтем по голове. Юривась, наш физрук, это немедленно подтвердил. Капитан Толкачов поднял руки и воскликнул:

— Ладно, это я понял, а кто положил этих молодчиков?

— Как кто? — завопил Витька — Карузо, конечно! Он их мигом раскидал, как тряпочных! Вжик! Вжик! И все лежат на земле и не шелохнутся, только воют и стонут. Я даже и не понял, как это у него получилось. А Ваёпе, хотя тот и с ножом в руках стоял и им размахивал, он так по морде ногой треснул, что он сразу же свалился. Я такого даже в кино никогда не видел.

Правильно, Витенька, такие страсти-мордасти в Советском Союзе в кино не показывали, хотя бить так умели, а то и посильнее. Я ведь этот удар отрабатывал только в зале, интереса ради и то лет пятнадцать назад. На всякий случай я состроил отсутствующую физиономию и деловито сказал:

— Товарищ капитан, я так думаю, что об этом лучше поговорить в отделении милиции.

— Милиции, говоришь? — спросил меня Толкач, оглядывая с ног до головы — Нет, парень, скорее уж в детской комнате милиции. На совершеннолетнего ты ведь не тянешь. В каком классе учишься, боец, если не секрет?

Директор школы тут же сказал:

— Товарищ капитан, Борис ученик восьмого класса. Ему ещё нет шестнадцати, поэтому я обязательно поеду с вами. А вы, — Макет высмотрел в немногочисленной толпе учителей Зинаиду Петровну, нашу учительницу английского — Зинаида Петровна, сходите к нему домой и известите родителей, где находится их сын.

Я тут же сказал:

— Только дома, кроме Пирата, никого нет, Зинаида Петровна. Папа с мамой на работе.

Капитан Толкачев распорядился:

— Осмотреть место происшествия, тщательно обыскать каждого хулигана и собрать всё холодное оружие. Этих пятерых в скорую помощь сажайте, а юноша поедет со мной и... — Макет назвал себя — Петром Семёновичем в детскую комнату милиции.

Витька тут же возмущённо завопил:

— А я? Я ж свидетель! Причём единственный!

— Ты тоже, свидетель. — Со вздохом согласился капитан Толмачёв и добавил — Ну, и денёчек начинается.

Я немедленно вставил:

— А чего вы ещё хотели, товарищ капитан? Сегодня же пятница, тринадцатое число, да, ещё и в год собаки.

— Какой ещё собаки? — Озадаченно спросил капитан.

Пожав плечами, я ответил:

— Не помню точно какой, но по восточному календарю семидесятый год это год какой-то там собаки. Наверное дикой.

Глава 2

И всё это никакой не сон

Когда я ехал в милицейском "Уазике", то мне всё казалось, что я вот-вот проснусь и снова окажусь в кабинете своей квартиры, в Москве, в доме на Фрунзенской набережной. Однако, этого не произошло даже тогда, когда мы приехали в детскую комнату милиции и вошли в кабинет, где за письменным столом сидела инспектор, очаровательная брюнеточка лет двадцати пяти с такой обалденной грудью, что я чуть было не застонал. Тем более, что девушка была одета в белую форменную рубашку и ткань чуть ли не трещала под напором грудей, словно паруса клипера, наполненные ветром. Всю дорогу мы ехали молча. Директор школы впереди, а мы с Витькой на заднем сиденье и между нами сидел капитан Толкачёв. Войдя в кабинет вслед за нами, Толкач, мужчина лет тридцати пяти, сказал:

— Вот, Ирина Владимировна, привёл к вам правонарушителя или кто уж он там, может быть даже потерпевший, но не пострадавший, и свидетеля. А это директор школы.

Очаровательная особа с погонами старшего лейтенанта на округлых плечах вздохнула и спросила:

— Что, Толкачёв, драка в школе?

Капитан усмехнулся и ответил:

— Нет, скорее уж мамаево побоище. Этот рослый юноша в одиночку вырубил, иного слова я не подберу, пятерых парней постарше него самого, вооруженных финками, обрезком арматуры и кастетом такого свирепого вида, что такой только у Кощея Бессмертного может быть или ещё у какого сказочного злодея. Но давайте мы всё-таки послушаем свидетеля этого происшествия. Который сразу же позвонил в горотдел.

Витька уже успел прийти в себя и принялся увлечённо, в красках, да, ещё и жестикулируя, рассказывать о том, что произошло. Не забыл он в точности изложить и наш диалог. При этом у него самого покраснели уши, а очаровательная инспекторша, Боже, до чего же красивая девушка, ни разу не вздрогнула и не моргнула глазом. Когда он закончил свой эмоциональный рассказ, девушка покрутила головой и промолвила:

— Даже и не знаю, что и сказать, Толкачёв. Думаю, что теперь вам следует допросить в нашем присутствии виновника происшествия, а ты, Виктор, прочитай всё и распишись. Вы, Пётр Семёнович, тоже и напиши своей рукой — с моих слов записано верно. Если всё действительно верно записано.

Витька быстро прочитал свои показания, записанные красивым почерком, дал прочитать директору школы и они оба подписали их. Красавица тотчас подшила к делу. Да, юг России на редкость богат красивыми женщинами, но эта девушка была просто феноменально красива.

Как только Витька вышел, капитан Толкачёв уставился на меня строгим взглядом. Я улыбнулся и вежливо поинтересовался:

— Извините, а мне как к вам теперь обращаться, товарищ капитан или уже сразу гражданин следователь?

Толкач насупился и грозно сдвинув брови, проворчал:

— Можете обращаться и так, молодой человек. Итак, меня интересует, что вы можете рассказать нам по существу дела:

Улыбнувшись ещё невиннее, я кивнул и сказал:

— Хорошо, тогда я буду обращаться к вам, гражданин следователь. — После этого я специально сделал паузу, но Толкач ею не воспользовался и я, откинувшись на спинку стула, закинул нога на ногу и независимым, насмешливым голосом начал с весьма оригинального вступления — хорошо, гражданин следователь, так гражданин следователь. Значит так, следак. Ты теперь мой должник, если базарить по-понятиям. Сипеля ты ведь хорошо знаешь, это он твою племяшку избил в кровь и хотел изнасиловать, да, его соседи твоей сеструхи с ребёнка сняли. А должок твой такой, я эту гниду опущенную, и за себя, и за тебя бил. Тебе, как менту, малолеток бить не разрешено, а с меня спишется. Козлы эти нас в угол загнали не просто так, они с чётким намерением туда припёрлись...

С большим опозданием Толкачёв сообразил, что я сейчас в этом же высоком штиле, который мне удалось почерпнуть из сериалов, которые почему-то любили смотреть практически все мои бывшие жены, им всё и выложу, замахал руками и воскликнул:

— Всё, Борис, прекрати, я беру свои слова обратно. Обращайся ко мне, как все нормальные советские люди. Товарищ следователь, товарищ капитан или просто...

— Евгений Николаевич. — Завершил я за Толкача и тут же поспешил объяснить — Извините меня, Евгений Николаевич, но ведь вы недалеко от нас живёте, через три улицы, а ваша сестра через дом или два от вас. В общем я как-то раз слышал о том, как вы обо всём, что пережили, рассказывали кому-то. Мы в тогда казаки-разбойники играли и я в кустах напротив вашей лавочки спрятался. Так и пролежал там часа два. Было всё как-то неловко вставать при вас. У вас тогда такой голос был. В общем страшный, когда вы рассказывали, что сделали бы с ним.

Эту историю про то, как он поделился своей душевной болью с лучшим другом, капитан Толкачёв рассказал мне в больнице. После этого я куда менее эмоционально, описывая буквально каждое мимическое движение рассказал о том, что произошло и далеко не всё, что я рассказывал, инспектор по делам несовершеннолетних записывала. Более того, после того, как я закончил давать показания, она включила электрический чайник, вскипятила воду, налила нам всем чаю и мы пили его с конфетами и сушками, пока она всё переписывала набело. Закончив писать, она будничным, спокойным голосом сказала:

— Толкачёв, лично мне всё ясно. Мальчик действовал в состоянии аффекта, чисто рефлекторно. Арматура, кастет, три финки, испуганный до полусмерти друг за спиной. В общем было бы у нас побольше таких мальчиков, то вся эта хулиганская мразь не посмела бы даже пикнуть. Поэтому дело на этом я закрываю, а эти показания передаю тебе, как свидетельские, но пусть их сначала подпишут Боря и Пётр Семёнович.

Однако, это очаровательное создание с короткой стрижкой и завлекушечками, загибающимися на щёчки, сначала передало свои листы директору школы. Тот прочитал их в отредактированном виде, облегчённо вздохнул и сказал чуть ли не радостным голосом:

— Всё именно так и было сказано Борисом.

После этого я прочитал душещипательную историю о перепуганном мальчике, который сам не ведал, что творил. Ну, наверное именно так и было нужно. Чёрт! Я всё никак не просыпался и не просыпался и меня это уже стало бесить. Хуже того, как только я положил руки на письменный стол, на нём тотчас появился мой компьютер, клавиатура и мышка, отчего я чуть было не зарычал от злости.

Этот сон уже стал мне изрядно надоедать, а в моём времени таймер на мониторе показывал всё те же четыре цифры — 06:40 и я уже не знал, что по этому поводу и думать. Это же чёрт знает что такое в конце концов. Как только я подписал свои показания, капитан Толкачёв сказал:

— Пётр Семёнович, вы не будете против, если я поговорю с вашим учеником с полчасика или чуть больше? А вас наш водитель сейчас отвезёт вместе с Виктором в школу. Как только машина вернётся, я сразу же привезу его и сдам вам с рук на руки.

Директор улыбнулся, кивнул, потом погрозил мне пальцем и строгим голосом сказал:

— А с фашистами, Боря, у меня разговор был короткий. Первый выстрел в трак, а потом, когда танк разворачивался, второй выстрел в корму. Там у них броня была слабая и сорокопятка её брала. Позднее, когда появились более мощные пушки, нам стало намного легче с ними сражаться. Ну, ладно, я на тебя не сержусь, после твоего рассказа мне всё стало понятно.

Пётр Семёнович и капитан вышли из кабинета, а очаровательная красавица-инспекторша спросила меня:

— Ещё чаю, Боря?

Я кивнул и ответил:

— Буду вам очень благодарен. — После чего ляпнул — И чего интересного такая красивая девушка, как вы, находит в работе с хулиганами? Вам бы в кино сниматься, Ириночка... — широко улыбаясь и вздыхая, а также делая паузу, назвал я эту особу по имени ласкательно и затем с лёгким поклоном добавил — Владимировна.

Девушка погрозила мне пальцем:

— Боря, ты мне это брось. Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей и здесь детская комната милиции.

Ещё раз глубоко вздохнув, я лишь молча улыбнулся в ответ, хотя у меня и вертелось на языке десятка полтора комплиментов Ещё когда в первый раз она поднималась из-за стола, чтобы включить электрический чайник, я обратил внимание, что у неё просто чудная фигурка, а ножки просто прелесть и снова вздохнул, на этот раз уже огорчённо. Увы, но мой юный возраст являлся непреодолимым препятствием для моего общения с такими соблазнительными красавицами, а потому мне лучше всего помалкивать и, вообще, не напрягаться, что я и сделал. Через пару минут вернулся и по второму заходу принялись пить чай Толкач. Теперь к нам присоединилась и Ирочка. Так я мысленно называл инспектора по своим делам, кляня свои детские годы и подавляя в себе отнюдь не детские желания. Толкачёв на девушку даже и не глядел. Он пристально сверлил глазами меня и, наконец, спросил:

— Как же тебе удалось вырубить пятерых таких парней?

Пожав плечами, я ответил:

— Очень просто, боевое самбо, Евгений Николаевич. Я всё прошлое лето провёл у деда в деревне, а там отдыхал один парень, москвич, года на два старше меня. В деревне всех мужиков запахали на сенокос, ну, и мы с Виталиком тоже подрядились сено косить. А вечером, когда мы ходили на речку купаться, то он учил меня приёмам боевого самбо. У него отец пограничник, служит в штабе погранвойск, ну, и его тренирует. На границе же нужны волкодавы и скорохваты, а не сосунки, но я после школы обязательно в ВДВ буду служить. Вот где служба, хотя погранцы тоже ветками туман не разгоняют и листья не красят по осени.

Видимо капитан Толкачёв служил в общевойсковой части раз громко рассмеялся, но всё же задал ещё один вопрос:

— Ну, и как, на ножи идти было не страшно? Ты, как я погляжу, даже оделся так, словно в бой собрался.

Тут я ответил честно:

— Немного было страшно, но только сначала, пока они окончательно не ощерились. Тогда уже одна только дикая злость была. Особенно на Сипеля этого. Это ведь просто редкостный подонок. Ничего, товарищ капитан, вы за него особенно не переживайте, я ему почки хорошо опустил. Знаете, а ведь в Америке, таких, как он, в Техасе, с десяти лет в газовую камеру отправляют. Он же конченый отморозок, прирождённый убийца по своей подлой натуре и его уже не вылечить. Хотя нет, если он снова сядет, то его во взрослой колонии быстро вылечат и самым основательным образом. В параше утопят. Такие на зоне долго не живут в наше время.

Капитан вздохнул, покрутил головой и сказал:

— Надеюсь, что так оно и будет. Я позвонил начальнику горотдела, доложил ему о попытке нанесения тяжких телесных, так что он велел мне провести следствие и передать дело в суд. Но всех остальных мы будем просто вынуждены выпустить, Борис. Извини, но никто из них тебя ведь так и не ударил, а попытка нападения, это ещё не само нападение.

Махнув рукой, я сказал:

— А, пустяки. Может быть им одного этого урока хватит. Тем более, если Сипеля снова закроют. Он же у них вроде, как герой, хотя за подобные геройства таких мразей танками давить надо.

Ирочка поцокала язычком и сказала:

— Ох, Борис, смотрю я на тебя, по возрасту мальчишка мальчишкой, а разговариваешь, как взрослый мужчина.

Осторожно поставив чайную чашку на стол, я встал, снял с себя куртку, в которой мне было откровенно жарко, повёл плечами и откровенно вызывающим тоном спросил:

— Ну, и где вы видите мальчишку, Ирина Владимировна? В Древней Руси, в моём возрасте, такие парни, как я, уже в одном строю со своими отцами сражались и считались мужчинами. Это в наши времена хотя паспорт и дают в шестнадцать лет, парня ребёнком считают. Хотя, да, если посмотреть на Витьку, то он точно ещё недомерок, но только не я.