Проклятый бард

О том, как хищные клены, вобравшие в себя пролитую кровь, в один день возникли под стенами деревень. Как победители молили о пощаде, утянутые под землю хищными извивами корней, как были растоптаны и развалены дома, как на поля, пядь за пядью, наступали багрянолистные клены, алый, словно кровь боярышник, как на морозе выступала рубиновая изморозь на срубленных в отчаянии стволах.

О том, как исчезли те, о ком памяти даже не осталось.

О том, что земля эта на века проклята, и все, кто осмелятся поселиться на ней, будут прокляты тоже.

О том, что клены отступили, уснули, но помнят, ждут, следят. Клены... багрянолистные клены.

Я прижал струны ладонью. Огляделся. Мальчишки застыли, бросив еды, буквально пожирая глазами. Остальные гости захудалой таверны на тихую мелодию внимания даже не обратили.

Спросил светловолосых крысят:

— Знаете старое наречие?

Те покивали, Лирши прошептал:

— Немного...

— Отлично. Значит, будете учить. Новые слова. А теперь доедаете — и спать. Завтра снова в дорогу.

Еще один день, еще одна кружка горького питься, придающего сил, еще одна дорога и дело, занимающее мальчишек до самой темноты.

Простое задание — запомнить каждого встречного и обгоняющего нас путника, а потом, вечером, на отдыхе рассказать о них. Кто они были, куда и по какому делу направлялись. Простое задание, проверка на память, внимание и внимательность.

Я, помнится, его провалил. Но моим экзаменом стал прием дипломатов Илоэ, и запомнить полторы сотни человек за краткий момент обмена приветствиями.

А здесь — полупустая дорога, тянущаяся пыльной нитью между полей и рощиц, рассекающая надвое деревеньки с аккуратными пестрыми домиками. Под солнцем, изредка затмеваемым облаками, переливается листва редких багряных кленов, в воздухе пахнет скошенным сеном и навозом.

Мы задерживаемся у колодца посреди нигде. Вокруг — только поля, холм за холмом желто-зелеными волнами уходя к горизонту, где виднеется темная узорчатая полоса деревьев. Вода в сложенном из грубых серых валунов — ледяная, сладкая, и, кажется придает сил бороться проклятием, все сильнее растягивать нить, удаляясь от столицы и умирающего короля. Я чувствую, как натягивается и дрожит призрачная связь, и почти вижу, как Изар упрямо сжимает высохшие губы, не давая вырвать у себя слов, дающих права наследования. Вижу, как разочарованно и зло кривит лицо нависающий над ним герцог, как он, разряженный в синее и золотое, разворачивается, уходит...

И оседаю, цепляясь за серые камни. Слабость выедает остатки сил. В лицо неожиданно бьет поток холодной воды. Сморгнув, я смотрю на братьев. Крысята испуганы, но, кажется, не столько ожидающим их наказанием, а тем, что останутся в одиночестве. Снова. И уже навсегда.

— Мастер? — это Ришли, более решительный по характеру, провокатор и зачинщик большинства хулиганств. Держит большое ведро, в котором еще оставалась пара капель ледяной колодезной воды.

Хрипло прокашливаюсь и прошу:

— Фляжку мне, с седла.

Теплый металл с шершавой гравировкой ложится протянутую руку. Сделав большой глоток, встаю и вздергиваю себя в седло. Интересно, сколь долго я еще выдержу? Дворцовый бард...

— Благодарю. Вы оба напились?

Кивают вразнобой, переглядываются.

— Да, мастер.

— Тогда вперед. До заката мы должны добраться до Рогулин.

Чем бы скрасить путь?

Я подманил мальчишек ближе, и мы поехали бок о бок, позволяя лошадям двигаться в унисон тряской полурысью и перефыркиваться.

— Знаете ли вы, что есть очень старая легенда, связанная с этим колодцем?

— Это тоже баллада? Вы будете петь? — в голосе Ришли слышалось странное воодушевление. Так понравилось мое вчерашнее, не лучшее выступление?

— Нет, перескажу в прозе, — оттесняя мальчишек к обочине, фыркнул и откашлялся от пыли, поднятой промчавшейся мимо гербовой раззолоченой каретой.

Стилизованный черный медведь на белом фоне, перечеркнутый треугольник с короной. Владетель Приграничья спешит в столицу? Что ему там делать? Но тем лучше — кот, а точнее, медведь, из дому, гости в пляс. Возможно, в Тавлее, последнем и ближайшем к границе городе, имеющем большой ту-дуаре, не столь внимательна будет охрана.

— Лир, Риш, — одернул мальчишек, переругивающихся и отряхивающихся от пыли, насколько позволяла их позиция — вдвоем, верхом, — не отвлекаемся. Вперед!

Легенда... Никто, в самом деле не знает, об этом ли, открытом всем ветрам, колодце, она рассказывает. Потому что не существует такой страны, не существует столь странного места, нигде во всем известном мире, нет бесконечных горячих песков, нет и небольших рощиц с озерами посреди них. Нет великолепных дворцов, чудесных, странных, волшебных существ, и нет нигде в мире мудрых и честных правителей.

Но есть легенда, что давным-давно, среди бесконечных песков, по которым брели от рощи к роще караваны, расстилалось государство. И правил им мудрый, благородный и добрый король. И была у него капризная дочь, а главным достоянием служил волшебный колодец, вода в котором никогда не иссякала.

Однажды узрел король, как выросла его дочь, как она прекрасна и умна. Как горда и заносчива, хоть и по праву. И сколь часто отвергает женихов, а значит, и возможность появления наследников. А сам король стал уже стар, уже ощутил на себе веяние времени, приближающее немочь и смерть. И на кого, спросил он себя, оставит он построенное им государство, кому достанется волшебный колодец? Гордячке — дочери? Так ведь гневлива и вспыльчива, хоть и умна безмерно.

Нужен ей хороший муж. И кликнули клич по всем пескам, по всем рассеянным поселениям, по городам и кочевьям — мужа для королевской дочери стали разыскивать, самого достойного, самого умелого, самого умного и смелого.

Вот только дочь все также одного за другим женихов отвергала, кого насмешкой отваживала, кого умом отпугивала.

Надоело это отцу, и сказал он твердо: "Кто кольцо мое со дна этого колодца достанет, тому и дочь я в жены отдам!" И слово его было крепче камня, из которого дворец был построен.

И кто только не пытался добыть кольцо, и герои, и вельможи, и простые караванщики. И все пока ни с чем уходили, и гордецы, и наглецы, и герои, и простаки. Вот один-то из вельмож, что сперва был королевной осмеян, а позже до дна колодца донырнуть не сумел, и затаил злобу.

Хотел он и дочь королевскую получить, и само королевство в приданое. И задумал он интригу хитрую.

Отправился в самый глухой уголок страны, где нашел бесчестных и безымянных разбойников, да нанял их, чтобы схватили они короля, пока он в пути находится, оставили его окровавленные одежды, да держали потом его в плену, в бездонных пещерах. А на другом конце Ойкумены нашел черного колдуна, что за золото и драгоценные камни согласился зачаровать колодец волшебный, чтобы вода в нем более не прибывала.

Ну а колечко, во всем подобное тому, что король в колодец бросил, еще раньше у ювелира-ростовщика заказал.

Так бы и получилось у него королевство получить.

Королевская дочь — рыдала в горе своем в башне, отца, семью свою единственную, она любила безмерно. Король в печали и тоске бродил по подземным лабиринтам, а народ, узрев убыль в колодце волшебном, впал в волнение.

Собрались сановники, да принялись решать, кому у власти быть, кому народ успокоить и принцессу получить. А вельможа тот ходит вокруг них, да нашептывает, как лучше сделать, для всех сановников — с пользой.

И стал бы змей королем, да вот дела — возвращался из самых дальних краев путешественник, много где он побывал, много чего видел, да ничего на свете не боялся. Шел налегке, было у него вещей всего котомка одна, дудочка да посох. Шел через горы, по бездорожью, через ущелья словно орел перелетал, по скалам, словно горный баран прыгал.

Почти уже спустился вниз, хотел облобызать пески родные, да в темноте идти не рискнул, на ночлег остановился на полянке в предгорьях. И вот в ночи, сидя у костра, он услышал плач и стенания короля, доносившиеся из лабиринта пещер.

И утром — отправился в дорогу, вот только в другую сторону. Нашел он пристанище разбойников, очаровал их умными словами, да так, что короля разбойники сами отпустили, да взялись проводить его до столицы.

Так и отправились они в дороге.

А в столице готовились все к свадьбе. Вельможа расхаживал важный, посверкивая кольцом королевским, королевна, слезами заливаясь, приданое собирала, запертая в самой высокой башне.

И вот, когда невесту уже ведут к алтарю и вельможа уже готов связать ее клятвами, на площадь выезжает караван, и король, властно взмахнув рукой, останавливает церемонию.

Но играют блики на лезвиях мечей и копий новой дворцовой стражи, да и кто поверит разбойникам, что хором твердят о том, кто их нанял. И вельможа уверен в себе, и готов подтвердить, что выполнил условие короля, достав со дна колодца кольцо. И кажется, вот сейчас продолжится церемония, а потом, после того, как король отступит, ибо правда на стороне вельможи, а слово короля нерушимо, наступит темное и мрачное для страны время.

Но путешественник, льстивыми речами успокоив и народ, что собрался на площади, и стражу, и сановников, предлагает просто проверить, лежит ли на дне Волшебного колодца кольцо королевское, и вот тогда...

И ныряет он в воду ледяную, и считает королевна удары сердца, ибо хоть и мелеет колодец, да все еще глубок он, и дна в нем не видно.

И бесконечность спустя в небо выплеснулся огромный фонтан воды, рассыпавшись бриллиантовыми каплями, и вот стоит путешественник и держит в руках настоящее кольцо. И не только кольцо, но и волшебный камень, сияющий ядовитым зеленым огнем, сочащийся темным колдовством.

А еще миг спустя посреди площади возникает колдун, почуявший, что кто-то коснулся его чар. Он мрачен и черен. Его одежды цвета ночи, вокруг него клубится дым и миазмы зла накрывают площадь.

И колдун требует оплаты от вельможного обманщика, а когда тот тишь отступает, хватаясь за меч, захлестывает его дымными плетями, рассекая надвое.

Ужас накрывает площадь, ужас и темное колдовство.

Но шагает вперед путешественник и с вежливыми словами возвращает зачарованный камень колдуну, и просит прощения, и извиняется, и клянется не беспокоить более.

И колдун ушел, пригрозив напоследок карами неисчислимыми.

И тьма расселась, вновь открыв миру голубое небо, бесконечные пески и дворцы. В тот день все же играли свадьбу, ведь тот путешественник все же достал кольцо со дна колодца, а слово короля крепко, как стены его дворца.

И жизнь в песчаном королевстве вновь потекла по заветам, оставленным предками. Волшебный колодец все еще был полон дарующей жизнь воды, король был милостив и суров, дочь строптива и умна, супруг ее учтив и мудр. В положенный срок королевна родила сына, затем дочь, юный наследник вступил на трон, когда пришло время старого короля уходить. Время шло, пески двигались вместе с ним, и однажды пришел миг, когда золотых россыпей на равнинах, от горизонта до горизонта появились заросли высоких степных трав, рассыпались стены дворцов, изгладились из памяти имена прежних властителей.

Только волшебный колодец все так же радовал проходящих мимо ледяной водой, да легенда о нем передавалась из уст в уста.

Сегодняшнюю ночь мы встретили на большом и шумном постоялом дворе, похожем на настоящую крепость. Широкое подворье, обнесенное частоколом, торопливая, стремительная прислуга, буквально выхватывающая из рук поводья, приплясывающая на лестнице девица, что ведет нас к свободной комнатушке в большом, раскинувшемся, как два крыла, доме. И незатихающий водоворот телег, животных, людей, перекличка возниц и громкие перелаивания псов, шныряющих под ногами и копытами.

Постоялый двор был построен в стиле, который предпочитают жители Дравенских лесов. От того места, где мы сейчас находимся, это, пожалуй, не менее сотни дней безостановочного пути. Там, в лесах, уже более десяти поколений правит династия Равен. Там тихо, спокойно и холодно. Жители ставятся своими охотничьими навыками, нелюдимостью и ремесленными навыками. Они способны сложить вот такой, большой двухэтажный дом из толстых, с ногу взрослого мужчины, бревен, используя только топор. А потом тем же топором вытесать затейливые узоры на карнизах и ставнях, украсить крышу и ворота изящными флюгерами и коньками, вырезать изящных воротных стражей.

Ворота этого постоялого двора сторожили хищные, стремительные волки.

Из маленького окошка можно было разглядеть, как постепенно затихает суета во дворе, частью перемещаясь во внутренние помещения, частью — тонкими струйками расползаясь по хозяйственным постройкам.

Соблазнительно было бы рухнуть на жесткий соломенный матрас, прямо так, не раздеваясь и уснуть на два или три дня. Но это пока невозможно.

Я посмотрел на мальчишек, привычно уже расположившихся на топчане напротив.

— Приводите себя в порядок, — указал на парящий горячей водой кувшин и тускло поблескивающий оранжевым в отражении свечного огня таз, — и спускайтесь вниз. Я буду вас ждать. Изложите мне — свое задание.

Сбросил на кровать влажноватый камзол, натянул плащ и тяжело поднявшись, пошел в общий зал. По коридору, вниз по трем пролетам, не скрипнувшим ни единой ступенькой, ведя рукой по светлым резным деревянным панелям.

Занял место в углу большого полутемного помещения, в конце скамьи, где расселся народ почище, а не совсем уж голытьба путешествующая. Постучал монеткой по столу, и заказал подплывшей разносчице на троих самой простой похлебки и воды. Огляделся. Нижний зал был полон, за широкими длинными столами сидели возчики вперемешку с сезонными работниками, спешащими то ли по домам, то ли — на уборку урожая. Прикрытые колпаками свечи неплохо разгоняли сумрак, и подчеркивали, пожалуй, простую и понятную красоту этого места, подчеркивая естественный узор светлого дерева.

Вторая половина зала, на возвышении, была отгорожена точеными перилами и задвинутыми сейчас простыми зелеными гобеленами. Там, судя по отблескам и мелодичному перезвону посуды, пылал камин и подавали ужин.

В этот момент на столе появилась еда, а напротив меня — ученики. Чисто умытые и явно выбившие пыль из одежды.

— Отлично, — я придвинул к себе миску и приказал, — рассказывайте.

Мальчишки говорили по очереди и вместе, перебивая друг друга и сглатывая слова, высыпая на меня ненужные подробности и свое личное мнение. Лирши оказался больше сосредоточен на мелких деталях и моментах, выстраивая версию происходящего, исходя из пары замеченных подробностей. Ришли, казалось, лучше видел общую картину, схожесть и различие в происходящем, но иногда упускал важные, помогающие понимать происходящее, вещи.

Я кивнул и улыбнулся.

— Неплохо. Но можно лучше. Сейчас же — ужин и отдых.

Пока дети поглощали немудреное варево, я слушал. Но вокруг царила обыденная суета, спокойные и нервные разговоры не выходили за переделы тех, что ведут купцы и караванщики, работники и наемники. Только звон стекла и серебра за занавесью немного выбивался из общего фона.