Зверь лютый Книга 27. Чума

Вывод? — Как все живут — не надо. "Все живут" — плохо. Надо такую... логистику — к едрене фене.

* * *

Муса с Николаем зависли в Ага-Базаре. Они мне отчёт — я им предложения. У нас же с эмиром Ибрагимом дружба? Пусть он порядок наведёт, выбьет шишей с путей торговых.

Фраза типа:

— А то я сам! Согласно Яниновскому соглашению.

не озвучивается. Не по моей... э-э-э... неспособности такое учудить, а исключительно чтобы не обидеть. Эмир считает Правобережье по Луку, своими владениями. Поэтому не претендуем, а чисто информируем:

— У вас ус отклеился. Прилепите взад.

Я ж не империалист! Из меня британский сэрный аристократ как из кабана балерина. У меня — уважение к чужому мнению, к традициям и обычаям... национально-специфично... поговорим-обменяемся... Мы — за мир! Во всём мире! И в вашем эмирятстве — тоже.

Николай грустит: не будет луноликий с каким-то купчишкой разговаривать. Топает в Биляр и отлавливает там ташдара Абдуллу. Они знакомы по моим прежним делам. Тот — с радостью.

"Радость" — есть, толку — нет. Все ж такие занятые! Дело делать некогда. То ташдара нет на месте, то эмир... is absent.

Что непонятно?! — Не в абсенте, а в отлучке! Хотя... лучше бы он пьянствовал — эффективность сходная.

Время идёт. "Время — деньги". Потерянные. Николай по Биляру — аж приплясывает. Как пескарь на сковородке.

Наконец — случилось. Не "случка", а "аудиенция".

Абдулла идёт к Ибрагиму. И, по уместному поводу, доводит до слуха блистательнейшего мою нуждишку. Тот фыркает:

— Некогда мне.

На этом бы всё и кончилось, но у Абдуллы ко мне... личные отношения. Я не неизвестный "хрен с бугра, идентифицируемый исключительно суммой с нулями", а спаситель его чести и жизни внука.

— Так и отписать? Что установление порядка в тех землях не является заботой победоноснейшего?

Рискованно. Изображение глупости на грани наглости. Признать, что Самарская Лука — не его земля, эмир не может. Ничейное — добыча всехная. "Всехным" — могу быть и я.

— Мы подумаем.

Лето кончилось, расшива стоит во Всеволжске. Повторять поход уже поздно. Но ведь и в следующем году будет также! Я-то надеялся, что кораблик будет два раза в год оборачиваться до Саксина. А тут ход только до Булгара.

Какой-то PQ17 как единственный способ движения товаров.

Тут же не война! — Увы, тут средневековье. То есть — война. Где-то в глуши ещё как-то когда-то можно и мирно. На торговых путях, среди не огосударствлённых племён... разные "удальцы" и "баловники" — постоянный элемент пейзажа.

С такой толпой в караване... Все хотят кушать. Цены... соответственно. При высокой цене — рынок узкий.

"Цена — не юбка: выше головы не задерешь".

У меня нарезка на хрустальных подвесках уже конвейером идёт. "Конь стоячий пред солнцем восходящим" — тыщу в день. И куда это всё?

Николай снова идёт к Абдулле. Тот, добрый человек, не чинясь прямо отвечает:

— Надо поклониться. Не мне. Самому.

Николай в курсе. Вопрос — чем и сколько. Кони-мечи-соболя... отпадают. У них своё есть. Подносит подобающий поднос подношений. Сплошное "пи...". Одно то, чего стоило тот поднос донести до лика владетельнейшего и взора благочестивейшего...

Съел. Поднос безделушек из янтаря.

— Ну, ладно. Сделаем. Чего-нибудь. Если будет на то воля аллаха.

Сбегали разок в Булгарию. Там перекупщики надуваются. От жадности и спеси:

— Вы, русские, торг вести не умеете. Караваны — не по вашим диким лесным мозгам. А вот мы...! Ладно уж, возьмём мы ваш товар. В треть цены. Исключительно из милости, по-соседски.

— Да как же...?

— А как вы нас? В этом, прошлом и позапрошлом? Теперь наш час настал.

Экономика — сама по себе, межчеловеческие — сами по себе. Корреляция есть, но слабовыраженна. Сотня купцов, которые из Ага-Базара дальний торг ведут, брызжут гонором от возможности выспаться. На нас, кто им в прошлые годы дела ломал. Ну, и на гяурах нечестивых, само собой.

Николай рвёт на себе волосы. Скоро весь в меня будет: "Николка плешивый". Судя по грамоткам — целиком в волнении и панике. Кое-что он делает: разворачивает местную сбытовую сеть, находит контрагентов. Втюхивает помаленьку. Приказчики его радуются. Но он-то в курсе моих планов, он-то понимает, что Серебряная Булгария вовсе не тот рынок, на который я замахнулся. И он сам уже... "вкус мечты" ощутил.

Наконец, уже глубокой осенью, эмир разродился: послал нового визиря вычистить Девичьи Горы. Я так понял, что они ждали пока тамошние урожай соберут. Чтобы хабара, стало быть, ну... побольше.

Жлобы! Поскрёбыши! Я на порядки больше теряю, а они колоски считают!

Абдулла зовёт Николая:

— Надо отблагодарить. Опору порядка и меч закона.

— За что?! Разве порядок на земле эмира не есть дело самого эмира?!

Это моя реплика. Николаю и так всё понятно. Кроме одного — чем и сколько?

Абдулла даёт спецификацию "материального выражения искренней благодарности и неизбывного восторга". Свечки стеариновые, стеклянные светильники к ним: "зима близко", зимой темно. Краску для волос, мыла разные, хрустальные подвески с сурами, зеркальцы малые...

— Э... достопочтенный ташдар. Разве красоту жён прекраснейшего может вместить маленькое зеркальце?

— Хм... есть варианты?

— Есть, могу показать!

И Николай, при покровительстве "банщика" Абдуллы, устанавливает в гаремной бане составное зеркало. Я про такое уже...

Эмир возвращается из объезда своих земель, встречается со своим отражением...

— Ё! Шайтан! Э-э-э... Хороший подарок. Наградить купца-гяура моими прошлогодними туфлями.

— Смилуйся, о величайший. Это не подарок — это образец. Если он пришёлся тебе по вкусу, то я немедленно отпишу моему господину, Воеводе Всеволжскому, ибо вещь принадлежит ему. И, если он согласится, то ты сможешь приказать ташдару купить это средство отражения образа блистательнейшего для своей прекрасной мыльни. А если нет, то я немедленно заберу. Дабы не отвлекать взор благочестивейшего от мыслей о сокровеннейшем.

Николая из дворца выгнали палками. "И чтоб дорогу сюда забыл!". Но Абдулла объяснил Ибрагиму... варианты.

Взять чужое — без проблем. На этом строится средневековая война и всякое государство.

Война? У Воеводы нет и трёх сотен бойцов. Но война с Суздалем... Вопрос не "будет — не будет". Будет. Ты готов?

Отдать назад вещицу — тоже война. В гареме.

"Я могу воевать со всем миром. Или с тобой, дорогая".

У эмира таких "дорогих" — четыре законных. И с десяток... так, "для наслаждений". Какая война?! — Гарантированное поражение.

Я — про гарем. А вы про что подумали? — Хотя и на поле битвы...

Николая вызвали во дворец, вельможи пытались с ним торговаться. Николай помнил мои проповеди на Аише: "Они все — чисто рядом постоять. Дело делаешь только ты". Кивал, мычал, воздевал очи к небу...

— Благороднейший весной сокрушит всех гнусных язычников. И Волжский путь станет свободным и безопасным. А вещица пусть повисит пока на стенке. Так и передай своему... этому... как его...

— Да пребудет на сиятельнейшем эмире Ибрагиме благоволение Аллаха! Да дарует всевышний ему тысячу побед и десять тысяч лет счастливой жизни! Когда разбойников не будет, я уверен, мой господин, в восхищении от победоносности победоноснейшего и справедливости справедливейшего, отдаст ему зеркало. Даром. С доплатой. А я — человек маленький, я пока заберу.

Шесть раундов переговоров. Если кто-то думает, что торговая сделка такого уровня легче наладки неисправного дизель-генератора... Солидола нет. А так-то...

Эмир послушал отчёт о переговорах, выразился эмоционально-неразборчиво:

— А пошли они все...!

И уехал на охоту. Абдулла покрутил в голове расставальную фразу повелителя, помолился, повздыхал, пропотел... И пустил Николая в ту прачечную. Где Николашка быстренько устроил "Reset". В смысле: стенка есть, а зеркала нет.

Эмир приехал — бабы в экстазе. Тотально, непрерывно и поголовно.

— Привести наглеца! Позвать палача!

Николай стоит на коленях, палач помахивает секирой.

— Верни зеркало!

— О благороднейший, сиятельнейший и благочестивейший! Нимврод современности! Шатёр благочестия! Не могу! Воля господина моего, "Зверя Лютого"!

Николашка перетрухнул страшно. Остаться без головы — на раз. Я про это говорил не единожды, он был морально готов. Потому даже не храбрости — просто упрямства набрался.

Ситуация, хоть только виртуально, но была нами пройдена. Солнечный зайчик от лезвия палаческой секиры... беспокоит. Но не "выключает".

— Казнить или миловать, о солнцеподобный, в твоей власти. Жизни твоих поданных принадлежат тебе. Я же представляю здесь особу Воеводы Всеволжского. Твоего, о правовернейший, соседа, друга и почитателя. Ежели я вызвал твоё неудовольствие, то отпиши моему хозяину. И он, по твоей просьбе, с удовольствием срубит мне голову.

Тема болезненная. Юрисдикция, закон гостеприимства, статус посла...

"Политика — искусство возможного". Но так хочется... наглеца к ногтю...

Николай сидит в зиндане, мучается "остроумием на лестнице". Хотя лестницы нет — стража забрала. Молится Богородице, ругает себя за глупость. За эту, за предыдущую, за пред-пред... постепенно доходя до той истории, когда я его полу-убитого на дороге подобрал.

— Лучше б я тогда сдох!

Или не лучше? А раз не сдох, то... в зиндане — закономерно.

Эмир остыл, гарем прогнал, сидит-грустит в одиночестве.

— Э... дозволит ли блистательнейший переменить блюдо с остывшей бараниной?

— Заходи. Это всё ты! Это всё из-за тебя! Я тебе, Абдулла, как самому себе, а ты...

— Я виноват в том, о благороднейший, что помог твоим прекрасным жёнам увидеть их красоту? Что их развлекло и развеселило, что позволило им стать ещё красивее, ещё сильнее радовать сердце победоноснейшего своими прелестями?

— Ладно, что делать?

— Вернуть.

— Мозги шелудивого ишака! Разве эта стадо взбесившихся кобылиц позволит?!

— Заплатить.

— Это разорит мою страну, это возмутит мой народ, это сорвёт мои планы!

— Можно, конечно, просто отобрать... Да простит меня мудрейший, но я видел лодию, о нападениях на которую грустит вали Иван. Она берёт 25 тысяч пудов. Премерзких пудов премерзкого товара премерзких неверных. Воин весит пять пудов. С доспехами, оружием, припасами... вдвое. По течению и при попутном ветре эта лодия летит очень резво. Мы не успеем узнать о начале войны, а уже две тысячи гяуров возьмут Ага-Базар. Тёпленьким. Со всеми его товарами. Я прилагаю все силы, я каждый день молюсь Аллаху, но... Великий Булгар, радость Аллаха на плоскогорье Трёх Озёр... может просто не успеть закрыть ворота. Потом неверные захватят лошадей и пойдут вдоль Камы. И мы останемся без хлеба.

Дельта Камы — житница эмирата, зона мотыжного земледелия, кормит страну хлебом, там археологи будут находить сотни втульчатых мотыжек и тяпок.

Абдулла не сказал ничего нового. Эмир сам это прекрасно знает. Ещё с того момента, когда "белый булгары" побежали перед гриднями Боголюбского на Бряхимовском полчище.

Бряхимовский разгром, падение Янина... Дальше очевидное: Ага-Базар и Великий Булгар. Связка примитивная, додуматься — "как два пальца об асфальт".

Эмир для того и затеял этот громоздкий переезд, перенос столицы в Биляр. Соскочить с Волги, с "рельс", по которым разгоняется "русский паровоз".

Биляр и к Каме речного выхода не имеет. Водой идти нужно издалека, от Волги, с юга, чуть ли не от Луки, идти долго, против течения, по малым речкам. На берегах которых будет крутиться лучная конница, посыпая находников "певучими гонцами смерти". А в конце их встретит четырёхслойная матрёшка укреплений Биляра. Со стенами невиданной высоты и толщины.

Ибрагим это многократно продумал, прочувствовал. Неделями бродил ночами в своём дворце, ища спасительное решение. Нашёл, обсудил, пережил в своём воображении возможные варианты и препятствия. Вложился душой, временем, деньгами. Он готовится. Но пока не готов. Ещё бы года три-четыре. Как по заключённому с русскими перемирию.

Заплатить — потерять эти годы. Денег на строительство не будет.

И что? — Можно же продлить мир на следующие шесть лет. А, может, и не придётся останавливать стройку. Денюжки у поданных есть. Если чуть прижать...

"Куда ты денешься — плати,

Иначе — вам не жить.

Эмира вам не обойти,

Придется заплатить".

Или — отказаться от собственного, выстраданного, уже начатого плана?

Перед ледоставом мы получили серебро. Булгария влетела в национальный финансовый кризис.

Народ верно говорит: "От бабы пользы ни на грош, да дух от неё хорош". Почему "глупые", девочка? Бабы эмирячьи не глупые, а реальные. "Локальные оптимизаторки" — "хорошо" себе, локально. Что там, за стеной дворца — им не интересно. Думать про то их не научили, сделать там они ничего не могут. Так к чему про то, что снаружи, заботиться?

Им бы в гареме весело жить. Зеркало для женского веселья очень полезно. А за оградой... На то муж есть. Пусть он себе мозги сушит. Гендерное разделение труда: бабам — красоту да любовь, мужикам — войну да деньги. Всяк при своём деле.

Чуть позже, когда с Серебряной Булгарией малость растряслось и устаканилось, я Николаю орден Святого Владимира Четвёртой Степени дал. За успехи в гос.строительстве. В смысле: за втюхивание соседям гаремного зеркала с тяжкими и особо тяжкими.

Как-то у нас всё с выподвывертом получается.

Кажется — чего проще?

— Владетель! Наведи порядок в своих землях.

Фиг. Бакшиш давай.

— Это же твои люди! Ты же сам так думаешь!

Бакшиш давай.

Ну — "на". Раз — "на", два — "на"... Потом — купи.

"Бойтесь данайцев, дары приносящих".

Увы, "Илиаду" здесь не читали. И про "сыр в мышеловке" — не в курсе.

Всё это тянется... Вы не представляете насколько здешняя жизнь... вязкая. Даже не по расстояниям. Элементарное:

— Отнеси эмиру грамотку.

От площади перед воротами его дворца, до ушей блистательнейшего — неделя. При том, что все всё знают, согласны и очень немаленький человек подпихивает.

— Он — выслушал. Он — думает.

А климат у нас... Зиму не уговоришь, бакшишем не остановишь. Время упущено.

"Все так живут".

"Так жить нельзя и вы так жить не будете".

А пока мой "авианосный Кон-Тики" вытащили на берег, вычистили, осмотрели, просмолили... Зима пришла.

К весне ситуация стала ещё... веселее.

С одной стороны, кипчакам погрозили, башкортов (каких-то) побили.

С другой — Булгария побулькивает. Два восстания одновременно, толпы разбойников шастают. Нестабильно, ненадёжно. Но Саксин мне нужен.

— Э-э... как тебя... скажи своему... э-э... Ивану, что для вас теперь везде пути открыты. И пусть вернёт серебро! Нечестивая помесь гиены и солитёра...