7. Шестой день

— Вы несколько лет жили на Островах? — я попытался отвлечься от горькой мысли. Тогда, двенадцать лет назад, если бы мои способности развивали не для войны, а для открытия врат — променял бы темный магистр войну на изучение чужого мира?

Ха, да конечно же нет.

— Жил, — кратко ответил он.

— Вы были в изгнании, в изоляционном лагере?

— Был.

— И как оно? Понравилось? — я обнаружил, что ловлю в его эмоциях хотя бы тень перенесенных испытаний. Тень страха. Тень боли. Хоть что-то, что позволило бы считать Шеннейра человеком.

...Мои родные Острова. Темные устроили там полигоны для грязного оружия и лагеря смертников. Все самое прекрасное, все самое хорошее — темные придут и испортят.

— Абсолютно нет, — изумился он. — Полный бардак. Расходники закончились, оборудование устарело на полвека, меры безопасности нулевые. Идеальный испытательный полигон и такая... дыра. Пришлось устраивать там все по-человечески. Половину разогнал, половину сжег нахрен, бесполезный мусор.

— Тех, кто охранял, или тех, кого охраняли?

Темный магистр ответил знакомой снисходительной усмешкой. Он не делал различий между разными сортами неудачников.

Я знал, что в гильдиях считалось правильным, когда темный и светлый магистры приходили к власти одновременно. И это случалось часто. Недопустимость перевеса силы. Дело не в количестве прожитых лет; между нами — бездна полученного опыта. Те ошибки, которые я только готов совершить, Шеннейр уже сделал раз по десять. Половина из них, правда, его ничему не научила.

— Тот амулет, который вы отдавали мне на время переговоров. Почему вы не можете сделать второй? — я не видел смысла в этом вопросе: если Шеннейр что-то не делал, значит, так было нужно, но любая информация имеет ценность.

— Я могу его сделать. Но мне нечем его оплатить, — через эмоции Шеннейра вновь струилось веселье, которое не могла обмануть показная досада в его голосе: — Потому что вы, светлый магистр, недовольны, когда я уничтожаю города. Я вынужден прислушаться.

Я даже не стал выражать сомнение. Шеннейр не слушал никого, но если он считает должным так шутить — пусть.

Так значит, темный Исток согласился не трогать меня в обмен на человеческие жертвы. Неудивительно, что высшие так отреагировали на амулет — и что не распространялись, как он работает. Моя жизнь была оплачена.

О, да, плата была велика.

Миль мерил шагами пустыню: он молчал уже полчаса и постепенно зверел. Я вполне ясно слышал его шепот ("твари. Безрукие твари") когда он швырнул за край обрыва очередной клубок, и тот развернулся сетью, сливаясь с сетью трещин. Землю тряхнуло, обелиски разом изменили наклон, как переключатели, переведенные в другое положение. Что-то под землей сработало.

Заарны возвратились все вместе. Я встал и отвернулся от пролома:

— Если мы перекроем источники энергии, Заарней умрет.

Губить целый мир — невероятно жестокое деяние. Пожалуй, что привлекательное, но привлекательным оно не являлось — я не испытывал таких чувств. Эмоции Шеннейра звучали восторженным хором. Я еще не встречал человека, которому бы настолько нравилось жить.

— Уничтожать миры — лучшее занятие для темного магистра. Что делаете здесь вы... — он как будто задумался, а потом весело посоветовал: — Светлые магистры должны помогать людям. Считайте, что вы мне помогаете.

Тем временем сопровождающие нас заарны окончательно окружили Миля, поддавшись притяжению то ли блестящего ума, то ли запаха крови из раны на ладони. Я заметил, что они вполне явно перегораживают ему путь, и главная особь, что заметно возвышалась над человеком, водит когтями у его лба:

— ...столь быстрый сигнал нейронов. Позволь нам увидеть...

Я вклинился между ними, и Миль гордо и быстро отошел подальше. Признание иномирцев ничуть его не тронуло. Возможно, им следовало зарифмовать похвалу.

Темные отомкнули кузов второй машины, и на летающую платформу, неуклюже перевалившись через бортик, плюхнулось существо... оно даже не напоминало что-то конкретное: гора шевелящейся плоти, прикрытая слоями ткани, которая едва передвигала себя, цепляясь когтями на брюхе. И щекочущие сознание волны психической энергии.

— Плоть Лорда, — с восторгом прошептал Матиас. Голодный блеск в глазах он не скрывал.

Платформа опустилась почти до земли, и четверка заарнов подхватила ее, удерживая на весу, и потащила за собой. Они уже сняли тюрбаны, под которыми оказались длинные и плоские костяные выросты. На кости виднелись нарисованные красной краской символы — то ли знаки отличия, то ли украшения. У того заарна, который умел говорить, была нарисована красная акула, и я решил именовать его формой Нормана.

Красная акула была на всем оборудовании, присланном Норманом, и даже на контейнерах. Норман обладал весьма странным пониманием иронии.

На закрепленные для спуска веревки Миль не пожелал даже взглянуть, после чего один из заарнов подхватил его на руки и стащил вниз отдельным заходом. Возможно, это Миля тоже не устроило, а возможно, в этом и состоял план.

— Не смотрите вниз, — сказал мне Эршенгаль. Я был рад, что меня страхует он, а не Шеннейр. Шеннейр не дал бы посмотреть в пропасть спокойно.

Шеннейр рассматривал обвязку безо всякого энтузиазма.

— Есть опыт? Коралловые скалы? — я припомнил островные горные гряды среди джунглей и уверился, что пройти мимо них темный не мог. — Маро Раэту?

— Нет.

Я не успел удивиться тому, что нашлась вещь, которую темный магистр не умеет, когда Шеннейр добавил, что лазил там без страховки.

С платформой и грузом пришлось повозиться.

Каждый шаг во тьму разлома напоминал погружение в озеро. Плотнее, чем воздух, холоднее, чем воздух, она утягивала за собой, и мне пришлось вспоминать заново, как дышать, оказавшись внутри.

Фонари практически не давали света. Эршенгаль снова двигался рядом, одновременно прикрывая меня и контролируя каждого из своих подручных. Под ногами был камень, и мертвый камень сжимал нас со всех сторон.

— Так значит, мы угадали. Лорд Ирвин отправил неработающий инкубатор на нейтральную территорию.

Форма Нормана не сочла нужным подтверждать очевидное.

— Лордам больно уничтожать часть своего внешнего тела, — Матиас крутился вокруг, прикасаясь к стенам, оказываясь то слева, то справа, и становилось заметно, насколько он быстрее и пластичнее людей. Он говорил быстро, но ничуть не запинался. — Но Лордов пугает, когда часть внешнего тела ведет себя неподконтрольно. Второй думал, что я неудачен. Но я очень, очень удачен!

Он замер прямо передо мной; я кивнул. Тащащие контейнер темные неудачно задели стену, и Матиас мгновенно обернулся:

— Будьте почтительны! Здесь было создано нечто великое!

Хорошо, что Милю приходилось молчать.

С потолка свисали серебристые нити, с нитей свисали сопли, и я старался их не касаться. Нити тянулись вслед за нами, но все остальное было слишком мертвым, чтобы быть использованным. То, что пряталось за стенами, спало крепко.

Стена с глубокими нишами напрыгнула на нас внезапно; четверка заарнов остановилась перед ней и опустила платформу. Гора плоти перекатилась на пол и, едва волоча себя, заползла в одну из ниш. Послышался щелчок, и створки ниши захлопнулись.

Как захлопывает створки гигантский моллюск, которого коснулся неосторожный ныряльщик за жемчугом. Я мысленно потянулся к существу, ощущая пробившие тело тупые шипы и, то, как следом за шипами к нему потянулись сотни пальцев и впились в плоть, разрывая на куски. Брызнула кровь, потекла по желобам, мгновенно впитываясь. Матиас успел сунуть в нее руку и с наслаждением облизал.

Внутри стен слышалось то ли чавканье, то ли рокот, словно тысячи ртов перемалывали зубами приношение. Питаясь. Насыщаясь. От жертвы почти ничего не осталось: с нее содрали всю плоть, обнажая костяк, совсем непохожий на человеческий. Скорее на черную конструкцию с опорами, которую венчал железный блин в лучистом ореоле. Нити, которые ранее тянулись к нам, рванулись к нему, опутывая коконом, и внутреннее пространство вдруг осветилось.

— Мы напитали инкубатор собой и берем его под контроль, — равнодушно сказала форма Нормана и прошла дальше.

Не сказать, чтобы вокруг стало сильно светлее, и я даже не мог сказать, какого окружение цвета, но инкубатор пробуждался. Теперь от каждого шага по полу разбегались невидимые волны, эхом отдаваясь во внутренних структурах живого механизма. Мы вышли в круглый зал-колодец, чей потолок терялся во тьме; из множества черных полукруглых проходов доносилась на грани слуха то ли музыка, то ли дыхание. За гладкой поверхностью стен кишела жизнь — отталкивающая, чуждая, постоянно меняющая формы.

Посередине круглого зала был водоем со светящейся изнутри голубоватой водой. Нет, вряд ли вода, скорее одна из внутренних жидкостей инкубатора.

— Икринки выращиваются... вылупляются... здесь, — Матиас встал на краю, заглядывая вниз, в спиральные завитки дна. — Потом мальков размещают в отдельных емкостях, чтобы они не съели друг друга. Большие ванны, чтобы мальки могли плавать, расти, быть здоровыми.

И умолк со сложным выражением лица. Может быть, вспоминал, как на заре своего туманного раннего детства кусал сородичей за плавники, борясь за место в жизни.

— Заарны не слишком похожи на водяных существ. То есть... вы живете в пустыне.

Впрочем, люди тоже не живут внутри людей.

— Перерождения, — неизвестно, зачем Норман так экспериментировал над голосом своей формы, но лучше бы он этого не делал. Таким голосом могла бы говорить тьма, приманивая к себе жертв. — Много перерождений, чтобы получить нужный результат. Мальки помещаются в капсулы, и над ними работают.

— Это так больно, — всхлипнул Матиас. — Так больно.

— Взросление необходимо, — форма Нормана протянула длинные пальцы, с усилием разглаживая треугольники на его лбу, и Матиас сонно моргнул, мгновенно успокаиваясь. Я смотрел на это со смесью шока и восторга: у служителей инкубаторов должен быть способ, чтобы успокаивать молодняк, но видеть это вживую все равно было необычно.

Третий нормановский заарн подошел ближе; казалось, что с каждым шагом он становится все выше, и костяной гребень скоро будет царапать потолок. Мы расступились, освобождая ему место, и существо начало поворачиваться вокруг своей оси, высвобождаясь из многослойных одежд как из кокона. Его тело, серое и блестящее, с царапающими камень то ли когтями, то ли отростками, хрустело и подергивалось, словно заарн перекраивал себя на ходу. А потом, оставив пустую оболочку, в воду скользнула сверкающая ртутная лента, раскрывая веер светящихся щупалец.

Темные притащили первый контейнер. Я отомкнул печать высшего доступа и с волнением снял крышку; потом надел перчатки и вытащил наружу драгоценный груз.

Икринки были довольно большими, в две человеческих ладони. Через полупрозрачную упругую поверхность уже виднелся зародыш: я различал голову, глаза, кровеносные сосуды и нечто, похожее на плавник. Маленькое смертоносное существо в каждой. Я опустил икринку в воду, и служитель подхватил ее, закрепляя в витке спирали. Миль закрыл лицо руками, и я расслышал, что он шепчет "приехали в Заарней, чтобы разводить рыбу".

Почему нет? Мы, магистры, можем себе позволить.

— Слушайте, Кэрэа, а что из них вырастет? — Шеннейр держал одну икринку и с любопытством тыкал в нее пальцем, пытаясь разбудить существо, спящее внутри. Судя по эмоциям, боевики желали последовать примеру своего магистра, но мешало понимание, что они делают важную работу — немного, и пристальное наблюдение Эршенгаля — гораздо сильнее.

Существо внутри оболочки все же очнулось и суматошно задергалось, стараясь оказаться от Шеннейра как можно дальше. Мне показалось, что в его рту уже видны маленькие треугольные зубы.

— Нечто сильное, умное и красивое. И полезное, — я отнял икринку, усыпляя существо обратно, а потом пошел спасать остальных. Один из контейнеров уже чуть не уронили на пол, потому что кто-то разглядел у крошечных заарнов внешние жабры и позвал товарищей, чтобы поделиться впечатлениями. Темные изо всех сил старались, чтобы икринки сразу познавали всю жестокость этого мира.

Что получится, я и сам толком не знал. Заарны — это когти, зубы и немного мозгов, и только в этом можно быть уверенным точно, но мы постарались дать им большее.

Всего икринок было около полусотни: больше нормановский инкубатор не тянул, и если бы мы не забрали их, они бы погибли. Инкубатор работал на малых оборотах и не мог вырастить всех.

И вот таким простым способом мы не только затормозили рост колонии Лорда Нормана, использовав ее ресурсы на другие цели, но и определили возможную скорость ее увеличения. Я не играл против Нормана намеренно, но мне нравилось, когда одним способом решаются несколько задач.

— Эй, Рейни, то есть эта мерзость — нормановские детеныши? — внезапно осенило Миля. От ужаса он даже позабыл про собственное наказание. — Нет, я не хочу это знать. Так действительно так?

— Замечательно, правда?

— Лорд есть материя, порождающая жизнь, и упорядочивающий материю разум, который несет в себе идею жизни, сам ты мерзость, — мгновенно вступился Матиас. — Но ты просто глупая недоразвитая особь, которую никогда не допустят к таинствам высшей касты, ты не можешь знать о подобных вещах.

— Прекрасно. Я хочу препарировать эту штуку.

— Я не даю дозволения, — прохладно сказал Шеннейр, не оборачиваясь, и Миль стремительно отступил, сливаясь с тенями. Под тихое "пожалуйста, магистр" Эршенгаль отобрал у своего начальства очередную икринку, и дело пошло куда быстрее.

Спираль почти заполнилась. Я не мог избавиться от мыслей, все ли зародыши живы; нет ли больных или ослабленных, приживутся ли они в чужом инкубаторе, правильно ли проведено смешивание генов, хорошо ли ляжет психоматрица ускоренного развития — те мысли, что мучают любого человека, у которого всего одна попытка на выращивание биологического оружия.

Теперь я понимал, почему Единая гильдия создавала пауков и акул, а не бездушные механизмы. Так интереснее.

Я взял последнюю икринку, задержав ее в ладонях. Я не увижу, как вырастут эти существа, но я могу дать им, что в моих силах. Защищенность. Счастье. Любовь, и много другого ненужного. Заарны становятся умнее и жизнеспособнее, когда контактируют со светлой магией. Светлая магия позволит им не нападать друг на друга, а действовать сообща. Я опустил зажегшуюся искру в воду, наблюдая, как икринки вспыхивают по спирали, и светлая магия расходится волной. Это было легко.

— Мы сейчас создаем новый народ, вы понимаете это? — Шеннейр словно сам светился изнутри, и я молча кивнул. — Надеюсь, они будут кошмаром этого мира.

Колодец заполнился светом полностью, и маленькие заарны одновременно открыли ярко-фиолетовые глаза.

Надеюсь? Да я уверен в этом. Какой у них выбор, после нас-то.

...Проем в скале закрылся следом за нами, замуровывая оборудование и эмиссаров Нормана внутри. Поглощенного тела Лорда инкубатору хватит надолго, а дальше они справятся. Служители инкубатора умны и принадлежат к высшей касте. То, что я просил, отдали мне перед расставанием, и я вернулся, сжимая в руке два флакона из скользкого холодного стекла.