На медпосту зажглась красная лампа. Гедимин повернулся на свет — к медику подошёл третий экзоскелетчик в той же полицейской броне и положил перед ним крупный свёрток и какие-то распечатки. Несколько минут люди о чём-то говорили, потом "коп" перебросил непонятную вещь одному из охранников Гедимина, а тот быстро затолкал её в раструб "пневмопочты". На самом деле сжатого воздуха там не было — это была обычная наклонная труба, ведущая в гермобокс, разделённая несколькими опускающимися створками и слишком узкая, чтобы сармат туда пролез. Он и не пытался; с утра ему сбросили запас пищи и воды ещё на два дня, вечером обычно присылали новые ампулы для наплечных дозаторов. Но этот свёрток был слишком велик для контейнера с ампулами и слишком плосок для ящика с едой, и Гедимин подошёл к внутреннему люку, чтобы поймать странный предмет и рассмотреть вблизи.
— Арестованный Кет! — раздалось по голосовой связи, и сармат стиснул зубы, стараясь не выдать себя дрожью. "Знают, saat hasulesh. Вскрыли досье..."
— Вам принесли одежду. Одевайтесь и ждите. С вами будут говорить.
"Началось," — обречённо вздохнул Гедимин, разворачивая слой чёрного скирлина. Внутри были подштанники и длинный белый халат без рукавов, просторный даже для сармата. "На кой им моя одежда, если впереди допрос?" — мелькнуло в мозгу, но сармат вспомнил первую встречу с капитаном Торрегросой и криво ухмыльнулся. Халат он надевал впервые; ощущения были странные — он привык к одежде, прилегающей к коже, а не болтающейся где-то в дециметре от неё.
Следом по трубе прошуршал второй свёрток. К нему была прикреплена бумага с инструкцией. Внутри Гедимин нашёл самый примитивный из возможных смартов — длинную клавиатуру и такой же длинный узкий экран. Прилепив их, как указывала инструкция, к прозрачной стене и соединив свисающие из трубы провода, сармат снова посмотрел на медицинский пост — там уже собирался народ. Вдоль "окна" выстроились четверо экзоскелетчиков, в коридоре виднелись ещё двое. Седьмой, в "Рузвельте" со звездой на груди, оставался у поста и вместе с медиком рылся в распечатках. "Лично Чарльз Фостер?" — Гедимин невольно ухмыльнулся. "Я такой важный арестант?"
Фостер подошёл к "окну" и остановился между расступившимися охранниками. Мониторы на броне "Рузвельта" оставались тёмными, и Гедимин, не понимая, куда смотреть, направил взгляд на стену за спиной шерифа. Несколько секунд Фостер стоял молча.
— Значит, Гедимин Кет, — заговорил он, тщательно выделяя каждый звук полного имени. — Да уж, это было неожиданно. Признаться, мы не сразу поверили. Я даже посчитал, что Маккензи подсунул нам обманку, ложный след. Но свидетельство мистера Конара, данные из архивов Сокорро, показания доктора Фокса... Мы, в общем-то, всё знаем, мистер... "Кецаль". Вас поймали на месте преступления, и я мог бы не терять времени на допросах...
— Так не теряй, — буркнул Гедимин, недобро сощурившись. Слова прозвучали невнятно даже для него, и он с досадой провёл по безгубому рту ладонью, вытирая слюну.
— У вас есть переговорное устройство, мистер Кет, — отозвался Фостер. — Печатайте всё, что хотите мне сказать. Доктор Фокс предупредил, что говорить вы не можете.
Гедимин напечатал — несколько слов, которыми называли полицейских в обсуждениях на сайте новостей. Поступок был не самый умный, но на большее сармат был сейчас неспособен — в мозгу пульсировала недавняя фраза шерифа о показаниях свидетелей. "Маккензи... Так он меня сдал? Они не сами наткнулись? Он всё-таки сдал базу? Но на кой?!"
Шериф хмыкнул.
— Обмен приветствиями закончен. Теперь возьмёмся за дело. Узнаёте?
Он поднёс к стеклу несколько скреплённых листков, и Гедимин вздрогнул и изумлённо мигнул — это была часть его ежедневника, аккуратно вытащенная из середины. Там были наметки для реактора-кольца и соображения насчёт борной кислоты — дальше сармат прочитать не успел.
— Опыты по ядерной физике, работа с запрещёнными радионуклидами... — Фостер положил ежедневник в чёрный контейнер и убрал под пластину обшивки. — Физик-ядерщик, выпускник Лос-Аламоса... Зачем вы на это пошли? Была же хорошая легенда, работа, тихая гавань... Не из-за дружбы же с Линкеном Лиском? Вы-то должны были понимать, что он полностью безумен.
Гедимин молча смотрел на него. Слова не находились, и сармат щурился от бессильной злости.
— Маккензи дал мне график вывоза ирренция, — продолжал шериф, немного выждав. — Вы работали, не жалея себя. Такие объёмы не всякий завод освоит! Семь тонн исходного сырья, полтора центнера выработки в месяц... В Лос-Аламосе очень обрадовались вашим данным. Жаль, что они сгинут в архивах, — запрет на использование ирренция никто не снимал. Знаете, кстати, что вам светит по этому закону?
Гедимин досадливо сощурился — он стоял на одном месте недолго, но мышцы ещё недостаточно окрепли, и ноги начинали подкашиваться. Он стянул переговорное устройство вниз по стеклу, сел рядом с ним, вздохнул, устало глядя на экран, и напечатал: "Стреляй".
— Вот так вот сразу? — насмешливо хмыкнули на той стороне. — С радостью, мистер "Кецаль". Весь Кларк выстроился бы в очередь. Вся Австралия... Но сейчас, увы, не военное время. Есть презумпция невиновности, есть судьи, адвокаты... Разбирательство будет громким и долгим, мистер Кет. Вы ещё пожалеете, что не сгорели под обломками реактора.
"Судьи?" — Гедимин порылся в памяти, но слово было ему знакомо разве что по фильмам. "Что-то из местных традиций. Ещё одна. Сколько же путаницы, мать моя колба..."
— Ваш реактор сейчас исследуют, — снова заговорил Фостер. — Вроде бы он очень интересен для науки. Вы вроде как вдвое увеличили выход плутония. Это было промежуточное сырьё, верно? Маккензи говорил, что вы до последнего за него цеплялись. Не переходили на уран, хотя с ураном проблем у вас не было. Есть существенная разница?
Гедимин угрюмо сощурился на жёлтый экзоскелет. "Кроме тех, кто был на базе, этого никто не знал. Даже Иджес и Айзек в такие мелочи не вникали. Только Маккензи..." — думал он. "Эта крыса всех сдала."
Он потянулся к клавиатуре, чтобы спросить об Иджесе и Айзеке, но вовремя себя одёрнул. "Тихо, теск. Тебя сдали. А ты не сдавай никого. А до Маккензи ещё доберёшься. Если "макаки" раньше его не пристрелят."
"Что ещё рассказал Кенен?" — напечатал он. На той стороне выразительно усмехнулись.
— Много, на книгу хватит, — отозвался шериф, показывая железной "клешнёй" толщину тома распечаток. — Он у вас любит болтать. Это вы могли молчать под пытками. Он после одного разговора выложил всё, что знал, и о чём догадывался. Он сдал вас с потрохами, "Кецаль". Но... только вас. А ведь вы не один были, верно?
Он ненадолго замолчал. Гедимин молча щурился на тёмный экран. "Сдал. Даже не сомневаюсь. Это же Маккензи..." — он поморщился и снова вытер слюну. "А я был один."
— Серьёзно? В одиночку обогнали мировые лаборатории радиосинтеза? — усмехнулся Фостер. — В одиночку за неделю перерабатывали семь тонн сырья? И реактор, и бомбы для Лиска, — всё в одни руки? Хорошо звучит, но что-то не верится.
"Я — сармат, а не "макака"," — ответил Гедимин, гордо вскинув голову. "Это вы ни астероида не умеете."
— Да-да, легендарный сарматский атомщик, — махнул стальной "лапой" "Рузвельт". — Мистер Конар долго вас расхваливал. Он считает, что вы мертвы. Мы не стали его разубеждать. Во избежание лишнего шума и волнений. Профессор уже не молод и не слишком здоров, не хватало ещё ему лететь на Луну из-за сармата-преступника...
Гедимин молчал. Хотелось прижать к груди ладонь — невидимые обручи снова сдавили рёбра, и воздух еле-еле проходил в лёгкие. "Хорошо, что Конар жив. Плохо, что всё так повернулось..."
"Он ни при чём," — напечатал он. "Кенен тоже. Это мой ирренций. С ним работал я."
— Да-да, — усмехнулся Фостер. — Маккензи именно так это и описывал. Как вы угрозами и побоями заставили его снабжать вас деньгами и ураном, работать связным и отдать полбазы под ваши опыты. А он ничего не понимал и вообще ни при чём. Обычная песня мистера Маккензи. Но вы-то зачем её повторяете? Что конкретно он делал, кроме того, что предлагал заменить плутоний ураном? Говорите спокойно, "Кецаль". Чего вы боитесь?
Гедимин молча качнул головой. "Похоже, они не вчера заподозрили неладное. Кенен давно был под присмотром. А потом на него нажали, и вот..."
Шериф издал негромкий смешок.
— Будете покрывать его до последнего? Зря. Он того не стоит. Дрянной сармат, и был бы дрянным человеком. Тогда поговорим о...
На посту снова зажглась красная лампа. К стеклу быстрой походкой приближался человек в белом комбинезоне.
— Шериф Фостер, заканчивайте допрос, — сердито сказал он. — Гедимин недавно перенёс тяжелейшую операцию. Видите, он уже не держится на ногах? Хотите слить в канализацию трое суток моей работы?
Гедимин ожидал, что экзоскелетчик просто отодвинет медика и передаст его охране, но тот, напротив, подался назад. Экран переговорного устройства позеленел и погас — сеанс был окончен.
— Работайте дальше, док, — отозвался шериф, жестом приказав охраннику смотать провода и закрыть трубу. — Постарайтесь к суду поставить его на ноги. Не хочу, чтобы полицию Кларка обвиняли в изуверстве. Этот сармат нужен нам живым и здоровым. Чем здоровее, тем лучше.
Издав ещё один смешок, он развернулся и двинулся к выходу. Двое экзоскелетчиков пошли за ним. Доктор Фокс, проводив их сердитым взглядом, пошёл к шлюзу гермобокса и минуту спустя был уже внутри — деловито щупал пульс Гедимина, сверяясь с показаниями датчиков.
— Я разрешил им донимать вас не более пятнадцати минут, — говорил он, заменяя пустые ампулы в дозаторе. — Не ожидал, что придётся выгонять их силой. Из-за идиотского доноса пытать раненого! Надеюсь, у Фостера хватит совести заплатить вам компенсацию.
Гедимин криво ухмыльнулся, поднимаясь на ноги.
— Они говорят правду, — проговорил он, подставив ладонь, чтобы не капать слюной на пол. — Я преступник. Зря ты так ко мне заходишь.
Питер сердито фыркнул, почти по-сарматски.
— Отдыхайте, Гедимин. Они настояли на ежедневных допросах. После такого издевательства любой себя оговорит. Постараюсь их одёргивать, насколько это возможно. Фостер очень хочет повышение, но не приносить же вас ему в жертву!
Гедимин хмыкнул, глядя медику вслед. "В самом деле не верит или просто успокаивает? А, в любом случае, — не бросаться же на него. Вот если Фостер сюда залезет — посмотрим..."
20 февраля 25 года. Луна, кратер Пири, город Кларк
— И охота же вам его выгораживать, — негромко хмыкнул шериф Фостер, прочитав очередной ответ Гедимина. Сармат угрюмо сощурился. Этот допрос был третьим и шёл уже двадцать минут — каждый раз немного дольше, по мере выздоровления допрашиваемого. Гедимин сидел на полу — он не устал, но и не видел смысла тратить силы. "Они видели меня вспоротым снизу доверху," — напомнил он себе, в очередной раз вытерев слюну с подбородка и щёк. "Сдирали скафандр вместе с кожей. Поздно показывать гордость."
— Пойдём сначала, — снова заговорил Фостер, и Гедимин досадливо сощурился. — Вы утверждаете, что собрали синтезирующий реактор. Кто давал вам сырьё и задания на синтез?
"Линкен," — напечатал Гедимин. "Он мёртв. До него уже не доберутся," — думал он, но всё равно щурился — даже мёртвого Линкена выдавать "макакам" не хотелось.
— Линкен Лиск, известный как "Взрывник", — задумчиво проговорил шериф. — Вы работали только с ним? Больше никто не помогал вам?
Гедимин кивнул, не прикасаясь к переговорному устройству.
— Вы в одиночку собрали реактор, цех для переработки, каждые два месяца вынимали готовый ирренций и отделяли от сырья, — Фостер сверился с распечаткой, громким щелчком металлической "клешни" отогнал от неё любопытного охранника и продолжил:
— В течение каждого цикла вы перерабатывали шесть-семь тонн сырья. Сколько времени на это уходило?
"Семь-десять дней," — напечатал Гедимин. Шериф замолчал на несколько секунд, снова поднял распечатку на уровень "глаз" экзоскелета и выразительно усмехнулся.
— Семь дней на то, чтобы вынуть сырьё, отделить от него ирренций и снова загрузить реактор? Вы утверждаете, что проделывали это в одиночку? Ни сармат, ни человек не помогал вам? Вы один заменяете огромный завод?
Гедимин досадливо сощурился.
"Я — сармат, а не макака," — ответил он. "Обычная тяжёлая работа."
— Боюсь спрашивать, что ещё для вас обычно, — пробормотал Чарльз, перебирая листы распечатки. — Ладно... Теперь о подземном реакторе. Где вы его взяли?
"У Линкена," — ответил Гедимин. "Это был его трофей. Ему был не нужен, я попросил себе для работы."
— Какого рода работа? — тут же оживился Фостер.
"Ядерная физика," — отозвался Гедимин. "Опыты с конструкцией реактора. Ты его видел. Сам не заметил?"
— Я далёк от ядерной физики, — отмахнулся шериф. — Это уже не моя работа. Значит, опыты с конструкцией... Долго вы этим занимались?
"У тебя есть показания Кенена," — ответил Гедимин. "Там и посмотри. Я не помню." Он прижал пальцы к виску и болезненно сощурился, как будто у него заболела голова. На самом деле боли не было — только вязкий туман колыхался внутри черепа, и иногда из него всплывали какие-то обрывки слов и картинок. Ночью он пытался выстроить перед глазами объёмную схему последнего реактора — она дрожала и расплывалась, твэлы путались и даже на схеме порывались расстабилизироваться и то ли расплавиться, то ли взорваться.
— Зачем вам было ковыряться в этом реакторе? — неожиданно спросил Фостер. — Какой в этом интерес? Вы же сами его создали. Всё, работа закончена.
Гедимин вздрогнул всем телом. "Маккензи, sa hasu! Он и об этом рассказал... Ну да, конечно. Чего ещё было ждать?! Если начал болтать, трудно остановиться..."
— Сколько лет создавался атомный флот? — спросил Фостер и сам же ответил:
— Лет пять, не меньше. От вашей первой смерти до "убийственной атаки". И никто не замечал огромные верфи, научные станции, ядерные испытания... У вас большой опыт скрытной работы, верно? Вы её продолжили, вернувшись в Кларк, да, мистер Кет? Когда Ассархаддон вышел с вами на связь? Отвечайте!
Гедимин мигнул.
"Он мёртв," — ответил он. "Я работал для себя."
Фостер нервно усмехнулся.
— Вы строили усовершенствованный ядерный реактор для себя?! М-да... Я занесу это в книжечку и покажу нашим умникам. Пусть тоже посмеются. И что вы делали бы с ним, закончив работу?
Гедимин пожал плечами. "Он был бы," — напечатал он. "Правильный механизм. Хорошая штука."
— Бомбы вы тоже... усовершенствовали? — неожиданно сменил тему Фостер. — Ради приближения к идеалу?
"Бомбы — для Лиска," — ответил Гедимин. "За ним охотились. Он защищался. Я помогал."
— Суд оценит ваши дружеские порывы, — пробормотал шериф. Гедимин жалел, что не видит его лица, — у "макак" любая эмоция отражалась в каждой мимической мышце, и следить за этим было очень интересно.
На посту зажглась красная лампа, и двое дополнительных охранников зашевелились, беспокойно переглядываясь.
