Дневник Странных Путей. Книга 2. Часть 1.

...в это же время где-то на границе Египта с Ливией...

Мусса проснулся затемно и первым делом заглянул загон к верховым лошадям. Любимый конь стоял на вытянутой во всю длину привязи и нервно прислушивался к рассветным звукам пустыни.

— Тихо, тихо, — мужчина огладил жеребца и достал скребницу.

Вычистив и поседлав коня, Мусса вернулся в шатер. Обе его жены и престарелая мать уже готовили завтрак: пекли румяные лепешки на раскаленном камне и заваривали кофе. Усевшись на законное место главы семьи, араб наблюдал за привычными хлопотами женщин. Из-за занавески вышел его старший сын, пятилетний Мухамед. Потирая кулаками глаза, уселся рядом с отцом. За старшим подтянулись остальные дети: четырехлетняя Газала и трехлетний Амин. Последним на четвереньках выполз двухлетний Шакур.

— Что ты, маленький! — бабка споро подхватила внука на руки и усадила между Газалой и Амином.

На столе уже красовались пиалы, стояли блюда с финиками, козьим сыром и горшок с простоквашей. Старшая жена подала блюдо с лепешками.

Позавтракав, Мусса закинул в переметную суму немного воды и припасов, приторочил теплый плащ и неспешной рысью двинулся через барханы в сторону основного стада своей семьи. Пасли его скот два племянника, пока сыновья были слишком малы для такого ответственного дела.

Наслаждаясь легкой дорогой, скотовод посматривал по сторонам, ища признаки бредущего где-то впереди стада. Вот почти занесенная песком верблюжья лепешка. Вот обрывок материи. Вскоре ветерок донес глухой рев верблюда и с вершины очередного бархана араб увидел цель путешествия — стадо верблюдов, коров и коз, примерно в сотню голов, кормящееся на островке жесткой пустынной травы.

Подняв коня в галоп, Мусса доскакал до животных. Племянники поприветствовали старшего и засыпали новостями: сколько верблюдиц принесли потомство, который из быков чуть не поднял на рога одного из псов, и что белую козу нужно— забить — она единственная до сих пор не в тягости.

Мирную беседу прервал тяжелый глухой гул. Стадо заволновалось: заревели верблюды, заблеяли козы, замычали коровы. Пастуший пес залился лаем, оббегая вверенное стадо и не позволяя животным в страхе разбежаться. Земля ощутимо затряслась.

— Во имя Аллаха! — испуганно вскрикнул один из парней.

— Земля трясется, — мужчина смог сохранить присутствие духа, — но это не страшно.

И в самом деле, через минуту все стихло. Все успокоились и погнали стадо ближе к шатрам.

...в это же время где-то под Москвой...

Красивый, восточного типа, молодой человек шел по тихой улице, застроенной неприметными пятиэтажками, каких тысячи разбросаны по малым городам Подмосковья. В темном костюме и светлой рубашке, без галстука, с небольшим портфелем-папкой, какие любят менеджеры, в начищенных ботинках — один из миллионов таких же приличных молодых людей, один из многих, кто в этот день спешит по каким-то делам.

Свернув в один из двориков, мужчина проследовал через детскую площадку со сломанной каруселью, перескочил через большую лужу возле подъезда со вырванным домофоном и поднялся на третий этаж. После трех настойчивых звонков дверь раскрылась на цепочку и в щель высунулся длинный нос.

— Я к батоно, — тихо, но настойчиво сказал мужчина и показал перстень на руке.

— Проходи, мегобари, — дверь распахнулась.

В квартире было странно тихо: не тикали часы, не слышались ни голоса, ни шаги. Даже с улицы ничего не было слышно. Обладатель выдающегося носа молча показал на закрытую дверь в конце прихожей. Чуть задержавшись перед дверью, посетитель решительно вошел. В небольшой комнате на широкой тахте лежал... теперь уже, наверно, пожилой мужчина. Знаете, такое иногда бывает, когда сильное горе или какие-то обстоятельства вдруг выпивают из человека все силы, заставляя буквально за часы пережить десятилетия. Вот и тут: совершенно седые волосы, резкие морщины вперемешку со шрамами, от когда-то роскошных усов осталась жалкая щетка. Сильные когда-то руки теперь постоянно, хоть и не сильно, дрожали. Разговор начался на грузинском.

— С чем пришел, сын моего друга?

— С вестью, батоно.

— Хм, — лежащий помолчал, справляясь с особенно сильным приступом судорог, — доброй или как?

— О том вам судить, батоно.

— Присядь.

Молодой человек огляделся и подтащил к тахте табуретку. Помолчав, он сказал:

— За океаном беспокойно, батоно. Но у достойных людей везде друзья...

— За океаном у меня нет друзей! — резко вскрикнул больной, — теперь нет...

— О да, батоно! — молодой подчеркнуто почтительно склонил голову, — моя семья скорбит о несчастье, постигнувшем лучшего друга моего отца. Но, прошу, выслушайте то, что велели мне передать.

— Ну? — старик взял себя в руки и приподнялся на подушках. Рука судорожно вцепилась в одеяло.

— Этим белым шакалам Бог воздал по их грязным делам. Вы же слышали, какие скандалы нынче сотрясают самые вершины мировой власти?

Хозяин кивнул.

— Так вот, — продолжил гость, — теперь они вдруг вспомнили обо всех, кто им верно служил и кого они предали. К моему дяде в Нью-Йорке приезжал курьер и привез письмо. Вот оно, — раскрыв портфель, молодой почтительно передал плотный синий конверт. На красном штемпеле был изображен орел, держащий полосатый щит.

Хозяин с ненавистью разорвал конверт и вытащил послание. Прочитав, отбросил его и задумался. Гость терпеливо ждал. Повисла гнетущая тишина. Молодому человеку было явно неудобно сидеть на грубом сиденье, но он терпел, незаметно то так, то эдак меняя позу.

Хозяин резко встрепенулся и потряс серебряным колокольчиком. На тоненький хрустальный звон в дверь высунулся "мистер нос".

— Проводи гостя в гостиную, пусть он ни в чем не терпит нужды. Мне надо подумать, — приказал хозяин.

Носатый коротко поклонился и распахнул широко дверь.

— Иди, дорогой, отдохни, — теперь в голосе хозяина, адресованном молодому человеку, плескалась забота, — а мне надо подумать будет, уж больно важные вести ты принес!

— Да, батоно, — молодой человек коротко кивнул и поднялся.

Когда закрылась дверь, батоно преобразился, хоть и не сильно: в глазах зажегся знакомый стальной огонь, остатки усов воинственно встопорщились. Поднявшись и поудобнее усевшись, он перечитал письмо вслух, попутно комментируя под нос:

— Уважаемый... угу, уж так вами уваженный, что до сих пор ходить не могу!..

— Сообщаем вам, что ваш счет разморожен... а смысл в нем, если в любой момент снова отберете?

— Положена сумма, компенсирующая... дураки, кто может компенсировать здоровье мужчины?! — он зарычал, вскидываясь и сжимая кулаки.

Успокоился.

— Нас заинтересовали новости в вашей стране... еще бы! Теперь они поняли, насколько серьезно русские водили их за нос!

— Сведения о данных акциях... да щас бы! Больше я на эту удочку не попадусь! Пусть сами банкиров трясут!

Подумав и побарабанив пальцами по одеялу, откинулся на подушки и пробормотал:

— А вот сыграть в свою игру... это было бы справедливо... эх, жаль, что они все педики!.. — мужчина мечтательно усмехнулся, — придется идти другим путем.

... и снова на окраине Петербурга...

Переход на Странные Пути открыли, как всегда, посередине двора, на ровной площадке, специально лелеемой для таких случаев. На этом пятачке не было места ни кашпо с цветами, ни садовым изыскам в виде плетеной мебели, ни керамическим скульптурам, которые я обожала и которыми постаралась украсить весь участок. Судя по всему, в заповедном лесу только что прошел дождь — с густых крон деревьев стекали струйки воды, пахло озоном и мокрой травой. Осмотревшись, Саша первым двинулся вперед.

Фестралы поджидали на знакомой полянке в полукилометре от долины. Заря и Коржик подбежали наперегонки, с радостным фырканьем тыкаясь бархатными носами в руки и выпрашивая ласку. Приторочив переметные сумки, направили крылатых зверей к ярмарке. Продвигаясь по широкому проезду между рядами, рассматривали товары и толпящийся народ. Правда, вскоре пришлось спешиться: разъезд стражников предъявил предписание передвигаться по долине только пешком, либо, при перевозке грузов, в медленно двигающейся повозке. Оставив фестралов на особо отведенной привязи, двинулись дальше.

Продовольственные ряды встретили нас многоголосым гамом, криками птиц в клетках и животных в загонах, одуряющими ароматами специй и кушаний. Сначала направились в мясные ряды: мне пришлась по вкусу нежнейшая оленья шея, ароматные кабаньи окорока и пряная вяленая дичь. Да и пироги с олениной или мелкой боровой дичью разлетались в один миг. Бульонных кур — не жирных, но выкормленных на естественном подножном корме, родные уже открыто требовали. Как и экзотических специй или пряных трав.

Пока дюжий мясник забивал для нас упитанного поросенка под Сашиным присмотром, я отошла чуть подальше, заказав целую корзину куриц и целую корзину перепелов торговке птицей. Отбирая квохчущих пеструшек, мы перешучивались с дебелой селянкой на кулинарные темы, когда сбоку раздался рев. Ахнув, женщина едва не выпустила из рук бьющую крыльями и сопротивляющуюся птицу, но тут же проворно запихнула в садок:

— Во имя Трехрогого! Что там случилось?!

— Не знаю, — я обернулась и привстала на цыпочки, но потом тоже ахнула и бросилась туда, — мой муж! На него напали!..

— Беги, — селянка отставила мой садок, — потом закончим!

Благодарно кивнув, принялась расталкивать толпу в нужном направлении. Возле мясного ряда раздавшаяся толпа освободила круг, посреди которого Саша уворачивался от размахивающего боевым топором заросшего верзилы в кольчуге и рогатом шлеме. Тот ревел что-то нечленораздельное, мой друг молчал, сберегая дыхание. На его плече уже набухла рана. Вид крови привел меня в состояние, близкое к истерике, я невольно взмахнула рукой, отчего верзилу вдруг смела волна чистой Силы. Подавившись собственной бородой, он растянулся поперек мостовой и затих. В два прыжка я подскочила к мужу:

— Саша, Сашенька!

— Все в порядке, — он попытался обнять меня здоровой рукой.

— Нет. Не все, — зажав пальцами разрубленную артерию, прижгла магией и остановила кровь.

— Придется обратиться в травму, — мужчина побледнел, но держался молодцом.

— Потом. Сначала, — я обернулась к нападавшему.

Верзила начал приходить в себя и теперь озирался по сторонам, пока еще не совсем осмысленно. Меня немного успокоило, что безумие ушло с его заросшей рожи. Жалости к этому ублюдку не было никакой. Широкая отмашка, и молния взрыла землю перед ним. Викинг дернулся, а толпа отступила на шаг назад, загудев. Тут подоспели стражники и уставили на верзилу копья. Старшина повернулся к нам:

— Что здесь произошло?

— На моего мужа безо всякой причины напал этот человек, — отчеканила я, указав на рыжего, — он ранил его в плечо.

Толпа согласно загудела.

— Понятно. Кто знает зачинщика? — старшина оглядел народ.

— Мы знаем! — несколько уменьшенных копий верзилы протолкались в круг с восточной стороны, — это сын нашего вождя, Ольгерд-берсерк.

Кинув на нас один-единственный взгляд, тот, что повыше, продолжил:

— Этот человек, к несчастью, очень похож на кровника Ольгерда. Тот его давно разыскивал, очень много зим в подряд, но безуспешно. Это уже начинало смахивать на безумие. А тут попался навстречу этот мужчина. Так что, Ольгерд, наверно от радости, что наткнулся на врага, не разобравшись и не присматриваясь, поспешил напасть. Я рад, что никаких серьезных ран он нанести не успел и готов от имени вождя выплатить виру за причиненный ущерб.

— Что говорит закон? — спросил Александр у стражи, игнорируя викингов.

— По закону, ранивший без причины обязан уплатить в казну Правителей долины штраф в пятьдесят гранов серебра, а также уплатить виру пострадавшему в зависимости от причиненного ущерба. В данном деле, — старшина обвел взглядом Сашу, подсчитывая про себя ущерб, — это составит три грана золота или пятнадцать гранов серебра.

— Согласен.

Викинг развязал кошель и громко отсчитал сначала штраф, потом виру. Еще раз принеся свои извинения, викинги подняли берсерка и утянули в сторону. Толпа начала расходиться. Более-менее оправившийся поисковик вернулся к дожидавшемуся его мяснику, а я поспешила к торговке. Та уже подготовила еще один садок с перепелами. Быстренько рассчитавшись с птичницей и свинарем, мы загрузили покупки в расширенные магией сумки и двинулись дальше. Овощные ряды пестрели радугой всех цветов и оттенков. Тут было свежо и спокойно: огородники народ неторопливый. Лениво торгуясь, они сбывали корзины упругих тыкв и лаковых баклажанов, налитых помидоров, всяких видов лука, пряной зелени и свежайшего салата. И это только те растения, которые я знала! А сколько еще было совершенно неизвестных мне видов? Не сосчитать!

Набрав крошечных кабачков-зеленцов, упругих корнишонов, помидоров, всякой зелени и салатов, я выбрала еще баклажаны, капусту и большую золотистую тыкву.

— Ненавижу тыкву! — пробурчал Саша.

— Ты просто не умеешь ее готовить, — отозвалась, запихивая тыкву в корзину, — тем более, что большую часть я отвезу маме, она давно просила.

— Ладно. Уговорила.

Всего получилось три корзины овощей и фруктов — все это провалилось в наши бездонные сумки. Я бы еще побродила по торгу, но плечо Саши начало гореть, так что мы поспешно вернулись к коновязям. Фестралы мгновенно учуяли кровь, тревожно зафыркали и зарычали. Огладив крылатых хищников, я восстановила мир, и мы взлетели прямо оттуда.

Дома, оставив сумки пока как есть, вызвала на помощь отца, — надо же было отвезти раненного друга к врачам! По понятной причине сохранения секретности команду привлекать не стоило. Меня они с собой не взяли, оставив на хозяйстве. Немного обиженно я занялась разборкой покупок.

— Доча, что у вас стряслось? — мама, естественно, не смогла остаться в стороне от переполоха.

— На рынке на Сашу напал викинг, приняв за своего врага. Папа повез его в травму, — отрапортовала, — я тебе тыквы купила и куриц. Передам с папой.

— Ох, господи!.. — мама тут же начала переживать, — обязательно позвони, как вернутся!

— Конечно.

Отложив телефон, вяло достала из сумок первую корзину. Решила сварить куриный бульон, — Саше понадобятся силы, чтобы скорее выздороветь.

Мужчины вернулись где-то через час, когда я уже не находила себе места от беспокойства и нервно наворачивала круги по кухне. Саша держался молодцом, аккуратно неся загипсованную от шеи до локтя руку на подвязке:

— Мы сказали, что на меня свалился с верхней полки в сарае топор. Сергей Иваныч устроил в травме целое представление, кляня свой склероз и дурацкую идею прибраться в сарае.

— Молодцы. Что врач сказал?

— Кость надрублена, но все будет в порядке. Назначил физиотерапию и обезболивающее. Мы заехали по дороге в аптеку и купили нужное.

Сунув отцу сумку с курицей и тыквой, отправила его восвояси, к не находящей места мамуле на допрос.