Я тоже зацепился и начал помогать ей. Призрак был массивным, размером с крупную машину, и развивал приличную скорость; сначала я не мог ухватиться за кожистые лоскуты, которые вращались у меня под рукой.
Пока мы трудились, я почувствовал, что мне становится невыносимо жарко. Свет, который проникал в клубок от этого солнца, казалось, становился ярче с каждой минутой. Но по мере того, как мы работали, эти тревожные мысли вскоре рассеялись.
Наконец мы справились с призраком. Джеру проворно сняла с него пояс со снаряжением, и мы начали запихивать мешковатый труп как можно глубже в окружающие заросли. Это была ужасная работа. По мере того как призрак корчился все сильнее, все больше его внутренностей, уже затвердевших, вылезало из отверстий, которые мы проделали в его шкуре, и мне пришлось сдерживать рвотный позыв, когда мерзкая жижа выплеснулась мне в лицо.
Наконец это было сделано — во всяком случае, насколько это было в наших силах.
Забрало Джеру было измазано черным и красным. Она сильно вспотела, ее лицо порозовело. Но она улыбалась, и на плечах у нее был трофей — пояс призрака. Мы двинулись в обратный путь, следуя тем же путем, что и раньше.
Когда мы вернулись к месту, где лежали, то обнаружили, что академик Паэл в беде.
Паэл свернулся калачиком, закрыв лицо руками. Мы растолкали его. Его глаза были закрыты, лицо покрылось розовыми пятнами, а с лицевого щитка капал конденсат.
Он был окружен какими-то приспособлениями, в том числе деталями от чего-то, похожего на сломанный пистолет-звездолом; я узнал призмы, зеркала и дифракционные решетки. Ну, пока он не очнулся и не мог рассказать нам, что делал здесь.
Джеру огляделась. Сияние центральной звезды-крепости стало намного ярче. Место, где мы залегли, теперь было залито светом и теплом, а окружающие заросли почти не давали укрытия. — Есть какие-нибудь идеи, тар?
Я почувствовал, как радостное возбуждение, охватившее нас, улетучилось. — Нет, сэр.
На мокром от пота лице Джеру отразилось напряжение. Я заметил, что она опирается на левую руку. Казалось, она приняла какое-то решение. — Хорошо. Нам нужно улучшить ситуацию здесь. — Она сняла с себя пояс со снаряжением призрака и сделала большой глоток воды из крана на капюшоне. — Тар, ты на посту. Постарайся держать Паэла в тени своего тела. И если он проснется, спроси его, что он узнал.
— Да, сэр.
— Хорошо. Я скоро вернусь.
И затем она исчезла, растворившись в сложных тенях зарослей, как будто была рождена в таких условиях.
Я нашел место, откуда мог видеть на все 360 градусов, и предложил Паэлу немного своей тени — не то чтобы я думал, что это сильно поможет.
Мне ничего не оставалось, кроме как ждать.
По мере того, как корабль призраков следовал своим таинственным курсом, световые пятна, просачивающиеся сквозь клубок, менялись и эволюционировали. Пока я цеплялся за клубок, мне показалось, что чувствую вибрацию: медленную, глубокую гармонизацию, которая пульсировала в гигантской конструкции корабля. Я подумал, не слышу ли я низкие голоса призраков, взывающих друг к другу с одного конца своего могучего корабля на другой. Все это напомнило мне, что все в моем окружении, абсолютно все было чужим, и я был очень далеко от дома.
Во время такой драмы, как "контакт с призраком", вы не осознаете, что с вами происходит, потому что ваше тело отключает это; на каком-то уровне вы знаете, что у вас просто нет времени разбираться с этим. Теперь, когда я перестал двигаться, на меня навалились боли последних нескольких часов. У меня все еще болели голова, спина и, конечно, сломанная рука. Я чувствовал глубокие синяки, возможно, порезы, на своих руках в перчатках, там, где я хватался за нож, и мне казалось, что я вывихнул здоровое плечо. Один из моих пальцев зловеще пульсировал: я подумал, не сломал ли я еще одну кость здесь, в этой странной среде, где мой скелет стал хрупким, как у старика. У меня были натерты пах, подмышки, колени, лодыжки и локти, кожа была ободрана до крови. Обычно, когда нахожусь в скафандре, я более вынослив, чем сейчас, поэтому снова почувствовал себя неоправданно хрупким.
Лучи солнечного света, падавшие мне на спину, тоже действовали на меня; я чувствовал себя так, словно лежал в раскаленной духовке. У меня болела голова, ощущалась сильная тошнота внизу живота, звон в ушах и постоянная чернота вокруг глаз. Может быть, я просто был измучен, обезвожен, а может быть, дело было не только в этом.
Я считал свое сердцебиение, дыхание; пытался понять, сколько длится секунда. "Тысяча и одна". "Тысяча и две"... Отслеживание времени — это фундаментальная черта человека; время обеспечивает базовую ориентацию, сохраняет остроту ума и связь с реальностью. Но я все время сбивался со счета.
И все мои усилия не помогли остановить мрачные мысли, закрадывающиеся в мою голову. Я стал вспоминать свои действия с Джеру, и начались сожаления. Хорошо, я стоял на месте, когда столкнулся с призраком, и не выдал позиции Джеру. Но когда она начала атаку, я заколебался на те несколько решающих секунд. Может быть, если бы я был жестче, комиссару не пришлось бы в одиночку продираться сквозь заросли, а сломанный палец не отвлекал ее болевыми сигналами.
Наше обучение носит всесторонний характер. Нас учат быть готовым к такого рода пыткам задним числом, в спокойные моменты, и не обращать на них внимания — или, что еще лучше, извлекать из них уроки. Но, оказавшись фактически один в этом металлизированном инопланетном лесу, я обнаружил, что мое обучение не открывало большие перспективы.
И, что еще хуже, я начал думать наперед. Как всегда, ошибка.
Я не мог поверить, что академик и его грубые приспособления смогут добиться чего-то существенного. И, несмотря на все волнение от нашего проникновения, мы не нашли ничего похожего на мостик или какую-либо уязвимую точку, которую мы могли бы атаковать, и все, с чем вернулись, — это остатки полевого снаряжения, в котором мы даже не разбирались.
Впервые я начал всерьез задумываться о том, что не переживу этого — что умру, когда откажет мой скафандр или солнце взорвется, в зависимости от того, что произойдет раньше, не более чем через несколько часов.
Моим долгом было умереть. Короткая жизнь горит ярко. Этому вас учат. Долголетие делает вас консервативными, боязливыми, эгоистичными. Люди совершали эту ошибку и раньше, и в итоге мы стали расой подданных. Живите быстро и яростно, потому что вы не важны — важно только то, что вы можете сделать для своего вида.
Но я не хотел умирать.
Если бы я больше никогда не вернулся на Меркурий, я бы и слезинки не проронил. Но теперь у меня была своя жизнь на флоте. И потом, у меня были друзья: люди, с которыми я тренировался и служил, такие люди, как Хэлли, и даже Джеру. Впервые в жизни обретя товарищество, я не хотел терять его так быстро и погружаться в темноту в одиночестве — особенно если это было напрасно.
Но, возможно, у меня не было выбора.
Через неопределенное время Джеру вернулась. Она тащила серебристое одеяло. Это была шкура призрака. Она начала ее вытряхивать.
Я наклонился, чтобы помочь ей. — Вы вернулись к тому, кого мы убили...
— и освежевала его, — сказала она, задыхаясь. — Я просто соскребла мясистую мякоть ножом. Слой Планк-ноль легко отслаивается. И посмотри... — Она быстро сделала ножом надрез на мерцающем листе. Затем снова соединила края, провела пальцем по шву и показала мне результат. Я даже не разглядел, где был разрез. — Самозапечатывающийся, самовосстанавливающийся, — сказала она. — Запомни это, тар.
— Да, сэр.
Мы начали натягивать проколотую, растянутую шкуру в качестве грубого навеса над нашим подопечным, максимально закрывая его от солнечного света. Несколько кусочков замороженной плоти все еще прилипали к шкуре, но в основном это было похоже на работу с тонкой, легкой металлической фольгой.
В тени Паэл зашевелился. Его стоны превратились в четкие биолюминесцентные иконки.
— Помоги ему, — рявкнула Джеру. — Дай ему попить. — И пока я это делал, она порылась в аптечке на поясе и начала накладывать повязку на пальцы левой руки.
— Это скорость света, — сказал Паэл. Он забился в угол нашей палатки, поджав ноги к груди. Его голос, должно быть, был слабым; биолюминесцентные знаки на его костюме были фрагментарными и содержали возможные варианты, экстраполированные программным обеспечением-переводчиком.
— Расскажите нам, — сказала Джеру относительно мягко.
— Призраки нашли способ изменять скорость света в этой крепости. На самом деле, чтобы увеличить ее. — Он снова заговорил о квагме, физических константах и свернутых измерениях пространства-времени, но Джеру раздраженно отмахнулась.
— Откуда вы это знаете?
Паэл принялся возиться со своими призмами и решетками. — Я последовал вашему совету, комиссар. — Он поманил меня к себе. — Подойди и посмотри, дитя мое.
Я увидел, как луч красного света, разделенный и отклоненный его призмой, прошел сквозь дифракционную решетку и образовал угловатый узор из точек и линий на кусочке гладкого пластика.
— Видишь? — Его глаза изучали мое лицо.
— Не понимаю. Извините, сэр.
— Длина волны света изменилась. Она увеличилась. Длина волны красного света должна быть примерно на одну пятую короче, чем указано в этом шаблоне.
Я пытался понять. Я поднял руку. — А зеленый цвет этой перчатки не должен стать желтым или синим?
Паэл вздохнул. — Нет. Потому что цвет, который ты видишь, зависит не от длины волны фотона, а от его энергии. Принцип сохранения энергии верен даже там, где призраки что-то мастерят. Таким образом, каждый фотон несет столько же энергии, сколько и раньше, и придает вашему глазу тот же цвет. Поскольку энергия фотона пропорциональна его частоте, это означает, что частоты остаются неизменными. Но поскольку скорость света равна частоте, умноженной на длину волны, увеличение длины волны подразумевает...
— Увеличение скорости света, — сказала Джеру.
— Да.
Я не очень понял, о чем речь. Я повернулся и посмотрел на свет, просачивающийся сквозь наш навес из кожи призрака. — Итак, мы видим одни и те же цвета. Свет от этой звезды доходит сюда немного быстрее. Какая разница?
Паэл покачал головой. — Дитя мое, такая фундаментальная константа, как скорость света, заложена в глубинной структуре нашей Вселенной. Скорость света — это часть соотношения, известного как постоянная тонкой структуры. — Он начал что-то бормотать о заряде электрона.
Джеру прервала его. — В данном случае, постоянная тонкой структуры является мерой силы электрического или магнитного взаимодействия.
Это я мог понять. — И если вы увеличите скорость света...
— Вы уменьшаете силу взаимодействия. — Паэл приподнялся. — Подумайте об этом. Человеческие тела удерживаются вместе за счет молекулярной энергии — электромагнитных сил. Но здесь электроны слабее связаны с атомами; атомы в молекуле слабее связаны друг с другом. — Он постучал по гипсу на моей руке. — И поэтому твои кости стали более хрупкими, а кожу легче проткнуть или натереть. Ты видишь? Ты тоже погружен в пространство-время, мой юный друг. На тебя тоже влияют действия призраков. И поскольку скорость света в этом адском кармане продолжает увеличиваться — насколько я могу судить по этим неудачным экспериментам — ты с каждой секундой становишься все более хрупким.
Это была странная, жутковатая мысль, что можно манипулировать чем-то настолько фундаментальным во Вселенной. Я прижал руки к груди и содрогнулся.
— Другие эффекты, — мрачно продолжил Паэл. — Плотность материи падает. Возможно, сама структура наших тел в конечном итоге начнет разрушаться. И понижается температура диссоциации.
— Что это значит? — резко спросила Джеру.
— Температура плавления и кипения снижается. Неудивительно, что мы перегреваемся. Интересно, что биосистемы оказались более надежными, чем электромеханические части. Но если мы в ближайшее время не уберемся отсюда, наша кровь начнет закипать...
— Хватит, — сказала Джеру. — А что насчет звезды?
— Звезда — это масса газа, которая имеет тенденцию сжиматься под действием собственной силы тяжести. Но тепло, выделяемое в результате термоядерных реакций в ядре, создает давление газа и излучения, которое направлено наружу, противодействуя силе тяжести.
— А если постоянная тонкой структуры изменится?
— Тогда равновесие нарушается. Комиссар, по мере того, как гравитация начинает одерживать верх в своей древней битве, звезда-крепость становится более яркой — она горит быстрее. Это объясняет наблюдения, которые мы проводили за пределами кордона. Но так не может продолжаться вечно.
— Новые звезды, — сказал я.
— Да. Взрывы, когда слои звезды выбрасываются в космос, являются симптомом того, что дестабилизированные звезды стремятся к новому равновесию. Скорость, с которой наша звезда приближается к этому катастрофическому моменту, соответствует наблюдаемому мной смещению скорости света. — Он улыбнулся и закрыл глаза. — Одна-единственная причина порождает так много следствий. Все это довольно приятно с эстетической точки зрения.
Джеру сказала: — По крайней мере, мы знаем, как был уничтожен корабль. Каждая система управления зависит от тонко настроенных электромагнитных эффектов. Все, должно быть, сошли с ума одновременно...
"Краткая жизнь горит ярко" был классическим кораблем, конструкция которого не менялась в течение тысячелетий. Жилой купол, прочный полупрозрачный пузырь, вмещал экипаж из двадцати человек. Купол был соединен хребтом длиной в километр с двигательной капсулой ВЕС-привода. Когда мы пересекли границу кордона — когда все огни на мостике погасли — системы управления вышли из строя, и вся ВЕС-энергия привода, должно быть, попыталась вырваться наружу. Хребет корабля вонзился в жилой купол, как гвоздь, вбитый в череп.
— Если бы скорость света во Вселенной была чуть выше, — мечтательно произнес Паэл, — водород не смог бы превращаться в гелий. Был бы только водород: никакого термоядерного синтеза для питания звезд, никакой химии. И наоборот, если бы скорость света была немного ниже, водород слишком легко вступал бы в термоядерную реакцию, и его бы не осталось, не из чего было бы образовывать звезды — или воду. Вы понимаете, насколько все это важно? Без сомнения, наука призраков о тонкой настройке значительно продвинулась вперед здесь, на Линии Ориона, даже если она служит своей тривиальной оборонительной цели...
Джеру посмотрела на него с нескрываемым презрением. — Мы должны доставить эту информацию Комиссии. Возможно, это ключ к тому, чтобы, наконец, разрушить Линию Ориона. Мы находимся на повороте истории, джентльмены.
Я знал, что она права. Главная обязанность Комиссии по установлению исторической правды — собирать и распространять разведывательные данные о противнике. Итак, моей главной обязанностью, как и обязанностью Паэла, было помочь Джеру донести эти данные до ее организации.
Но Паэл насмехался над ней. — Не ради нас самих, а ради всего человечества. Это так, комиссар? Вы так претенциозны. И все же вы топчетесь на месте в комичном невежестве. Даже ваши донкихотские поиски на борту этого крейсера были тщетными. На этом корабле, вероятно, нет мостика. Вся морфология призраков, их эволюционный дизайн основаны на идее сотрудничества, симбиоза; почему у корабля призраков должна быть метафорическая голова? А что касается трофея, с которым вы вернулись, — он показал пояс с артефактами призрака, — здесь нет никакого оружия. Это датчики, инструменты. Здесь нет ничего, что могло бы вызвать значительный выброс энергии. Это менее опасно, чем лук и стрелы. — Он отпустил пояс, и тот отлетел в сторону. — Призрак не пытался вас убить. Он просто блокировал вас. Это классическая тактика призрака.
