За своими тяжкими размышлениями магистр совсем забыл даже о присутствии Иерарха.
И тут прозвучал с синодального кресла звучный, тяжелый и повелительный голос светлейшего Эндомиона:
— Послушник!
Все вздрогнули.
Юноша впился пальцами в барьер, к которому был прикован энергетическими веригами*. Одно резкое движение — и светящееся энергополе вопьется в плоть, прожигая тело до костей. А при следующем рывке просто оторвет конечности...
________________________________________________
* Вериги — тяжелые железные цепи, обручи, носимые для доказательства преданности Богу и для усмирения плоти. Состояли из кованных металлических пластин-звеньев, скобами подвижно соединенных меж собой. Передняя часть имела форму креста, от которого отходили прямоугольные звенья, замыкающиеся на спинной квадратной пластине. Здесь "вериги" — некое силовое поле, создаваемое не видимыми взгляду генераторами, расположенными на груди и спине носящего их. Вследствие резких движений генераторы посылают импульс в ответвления, сковывающие лодыжки и запястья обвиняемого. Кроме того, энергетические вериги, в отличие от обычных, не надевают по доброй воле.
— Ты сам считаешь себя виновным в прерывании воплощения твоего брата?
Вирт беззвучно шевельнул губами, не в силах сглотнуть сухой ком, откуда-то взявшийся в глотке.
— От твоего ответа зависит твоя дальнейшая судьба, — предупредил Иерарх.
Послушник беспомощно поглядел в сторону Агриппы. Магистр опустил тяжелую голову. Эндомион непредсказуем. И никогда не узнаешь о решении, которое хочет принять светлейший.
А ведь Иерарх и сам когда-то, в незапамятные времена, был послушником Хеала. Лучшим послушником! И Мастером Посоха. Агриппа помнил это. Эндомион старше него всего на два года. Не единожды он обучал младшего брата премудростям техники боя на посохах.
— Послушник, мы все ждем твоего ответа! Ты — сам — считаешь — себя — виновным — в — случившемся?
И Вирт едва слышно вымолвил:
— Да, Владыко...
По залу консистории пронесся легкий ропот.
— Говори с исповедником, послушник, — Иерарх поднялся с места. — Ты будешь отправлен в Пенитенциарий на бессрочное отбывание повинности. Магистр Агриппа, следуйте за нами. Пенитенций, продолжайте дознание!
На бессрочное?! В Пенитенциарий?! Агриппа ожидал любого, самого жестокого приговора, но пожизненного заключения?..
Мысли пожилого магистра метались, словно у юнца. Он крепко, до боли, зажмурился, желая убедиться, что все это не кошмарный сон, а ужасная явь.
Иерарх, Благочинные и Агриппа покинули зал через единственные двери. Магистр едва переставлял ноги, следуя за величавым Эндомионом, и посторонился, пропуская Диэнуса, приглашенного к свидетельскому барьеру.
Почти вслед за ними вывели закованного Вирта.
Внезапно юноша, невзирая на боль от обжигающих вериг, дернулся к Агриппе:
— Святой отец! Святой отец, вы нашли Зила? Скажите только, он жив?
— Я не знаю, мой мальчик, — магистр охватил руками его истерзанные запястья и, как мог, погасил боль от ожогов.
Слыхано ли? Теряя весь мир, этот человечек, еще ребенок по сути своей, думает о друге, а не о том, что его ждет за порогом Пенитенциария, его отныне постоянной обители! Они в Хеала все такие...
И Агриппа снова зажмурился, а когда открыл глаза, Вирта уже уводили.
"За что вы его так, Владыко?" — хотел спросить Агриппа своего старшего брата. Но не спросил.
Вместо этого он вышел вслед за Иерархом под дождь и сел во флайер.
— С возвращением из Внешнего Круга, магистр, — произнес Эндомион, когда аппарат уже поднялся в воздух, плавно повернул и метнулся в сторону Епархии. — Итак, по вашему ответу приговоренному я понял, что миссия была безуспешна...
Агриппа слегка развел руками.
— Вы не желаете или не можете говорить, Агриппа? — холодно уточнил светлейший.
— Простите, Владыко... Я, откровенно говоря, потрясен вердиктом, вынесенным вами этому мальчику.
— Все же это не аутодафе, магистр.
— В чем разница?
Эндомион слегка улыбнулся — тонко-тонко, крепко сжатыми губами.
Внизу мелькала бесконечная унылая равнина, похожая на улыбку Иерарха, серую и безрадостную.
— Максимилиан Антарес потерял вашего Элинора, я верно понял?
— Да, Владыко. Потерял.
— Вам не следовало возвращаться ни с чем, Агриппа.
Да, хватило и недолгого отсутствия. Магистр вспомнил чистые, но воспаленные от слез глаза Вирта, заглянувшие в самую его душу. Вот какими бывают глаза обреченного...
— Вы вернетесь на Землю и отыщете бывшего послушника Элинора, слышите, магистр? Считайте это предписанием консистории. В моем лице.
Агриппа кивнул.
— А сейчас мне очень хотелось бы услышать ваш рассказ об этих биороботах, — продолжал Эндомион.
— О каких биороботах, светлейший? — недопонял магистр.
— Тех, которые считают себя нынешними людьми. Я предпочел бы рассказ самого Элинора, варившегося во всем этом много лет, но за его отсутствием готов выслушать вас.
И Агриппу пронзила ясная и острая, как стилет, мысль. Мысль, перевернувшая все его представления о духовенстве Фауста. Озарение, открывшее магистру тайну согласия Иерарха на продажу Зила Элинора во Внешний Круг...
2. Колумб
Сон Фанни. 10 июля 1001 года
...Снилось мне престранное. Я точно знала, что мне это снится, но в то же время принимала самое деятельное участие в происходящем.
Я очутилась вдруг на совершенно незнакомой планете. И это при всем том, что дальше земной орбиты мне даже в бытность сотрудницей Управления выбираться не приходилось никогда.
Со мной рядом через контрольный пункт шла Полинка. И я воспринимала все это как должное. По крайней мере, в тот момент...
Воздух был напитан каким-то знакомым запахом, напомнившем мне о лаборатории моего папаши.
— Сера, что ли? — покривилась я, осматриваясь по сторонам.
Земляне отнюдь не поскупились в средствах, отгрохав колумбянский космопорт. Впрочем, судя по всему, они не поскупились ни в чем: вдалеке виднелся город, жить в котором вполне комфортно смогли бы даже исполины.
Это был космопорт государства Раек, а наш с Буш-Яновской путь лежал в Даниилоград, где располагался местный Разведотдел, и затем, скорее всего, в Город Золотой — столицу Райка. Непогрешимое чувство юмора создателей здешней цивилизации заставило меня ухмыльнуться. Назвать раем провонявшую серой планету могли только земляне. Очень может быть, что даже наши с Полькой соотечественники.
Ну, неважно.
— Благодарю за помощь, Фанни, — мурлыкнул подле меня знакомый голосок.
Я обернулась, краем глаза отметив, что Полина уже получила наши вещи и подзывает к ним андроида-транспортера. А рядом со мной, красиво поставив на мраморную ступень лестницы точеную ножку, видневшуюся в разрезе длинного платья, красовалась Сэндэл Мерле. Конечно же, в компании с Валентином Буш-Яновским. Вид у Сэндэл был несколько заискивающий, и я прекрасно знала, отчего. Она многозначительно повертела в руках ту самую шкатулку.
— Надеюсь, мы с тобой по-прежнему подруги, mon ami! — с оттенком пафосности добавила она.
Буш-Яновская просигналила мне, указывая на тыльную сторону кисти: "Время!"
— Счастливо отдохнуть, Сиди, Валя, — а затем, не сдержавшись, я все-таки ввернула, глядя прямо в неестественно-синие глаза этой стервы: — Adieu! Береги бранзулетки, сестра Евтерпы и Пегаса.
Валентин как-то очень странно посмотрел на меня, и я нашла его взгляд знакомым. Но не Валькиным. Однако раздумывать об этой парочке у меня не было ни времени, ни желания. Нас ждали в Даниилограде.
Едва я, догоняя Полину, ступила на скользящее полотно, мы услышали за спиной какой-то стук. Эхо загромыхало под потолком циклопического сооружения, словно колесница обозленного языческого бога.
Посетители космопорта оборачивались, оглянулись и мы с Буш-Яновской.
Видимо, как-то неловко повернувшись, Сэндэл все-таки выронила свой чертов футляр, и ее фальшивые драгоценности разлетелись по гладкому полу павильона. Андроид-уборщик тотчас кинулся помогать Валентину отыскивать бижутерию, Сэндэл же, раздосадовано повертев в руках поданную ей шкатулку с полуоторванной крышкой, выругалась и теперь уже намеренно разбила эту дрянь об пол. И снова на стук обернулось все присутственное общество. А Сэндэл удалялась прочь, пиная осколки.
Полина кашлянула, но ничего не сказала мне, хотя взгляд ее повторил выражение Валентинова. И мне это... понравилось. Вернее, не мне, а кому-то второму во мне. Непонятное ощущение, объяснить его я не смогу. Это ведь всего лишь сон, не так ли?..
* * *
Планета Колумб, материк Фракастор, космопорт Райка. 10 июля 1001 года
...Очутившись на открытом пространстве, агенты спецотдела поневоле замерли от созерцания поистине удивительной для любого землянина картины.
Отчетливо различаемая пара солнц довольно быстро катилась к горизонту на северо-западе, а на смену ей, с юга, всходила другая звездная пара.
— Че-е-ерт возьми! — протянула гречанка, заслоняя лицо щитком из ладони. — Ни хрена се! Полина, ты себе...
В ту же секунду рука Буш-Яновской отдернула ее к пешеходной части.
Несмотря на знаковые запреты, мимо Фанни со свистом пронесся гравимобиль.
— Местные! — проворчала догнавшая коллег Александра Коваль. — Куда спешат?..
— На тот свет, — буркнула Паллада.
И едва прозвучал последний слог, со стороны перекрестка двух шоссе донесся грохот. Тут же весь космопортовый городок взорвался воем всевозможных сирен — полицейских, медицинских, пожарных.
Гравимобиль на всей скорости въехал в поворачивавший транспортер. Судя по виду легковушки, врачи ее водителю были теперь не нужны...
Фанни пожала плечами и уселась в подъехавшую к парковке служебную машину.
— Ну вы, сержант, как скажете, так будто припечатаете... — Александра опасливо улыбнулась и торопливо прикрыла рот, когда Паллада с неприязнью взглянула на ее неэстетичные зубы.
На Колумбе всего два материка: в Западном полушарии — Фракастор, в Восточном — Фетас. Это царство вечного лета. В отличие от Земли, полюса Колумба свободны ото льда, зато существовать на его экваторе невозможно: это выжженная пустыня, вид которой при первом спуске разведзонда отчасти напомнил бывалым космонавтам меркурианские ландшафты. Большая часть территории Фракастора, ныне населенной, находится в полярной и приполярной зонах Севера. Такая же выгодная ситуация и у Фетаса — тот ближе к Югу, но на другой стороне Колумба.
Наши агенты высадились во Фракасторе, где по ориентирам Палладаса был спрятан контецнер с веществом перевоплощения.
Гречанка мрачно закурила и никак не прореагировала на предупреждение Буш-Яновской о том, что в Даниилограде им нужно быть через двадцать минут. По земному, разумеется, исчислению. Потому как со здешними бешеными светилами установить определенное время суток невозможно: в этих широтах почти круглосуточно царит день, равный полугоду. А год на Колумбе, если учесть то, как планета лавирует между танцующих парами Касторов, равен тридцати тысячам земных лет. Поэтому — стоит ли удивляться?
В самые "темные" часы местной ночи, когда кажется, что вот — наконец-то! — можно отдохнуть от вечного сияния, на небо выползают две луны, Империум и Доминикон, естественные спутники Колумба...
Колумбяне шутят, что если в раю света еще больше, то они согласны остаться здесь.
— А это еще что? — Фанни, чрезвычайно деятельная после долгого перелета и принудительного гиперпространственного сна, уставившись в окно, ткнула водителя в плечо: — Сержант, ну-ка тормозни!
Буш-Яновская не успела проронить ни слова, как гречанка выскочила из остановившейся машины и в три прыжка оказалась около странных людей, которые толпились вдоль зданий.
Сами дома были вызывающе огромны, с непривычной для земного взгляда архитектурой — сплошные прозрачные арки, в коих, словно жидкость в реторте средневекового алхимика, во все стороны циркулировали кабины лифтов, напоминающие шарики ртути. Бессистемные же группы людей, обосновавшихся на тротуарах рядом со стеллажами, заваленными чем-то разноцветным, смотрелись на их фоне словно мезальянс между юным женихом и престарелой невестой.
— А действительно — что это? — наконец поинтересовалась и Александра Коваль.
Лейтенант была весьма озабочена предстоящей миссией, чтобы замечать то, что творится вокруг. Прилет на совершенно незнакомую планету не нарушил ее настрой, но вот Фаина выбить из колеи — сумела.
— Как — что?! — удивился сержант, явно — местный уроженец: его внешность и повадки чем-то неуловимым отличали его от приезжих. — Торговые ряды...
Тем временем гречанка вклинилась в самую гущу народа, протолкалась к прилавку и, ухватив какой-то красновато-желтый шарик, стала его разглядывать и нюхать. Причем даже на расстоянии было видно ее неподдельное изумление:
— Буш-Яновская! — завопила она, поднимая шарик над головой, а вокруг нее уже суетился растерянный продавец. — Это персик, Буш-Яновская! Это настоящий, живой персик, Буш-Яновская! Это рехнуться можно, Буш-Яновская!
Торговец и окружающие не знали, кататься им со смеху, наблюдая за чокнутой дикаркой, или вызывать полицию.
Тем временем Фанни переключила свое внимание на другие фрукты и овощи, криками восторга информируя сидящих в машине коллег о своих открытиях:
— Лейтенант! Капитан! Черт возьми! Это же манго! А этого я вообще не знаю! Яблоки! Не синтетика, не в супермаркете, не из теплиц! Бананы! — она размахивала желтой связкой с видом древнего шамана, служащего какому-нибудь фаллическому культу. — Oh-h-h my got! Они все живые и дешевые, как черт знает что! А какой аромат, будь я проклят... та... проклята!
На лице сержанта-водителя отчетливо читался вопрос: "Она что, свихнулась?!"
— Паллада! Вернись в машину! — наконец не выдержала и рявкнула Полина.
— Девушка, брось мечтать! Это же... Эльдорадо! Эльдорадо! Чтобы я покинула рай?!
Оценивший ситуацию торговец расторопно совал в руки гречанке пакеты, наполненные фруктовым ассорти и неизменными курортными сувенирами. Фанни, не глядя, бросила ему кредитку и, бурно выражая радость, унесла трофеи в автомобиль.
Салон тут же наполнился благоуханием свежайших плодов. У Александры едва не потекли слюнки.
— Едем, — сквозь зубы вымолвила Полина, и сержант тут же подчинился приказу. — Возможно ли затемнить стекла, сержант? Так, чтобы ничего не было видно и изнутри? — Буш-Яновская бросила уничтожающий взгляд на Фаину, однако гречанка тут же сунула ей под нос лиловую гроздь винограда.
— Все это растет на кустах и деревьях? — высасывая ягодки отвергнутого капитаном лакомства, приступила к допросу Паллада.
— Конечно... э-э-э... сержант, — водитель старался не отвлекаться, но троглодитские восторги землянки завораживали бедного колумбянина. Мало того: Буш-Яновская сразу поняла, что Фанни ему понравилась. Так и до аварии недалеко.
— Что, прямо под открытым небом?! Вот так вот — безо всякой защиты и очистки?!!!