"Еще завалили приглашениями: на обеды, ужины, одно на завтрак. На него сходил: молодая женщина, вдова со средствами, призналась, что одержима чувствами ко мне, вспыхнувшими во время того спектакля. Я возразил, у меня есть невеста и даже сказал, чья она дочь, но она схватила меня за руку и намекнула, что претендует только на одно интимное свиданье. Еле ушел от нее..."

"В мое время любой человек, ставший звездой (то есть широко известным, особенно в мире искусства), обременен вниманием фанатично влюбленных женщин — по-нашему, фанаток. Ты за один вечер стал звездой в Красноярске. И вот, оказывается, ваши дамочки тоже бывают фанатками. Научись их избегать, только не груби — женщины, а особенно ваши, в момент поменяют плюс на минус, а ненависть их может иметь опасные последствия"

"Я их уже, наверное, имею. Сегодня я провел ночь в постели с Татьяной..."

"Я уже в курсе"

"Как? Откуда ты узнал? Повстречался с ней?"

"И с ней и с Надей. Татьяна ей сразу призналась, была шумная ссора, но сейчас они близки больше, чем раньше. А вот с тобой Надя будет разбираться по-взрослому..."

"Вот знал ведь, чем это кончится! Нет, пошел на поводу у этой истерички: я должна! это будет лишь раз! никто не узнает... И как мне теперь перед Наденькой оправдываться?

"Приди с повинной головой, но говори мало. Все скажет она и, в конце концов, явит тебе милость. Вот тут выкажи всю накопившуюся к ней страсть, в том числе и словами. Что сказать, обдумывать не надо: твоя страдающая душа слова найдет. Ты ведь искренне ее любишь, я знаю, а то, что страдаешь — вижу. А что в доме у тебя творится?

"Ты и тут все знаешь?"

"Пока нет"

"Мама объявила нам с Катенькой сегодня, что выходит замуж за Владимира Николаевича. Он сделал ей второе предложение, и она в этот раз согласилась. Дома ее ночью не было..."

"Дело житейское, Сережа. Думаю, тебе надо только радоваться. Он хороший человек, обстоятельный и сильный. Твои мама и сестра будут под надежной опекой. Ты же отсюда вот-вот уедешь..."

"Маме никакая опека не нужна. Она тоже теперь самостоятельная. И я, может быть, никуда отсюда не поеду..."

"Молодая женщина (а твоя мать еще вполне молода) без мужского внимания и ласки увядает и у нее портится характер. Поверь, я видел много таких женщин... А что касается твоего отъезда... Ты решил меня подвести? Тебе уже не хочется отвратить опасность от России?

"Да много ли мы можем сделать, даже и в Петербурге? Это здесь Михаил Александрович — человек значительный, а там он будет всего лишь новоявленным сенатором из провинции, без особых связей..."

"Именно от новоявленного сенатора будут ждать нетривиальных инициатив (так сказать, свежего взгляда со стороны) и мы с ним (при твоем непосредственном участии) такие инициативы подготовили. А вот проталкивать их по инстанции вполне смогу и я: ты не забыл, что я способен внедриться в любого человека, хоть в его Императорское Величество?"

"Ты не посмеешь..."

"Надо будет, посмею. Но может, обойдусь Витте и другими его советниками..."

"Да, ты просто дьявол..."

"Не ты ли только что жалел, что этот дьявол тебя покинул? И всего-то на неделю..."

"Да, с тобой все легко получается: и влюбить и согрешить..."

"Бог с тобой! Именно без меня свершилось твое грехопадение..."

"Но подготовил его ты! Именно ты кружил Татьяне голову, мне было бы достаточно Надиной любви..."

"Три ха-ха! А было бы известно Надежде Плец о твоем существовании?"

"Началась сказка про белого бычка..."

"А ты боек стал, лучше бы и я не смог сказать... Ладно, пойдем на заклание..."

"А нельзя перенести его на другой день?"

"Если хочешь отступиться от Наденьки, то нужно: на день, неделю или вообще не ходить. Хочешь?"

"Ладно, Карцев, не юродствуйте. Пойдем..."

"А у вас ничего не было запланировано на этот вечер?"

"Да, мы собирались пойти на каток..."

"Значит, возьми на всякий случай коньки... Кто знает, что взбредет в голову уязвленной в сердце девушке?"

Надя столкнулась с ним в прихожей: одетая в шубку и с коньками под мышкой.

— Ты так и явился с коньками, как ни в чем не бывало?! — изумилась она.

— Но ты тоже собралась на каток...

— Я-то да: не хочу сидеть в постылой комнате и изображать мировую скорбь...

— А я взял их на всякий случай: мы ведь собирались сегодня кататься.

— То есть ты все же шел ко мне не за этим, а зачем?

— Давай поговорим по дороге на каток...

— Не думаешь ли ты, что я буду кататься с тобой?!

— Давай выйдем отсюда...

— Давай. Но не надейся, что я с тобой буду цацкаться... Подлец!

— Подлец...

— Свинья!

— Кабан...

— Именно что кабан: подрыл одно деревце, наелся желудей и побежал к другому, в надежде, что там желуди слаще... Так что, слаще?

— Надя, прости меня...

— Я спрашиваю, слаще тебе было на новой полянке?

— Нет.

— Подлец! Ладно бы это была какая-нибудь актриска! Нет, ему подавай мою собственную сестру! Это уже просто Содом и Гоморра! Что ты молчишь, подлец, говори, оправдывайся... Мол, это она сама меня совратила и в кроватку в собственном доме уложила. И потом всю ночь мучила бедного, насиловала, насиловала... Так было, говори!

— Нет.

— Кончай отнекиваться, мне нужны подробности... Хочу полностью изъязвить свое сердце!

Тут Карцев решил, что девушка явно пошла в разнос, пора вмешаться.

"Ты побудь пока один, — маякнул он Городецкому, — а я к Наде смотаюсь"

"Ты хочешь сказать, что..."

"Да, да, я с сегодняшнего дня ее ангел-хранитель"

И покинул голову замороченного парня — чтобы тотчас нырнуть в омут Надиного вздрюченного сознания.

"Это ты! — радостно встретила ангела Надя. — Понял, что мне надо помочь?"

"Точно так. А то ты своего нареченного жениха сейчас совсем затопчешь"

"Так уж и нареченного... Стоит мне только поманить — и десятки красноярских женихов будут добиваться моей благосклонности"

"Тебе ведь не десятки нужны, а один из всех, самый подходящий"

"Этот что ли ? Он из меня сердце вынул и стоит тут, улыбается. Не могу больше видеть эту его улыбочку, пусть сейчас и виноватую"

"Я говорил уже тебе, что очень давно живу на свете, и в подобные ситуации вместе с подопечными своими попадал не раз. Просто поверь: вы помиритесь, должны помириться. Потому что очень друг другу подходите. Прогонишь его, а с другим счастья не обретешь. Так что пора включать тормоза"

"Что еще за тормоза?"

"Есть такие у автомобилей, они замедляют движение. Подробнее с тормозами разберешься, когда Сергей купит тебе авто в личное владение"

"У меня будет автомобиль?! Ты что и будущее можешь видеть?"

"Видеть не могу, могу предчувствовать. Все у вас с Сергеем будет хорошо"

"Ладно, мне уже не хочется его мучить. Хочется поцеловать. Ужасно..."

"Рановато, неправильно поймет. Можно пока покататься вместе на коньках. Рука в руке..."

— Вот что, Городецкий, — заявила вдруг Надя, — у тебя еще будет время рассказать мне эти подробности. А сейчас я просто хочу покататься на коньках, надышаться свежего воздуха после этих тухлых разговоров. Впрочем, ты свободен и можешь идти на все четыре стороны...

— И в сторону катка?

— В любую сторону. Только не близко ко мне!

— Позволь мне наточить твои коньки? Иначе падать будешь...

— Точи. Мне синяки ни к чему.

— Тебе неудобно зашнуровывать ботинки, дай мне...

— Я смотрю, ты опять к моему телу подбираешься?

— Опять.

— Ты, Городецкий, змей. Твою физиономию надо на картинах рисовать на темы райской жизни. Примерно так: пышнобедрая, но еще невинная Ева, простоватый голенький Адам и змей, обвивший толстую яблоню: с узорчатым телом и твоим хитро улыбающимся лицом.

— Нет, Ева должна походить на тебя: тоненькая, с нормальными бедрами и нежными титечками. И никакого рядом Адама...

— Городецкий! Ты что себе позволяешь в раю? И как без Адама Еве породить человеческий род?

— Я же змей. Придумал бы что-нибудь...

— Все, все. У меня от твоих фантазий щеки начали гореть. Поехали их остужать!

Как пылки в этот вечер были их ласки в кущах зимнего сада, сколько трепета рождалось в недрах тел при любом соприкосновении, как струились под кожными покровами потоки страсти! Тела их сплетались, скользили, вжимались , напрягались и расслаблялись, вновь наливались эротическим желанием, соединяясь все с большей и большей силой... Чтобы в бедрах ее родилась, наконец, экстатическая волна, вздыбилась, охватив на миг все существо, и ее поддержала вторая волна, третья, четвертая... надцатая...

— Я точно сейчас летала! — восторженно пролепетала Наденька. — Меня несли мощные крылья, я подлетала к самым облакам и ныряла между ними, не боясь упасть... Это чувство полета я никогда не забуду — что бы с нами не случилось дальше, Сереженька...

— То-то ты рвалась из-под меня, я едва мог тебя удерживать на нашей скамье, — хрипловато рассмеялся Городецкий, тоже ощутив роскошество чувств.

— А знаешь, — шепнула Наденька, — я сегодня намеренно не предохранялась. Я очень захотела от тебя ребенка. Ты ведь коварный изменщик и можешь уйти от меня в любой момент. Но я тебя обману и все равно оставлю в своем владении частичку тебя...

— Никуда я не уйду, — набычившись, сказал Сергей.

— Некуда мне идти, — добавил сидевший в нем Карцев, — я почти бездомный...

— Как это? — удивилась Наденька. — У тебя шикарная квартира...

— В ней скоро Ровнин поселится, потому что они с мамой поженятся... Ты, говорят, все равно уезжаешь...

— Вообще-то да, мы ведь все вместе едем в Петербург. Или ты передумал на мне жениться?

— Ничего я не передумал, — с прежней интонацией сказал Городецкий.

— Потому что люблю тебя как безумный, — добавил Карцев.

— Миленький! Милый ты мой, хороший! Только не мучь меня больше, ладно? А я теперь за себя возьмусь и буду стараться быть самой интересной дамой в твоем окружении: буду учить языки, английский и немецкий, подружусь с лошадьми и стану хорошей наездницей, освою пианино и попробую играть на гитаре. Вот в этом ты мне можешь помочь! Поможешь?

— Если ты это всерьез, то с удовольствием. Правда, я и сам не очень-то хорошо на ней играю...

— Значит, наймем преподавателя и будем учиться вместе. Все будем делать вместе, ты не против?

— Ты из меня веревки вьешь, — опередил Городецкого Карцев.

— А ты мнешь меня как пластилин, — шепнула с интимной ноткой Наденька и воркующе засмеялась, вновь ощутив в Сергее растущий трепет желания...

— Так ты можешь здесь совсем не появиться? — тревожно спросил Городецкий Карцева по дороге домой.

— Не знаю. Думал, больше не появлюсь, но появился же...

— Тогда все планы, — по крайней мере, по спасению России, — пойдут насмарку?

— Может, и не пойдут. Михаил Александрович настроен решительно и предпримет все меры, чтобы в подготовку к войне с Японией были внесены кардинальные коррективы. Все необходимые данные по расстановке сил и планах японцев я ему ненавязчиво слил, все средства военно-технического усиления наших войск оговорены. Если он будет тебя о чем-то дополнительно расспрашивать, отвечай, что больше никаких соображений в голову не идет. А вообще держись с ним со спокойным достоинством, да и с другими важными господами, которым он захочет тебя представить. При обсуждении дальнейших планов включай здравый смысл, представь, что я по этому поводу мог бы сказать — и говори с апломбом.

— Вот с тобой внутри я спокоен, смел и могу держать себя достойно. А без тебя — как сирота казанская.

— Могу заверить, что основа у тебя прекрасная, нет только знаний и опыта, а они придут со временем, никуда не денутся. Помнишь мое главное правило?

— Не кипишуй?

— Точно! Ну что, пойдем засыпать. Слушай, а вот будет хохма, если я в вашем времени зависну: проснусь — а год-то 1903!

— Мы с Надей были бы только рады. Увы, это совершенная фантастика!

Часть вторая. Петербургские визиты

Глава первая. Прибытие в Питер

Сергей Андреевич Карцев который день пребывал в глухой хандре, что в переводе с русского на русский означало: не сидится, не лежится, не гуляется ему... Нет, недельный сбой в переносе был его душой успешно преодолен, однако она по-прежнему попадала только в Красноярск и никуда более. Ему же теперь позарез нужно было в Петербург! И как же туда перенестись?

Он пробовал применить тот же фокус с фотографиями и часто подолгу смотрел перед сном на примечательные места Петрова града: Дворцовую и Сенатскую площади, колоннаду Казанского собора, Гостиный двор, сквер с величественным памятником Екатерине, Аничков мост, на улицу Казанскую, где должно было поселиться семейство Плецев... Но оказывался во сне только перед домом Гадалова.

Вдруг его торкнуло: — "Надо поехать в Питер по турпутевке,на две недели! Может, все дело кроется в эффекте присутствия? Во всяком случае, эту версию надо проверить... Тем более, что отпусков неиспользованных у меня накопилось предостаточно".

Пятого апреля Карцев вселился около 12 часов дня в одноместный верхнеэтажный номер гостиницы "Азимут", находящейся на левом берегу Фонтанки, близ Египетского моста. Вскоре он пошел бродить по городу, пропитываясь его воздухом, запахами, визуальными впечатлениями и — кто знает? — некоей ментальностью. Неспешно преодолел Вознесенскую улицу до пересечения с Казанской, прошел Казанскую до знаменитого собора, повернул на Невский, попал через арку Генерального штаба на Дворцовую площадь, всю обошел и перебрался на площадь Сенатскую с ее Исакиевским собором и зданием Сената-Синода, где 112 лет назад заседал Плец. Долго смотрел на символ города — Медного всадника, скакавшего однажды по воле Саши Пушкина... Наконец, вернулся на Вознесенскую и там то ли пообедал, то ли поужинал в одном из ее ресторанов. Лишь под вечер он оказался в своем номере и долго еще смотрел из его окна на центр Петербурга. Потом устал от впечатлений и с вялой надеждой уснул...

....проснувшись в виде духа над Сенатской площадью. Й-йес! Тотчас он сделал круг, увидел на боковых улицах извозчиков, потом единичные автомобили "каретного" типа и возликовал еще более: и время, вроде бы, то самое! Все еще в волнении он стремительно достиг наиболее оживленного проспекта (конечно, Невского), выискал мальчишку-газетчика и поймал глазами дату выпуска: 6 апреля 1903 года!! Он понесся вверх и стал выписывать обширные круги над центром города: успокаиваться.

Спустя пять минут Карцев спустился к началу Казанской улицы (у собора) и нырнул в бельэтаж первого многоквартирного дома. По зрелом размышлении проще было поискать Михаила Александровича в большом, но единственном здании Сената, да "сердцу" не прикажешь: уж очень ему хотелось увидеть Наденьку и Танечку!

В течение первого часа он обследовал 8 домов, после чего подбодрил себя присказкой О. Бендера ("Мои шансы увеличиваются"). Час второй дал тот же результат, и он добрался только до Гороховой улицы. Перед нырком в очередной дом периферию его зрения что-то зацепило: он огляделся и увидел Сергея и Наденьку, усаживающихся в извозчичью пролетку возле одного из домов на Гороховой! Мигом подлетел к ним и... притормозил. Их лица, обращенные друг к другу, светились таким полным счастьем, что Карцев враз осознал: он этим двоим на данном жизненном этапе совсем не нужен. Тем не менее, последовал, конечно, за ними.