Вселенная Метро 2033: дорога стали и надежды

— Дефффтсь! — гугукнул Золотой, ударяясь о металлическую сетку перед собой. — Дефффтсь!

А что оставалось, кроме как держаться? Только прыгать. Ведь вдогонку к пятерке уже устремилось никак не меньше десяти с чем-то их сородичей. И каждый, явно, был очень даже не против подзакусить вкусным и полезным человеческим белком.

Крыложоры развернулись, явно не собираясь лететь абы как и погибать под пулями. Уколова оглянулась, мазнула взглядом по надвигающейся желто-серой стене небольшого подлеска, по мохнатым головкам-метлам камыша, огромного, выше ее самой на голову, если не больше. Вездеход, хоть и разогнавшись, явно не успевал скрыться под относительно безопасными ветвями. Вражины, и те двое и присоединившиеся, шли на боевой заход, чуть проседая под тяжестью камней в когтях.

— А, бляф! — Золотой снова подпрыгнул, ляснувшись о потолок. — Мать вафу!

Пуля толкнул Уколову в плечо, кивнув на лесенку. Та мотнула головой. Азамат одобрительно хлопнул по плечу. Женя с ним согласилась. Бороться стоило до последнего, иначе не выживешь. Что там птички?

А те никуда и не делись, лишь стали ближе. Такие дела...

Первый камень засвистел в воздухе. Дробно грохнуло.

Глава шестая.

Самарская обл., железнодорожная ветка Кинель-Бугуруслан, станция Тургеневка (координаты: 53®15?00? с. ш. 50®49?00? в. д.?), 20.. г. от РХ:

Вечерело. То есть серость стала темнее, в отличие от полдня, например. Во всем остальном округа поменялась не так уж и сильно. Те же поблекшие от времени цвета, те же потемневшие или поблескивающие стены и крыши. Те же чавкающие звуки под ногами, тот же пронзительный, секущий через одежду, ветер.

Платформ в Кинеле выжило две. А путей, как несложно сообразить, четыре. Не считая дополнительных и внутренних. Каждый раз, наблюдая за деловитой суетой железнодорожников, Морхольд не уставал восхищаться ими. И проделанной адской работой.

Оно ж как? Можно слыть донельзя, по самое не хочу, крутым сталкером или наемником. Шляться повсюду, искать нужное и необходимое, гордиться самим собой и собственными подвигами, так? Несомненно. Или, к примеру, стоять по периметру города, ежедневно, с самого момента, как вышли из убежищ, защищая и охраняя. Тоже ведь весьма круто? Еще как. Кто там окажется в том же списке, собранном по ранжиру крутости и необходимости? Ну...

Врачи? Совершенно верно. Ну те-с, больной, что тут у вас? Гангрена, и, вдобавок, одновременно понос из-за выпитой вчера водички из колодца, обложенного трупами крыс, волколаков и "челноков"? А это чего? Амулет святого Сульпиция из Гая, сделанный из небесного металла? Хм, надо же, как интересно фонит ваш небесный металл, м-да. Так, сестра, подготовьте мне спирту. Ага, нуклеиды выводить, руки сполоснуть и микробы убить.

Фермеры? И эти подходят. Поди-ка, проживи не за стенами фортов, без убежища, без башен и постов с пулеметами. Да еще и расти жратву для всех тех, у кого есть что-то из вышеперечисленного. Горбаться с утра до вечера, да и ночью не всегда сразу спать укладывайся. Гоняй стаи диких собак, диких бродяг и диких мутантов. Ешь от пуза или зимой, или в праздники. Трогай кожу на носу, лупящуюся от ветра и прыжков температуры, и мечтай о жизни в городе.

А железнодорожники? У-у-у, тут Морхольд совершенно четко осознавал свою некую ущербность. Понятно, найденные упаковки, к примеру, иммуномодулирующего "циклоферона" очень важны. Особенно если они в свое время закрывались в вакуумной укладке, и свойств не потеряли. И дело он сделал хорошее, принеся их в Кинель и продав в клинику или лазарет. Но вот железка...

Не просто восстановить часть путей, а практически протянуть ветку отсюда и до Отрадного, до Кротовки, за семьдесят-восемьдесят километров. Суметь из кусков железа и корпусов локомотивов, давно брошенных и ненужных, создать десятки единиц подвижного состава. Представить себе что-то серьезнее — пока не получалось. И вопрос о том, почему во главе крепости стоят не военные, торговцы или представители ферм и садов-полей-огородов, не стоял. Кинелем, по праву сильного умом, управляли инженеры-путейцы.

На пути, фыркая и еле заметно трясясь дрожью всего своего мощного стального тела, красовался локомотив с высокой тележкой тендера. Под сцепку, спереди, подгоняли передовую платформу, с пулеметом и тележкой на телескопическом управлении. И защита, и мера безопасности. Сзади, плотно прижавшись друг к другу, чуть подрагивали три одинаковых вагона, увенчанных башенками с крупным калибром. Эти-то, вместе с самим стальным конем, железнодорожники облили броней сверху и донизу. А вот остальным прицепленным чудам техники, броня не полагалась по определению. Хотя кое-какую защиту пассажирам все-таки давали.

— Нам с тобой вон на ту платформочку. — Морхольд показал на вторую с краю, вытянутую железную тележищу, с откидными бортами и наваренными решетками. — Там и поедем.

— Опасно же... — Даша посмотрела на него, неуверенно, с явным испугом. — Вечером, вот в ней...

— А ты полагала, нас пустят вон в те три красавца? — он ухмыльнулся. — Не-не, девочка, там места только для избранных. А избранных в Кинеле хватает. О, глянь-ка, наш с тобой общий друг идет.

Мимо них, держась за плотным светлым мужиком в трещавшей по швам кожанке, прошел Клещ. Мазнул, с явной злобой, по ним обоим взглядом, и что-то сказал "кожаному".

— А это ж его батька, так?

— Ага. — Даша вздохнула. — Неужели снова?

— Посмотрим.

"Кожаный", или Алексей Александрович Клещёв, остановился рядом с ними. Отмахнулся от сунувшихся вперед, крепких ребят с ухватками бывалых спецназовцев.

— Здравствуй... Морхольд.

— И тебе не хворать. — Тот улыбнулся. В основном для ребят с оружием, старательно окруживших его с Дашей со всех сторон.

— Некрасиво как-то получилось. Не находишь?

— Это ты, Алексей Саныч, о чем сейчас?

Издевательски? Больше Даша никак и не смогла бы назвать ни тон, ни сам голос. Клещёв сморщился, как от чего-то кислого, неожиданно попавшего на язык. Чем дальше, тем страннее становился ее спутник. Или люди, чуть ли не через одного знавшие Морхольда.

— А то ты не знаешь.

Не знает он... Дарья повертела головой, видя вокруг одно и тоже. Серые костюмы, бронежилеты с красным непонятным тараканом на груди, придерживаемые наизготовку АК, ожидающие боя глаза. Бойцы у Клещёва старшего, и Даша никак не могла этого знать, подбирались хорошие. Сам негоциант, занимающийся торговлей всем и со всеми, средств на них не жалел. Даша же, ощущая это интуитивно, чувствовала и еще кое-что. Страх.

Тот просачивался через поры, липким и неприятным потом, дотягивался до нее и ее спутника испуганными щупальцами постоянного напряжения. Она не могла в это поверить. Но это было.

— Знаю. Каждый получил по заслугам, понимаешь? — Морхольд чиркнул по молнии куртки спичкой. Закурил, окутавшись клубами, кашлянул. — Так?

— Да я... — Клещев покраснел, нахмурился, но так и не закончил начатую мысль. — Ты ж понимаешь, что если бы не...

— А ты попробуй. — Морхольд снова осклабился, продемонстрировав некоторую пустоту между зубами. — Ну, давай, Клещёв, скомандуй чего-нибудь парням. Ну? Не, не станешь ведь.

— Не стану. — Клещёв сплюнул. — Здесь — точно не стану.

— И хорошо. — Сталкер кивнул. — А там... посмотрим. Каждый всегда получает по заслугам. Жестоко, но справедливо, не находишь? А вы, ребят?

Ребята отвечать не спешили. Повинуясь движению головы хозяина, отодвинулись, прикрыв его с боков. Клещёв развернулся к сыну, так и стоявшему в стороне и потопал к одному из трех бронированных вагонов.

— Дела... — Морхольд сплюнул. — Все так, понимаешь, шло себе, шло, гладко и ровно, и тут эти поганцы появились. Сходить придется раньше запланированного.

— Раньше?

— Ну а что? — он повернулся к ней. — Нет, будем ждать конечной станции, где нас возьмут и постараются оприходовать по полной? Гордость же задета, ты только подумай.

— Почему они тебя так испугались? — Даша протянула руку. Поймав несколько тут же растаявших снежинок, уже несколько минут мелькавших среди так и не прекратившегося дождя. Покачала головой. — Я просто не понимаю. Из-за чего?

Морхольд прищурился, глядя в темнеющее небо. Плотные серые тучи накатывали одна на другую, кучами, плотными и грозными, вихрились вверху.

— Не, не должен снег-то пойти... Почему-почему? Потому что гладиолус.

— Какой гладио... Что?

— Ай, ну тебя. Старая история. Как про Машу санитарку. Так же раздули из ничего самого настоящего слона.

Он проверил, как входит-выходит из кобуры на левом боку револьвер. На правом бедре, в черной, точь-в-точь Дарьиной, кобуре, прятался матовый серый здоровяк Стечкин.

— Давно, лет пять назад, в самом начале широкой, так сказать, экспансии Кинеля, довелось подрядиться на разведку. Сколько нас было... десять, что ли? Наверное, что так. В общем, Коля Шворнев за командира, десантник бывший, и еще десяток вместе со мной. Все с бору по сосенке, кто откуда. Жалеть нас, ясное дело, администрация города и не планировала. Кидали куда хотели, хотя нам-то как раз давно стало наплевать. Платят, и хорошо. Кому семьи кормить, кому нравилось, кому скучно было.

— Скучно? — Даша недоуменно нахмурилась. — Как это?

— Ну, как? Это, милая моя, дуализм неуемной человеческой натуры. Все вроде только-только устаканиваться начало, жизнь прямо пошла нормальным чередом. Ну, некоторые и заскучали. По боям, по грабежам, по бабам... ну, в общем, по всей такой нормальной мужской работе.

— И как я не догадалась... — Дарья поджала губы. — Это же так по-мужски. Добивать раненых, пинками гнать перед собой пленных, снимать с трупов обувь и одежду. Ну и совершенно правильно, как и полагается настоящим мужчинам, разодрав бельишко, отодрать по очереди, хором, первую попавшуюся бабу.

— Это неизбежно. И каждый сам выбирает, как ему воевать. Особенно если знаешь, за что воюешь.

— А разве не все равно? — Даша провела пальцами по холодному металлу пистолета, — Не все равно? На войне есть правые и виноватые?

— Конечно. — Морхольд усмехнулся. Нехорошо и горько. — Всегда есть воины света, эльфы в сверкающих доспехах, и солдаты тьмы, мерзкие орки, грязные, голодные и жадные. Добро и Зло в его чистом виде, прям таки, понимаешь, квинтэссенция.

— И как я забыла-то, а? Твори добро! Убей всех злых людей! Сожги их дома! Изнасилуй их женщин и потом убей! Добро победит зло!

Даша зло сплюнула и отошла в сторону, пропуская грузчиков, тащивших ящики и тюки с вьюками. Морхольд не ответил, уставившись на забытую кем-то каску. Самую обычную, с облупившейся краской, с еле заметным номером, аккуратно пропечатанным через трафарет на боку. По металлу, стекая прерывистой струйкой с провисающего навеса из дырявого железного листа, барабанила вода. Динь... динь... динь...

Динь... Капля ударила по шлему, по небольшому открытому местечку, по вспученному изнутри металлу, не защищенному камуфлированным чехлом.

Динь... Морхольд кашлянул, чуть не схватившись за гулко отозвавшуюся голову. В ушах звенело, накатывало шумом прибоя, услышанного им единственный раз в той, давно прошедшей, прекрасной и теплой жизни.

Динь... Парок, вырвавшийся через губы, медленно закрутился спиралью в холодном воздухе. Здесь, в Муханово, похолодало неожиданно и быстро. Он попробовал подняться.

Динь... Шлем был... кого? А, да, точно. Шлем носил Лепешкин младший. Как его? Серега, да. Он его как обтянул оторванным от бушлата капюшоном, так и ходил. Помнится, когда рвал ткань, голова бывшего владельца, вогнувшаяся внутрь после удара прикладом РПК от Лепешкина старшего, потешно качалась. А сейчас вон, сам Серж лежал, раскинув в стороны ноги. И дождь, крупными редкими каплями, позванивал по каске, динькал по металлу, видневшемуся через выгоревшую ткань. Пуля, явно "семерка", прошила шлем насквозь.

Динь... надо было встать. Перед глазами плавали яркие разноцветные круги. Хотелось плюнуть на все, свернуться в комок и так и остаться. И будь что будет, но...

Динь... Капли смешивались с густым вишневым компотом, растекающимся вокруг несчастной лепешкинской головы. Трещали очереди из РПК его старшего, отдаваясь в ушах ударами перфоратора. Что-то, как сквозь вату, орал Шворнев. Морхольд даже поморщился, настолько живо представил пока еще не услышанные перлы. Десантура остается такой всегда. Даже сейчас, спустя чуть ли не два десятка лет после последней войны. Никто кроме них, лихо заломить вытертый голубой берет, за ВДВ и не еб...т! Шворнев исполнял хака, предбоевой танец маори, на свой, сугубо русский лад.

— Уеба..ы! Давай, охуярки, подходи, бл..дь, всем, су..а, хватит! Рукожопы еб...ые, пида..ы драные! Да ну х..ю я вас вертел, ебл..ны радиоактивные!

Штопанные контрацептивы и сраные долбо..бы подходили. И пока еще помирали. Бывший старший сержант бывшей армии бывшей страны бил точно. Шарашил из ПК, играючи удерживая его без всяких сошек.

Морхольд дико и глупо хохотнул. Было с чего.

Николай Саныч, основательный и сурьезный мужчина, командовал отрядом не зря. Сам он, разменявший уже пятый десяток и не растерявший ни сноровки, ни сил, повоевал достаточно. И в основном на Кавказе. Вот поэтому-то Морхольд и смеялся. Потому как прямо рядом со старшим сержантом ВДВ, нахлобучившим ушитый старенький берет, прикрывая ему спину, разбрасываясь не очень понятной наступающим жоподуям похабщиной:

— Таг вац! Тыг ца хул! — стрелял, еле успевая менять магазины, заросший медвежьей бородой Шамиль Алтамиров. Самый натуральный нохчо, гордый несгибаемый вайнах, чеченец, невесть как оказавшийся здесь, в умирающем Поволжье. — Хай да-а хаки-ца воллила ха, мудак!

— Боевое братство, бл..дь! — сплюнул Морхольд, наконец-то встав. — Твою ж дивизию!

А обложили их конкретно. Так, что не выкрутишься при всем желании. Он потрогал ухо, наплевав на свистнувшие рядом дробины. С такого-то расстояния, да из гладкостволки? М-да, тоже мне, воины, ага. Было бы их поменьше, хотя бы человек восемнадцать, или голов восемнадцать, они бы справились. Должны были бы справиться, да. Но не при таком раскладе, как сейчас.

Сбоку, из-за решетки небольшого кладбища, ударили очередями. Дождались, тачанки, видать, прибыли. Да на боевых буренках, не иначе. Махновцы, мать их. Он оторвал пальцы от уха, посмотрел на них, испачканных в крови. Контузия, етит ее за ногу, да через коромысло. Но звон звоном, ноги пусть шатаются, а с пулеметчиком надо что-то решать. Морхольд разорвал пластиковую упаковку ОГ, надеясь, что заряд к осколочной гранате не отсырел. Дернул ручку, открывая сопло. Сейчас-сейчас, с-е-е-е-й-ч-а-а-а-с...