The Immortality

— Ты моя. Ты вся моя, — шептал он, пьяный от чувства обладания заветным телом.

— Да, — только и могла ответить она, растворяясь в покорности человеку, сумевшему стать ее Богом.

Они чувствовали себя измотанными настолько, что перестали ощущать тела. Словно стоит захотеть, и можно оторваться от влажного шелка, поднимаясь все выше и выше, словно не существует закона притяжения.

— За окном снег. И солнце, — заметил Алекс, улыбаясь. — Пойдем гулять?

— Кидаться снежками и протаптывать дорожки? — засмеялась Лилит. — Пошли.

— Минуточку, — Лав вскочил с постели и одним прыжком оказался у окна. — Оденься, сейчас будет холодно.

Лилит поднялась и, захватив сигареты, вышла в прихожую.

— Ты представляешь, что здесь будет, когда мы вернемся? — прокричала она, накидывая пальто.

— Вполне, — створки покорно поддались, и в распахнутые окна снежинками ворвался зимний воздух. Алекс подошел к музыкальному центру и, распутав провода, поставил один из динамиков на подоконник. Вернувшись к стойке с дисками, он принялся сосредоточенно изучать фонотеку.

"Ну давай, детка, поставь Death Metal", — с сарказмом подумала Лилит.

Лав выудил один из дисков и, обернувшись к девушке, спросил:

— "Amorphis" подойдет?

Она лишь изумленно улыбнулась.

Солнце, почти не грея, светило с высоты, отражаясь на белой глади нетронутого снежного покрова. Искрящаяся белизна резанула по глазам, заставив Лилит зажмуриться. Сверху громыхала "Tuonela".

— Открой глаза! — с жаром прокричал Алекс. — Вот он, мир! Девственно чистый, белоснежный мир у твоих ног! И в нем нет никого кроме нас!

Он подхватил Лилит на руки и под смех девушки побежал к снежному полю.

Впервые в жизни она поверила мужчине, говорящем о красоте мира. Возможно, она впервые увидела мир без темной пелены на глазах. Даже обжигающий холод сугроба, в котором Лилит вскоре оказалась, не мог охладить тепло финской улыбки и ее сердца. Смех сливался с громом музыки, а падающие снежинки ложились на плечи пухом.

Впервые в жизни он грел, отдавая накопившийся за годы, жар души. Алексу белая пелена казалась россыпью бриллиантов, меркнущей от улыбки девушки, которая бросала в него наспех скомканные холодные хлопья.

И каждый из них готов был поклясться, что никогда солнце не светило так ярко.

4.

— Так вы можете мне объяснить, почему увидев вас впервые за семестр, я должен принять экзамен досрочно? — Василий Петрович, преподаватель экономики, взглянул из-под очков на Вика.

— У моего отсутствия были серьезные причины.

— И какие же?

Вик вытащил из рюкзака "Молчание Теней..." и указал на строку состава группы, где его имя значилось вторым после Энн.

— В день экзамена по экономике у нас назначена съемка клипа. Я должен там быть.

Василий Петрович нахмурился.

— Хорошо. Только возможности пересдачи я не дам.

— Спасибо, — Вик облегченно вздохнул и вышел из аудитории.

На улице было достаточно тепло, чтобы не чувствовать обжигающие прикосновения ветра. Пиная грязные глыбы оледеневшего снега, Вик преодолевал квартал за кварталом. Он вполне мог взять такси и за двести рублей доехать до дома. Но не хотел. Грязно-белая масса под ногами успокаивала взгляд.

Все шло замечательно. "Истерика" держала слово, не только записав и выпустив альбом, но и полностью координируя "Undead", начиная с регистрации названия и заканчивая ротацией на радио. При всем этом они не афишировали свое покровительство, дабы не допустить смешения и привязки ярлыков. Жизнь начинающих звезд превратилась в изнуряющую череду репетиций и концертов, без права на личную жизнь, развлечения и даже учебу.

Вик завернул во двор и сел на скамейку возле подъезда. До гаража оставались считанные метры, но идти туда не хотелось. Музыка, захватив большую часть его жизни, стала в тягость. Для Вика она всегда была отдушиной, способом выражения любви и возможностью приблизиться к Ней. Но подойдя вплотную к желаемой черте горизонта он увидел не мечту, до которой можно дотянуться, а стену невероятной высоты и крепости. Ее нельзя растопить или отодвинуть, только разрушить. Грубо и жестоко устранить, как препятствие. И Вик знал, что скоро это сделает. Он запустил руку в потайной карман рюкзака и вытащил ключ. Грубо отточенный кусок железа на морозе неприятно прилипал к пальцам, обжигая кожу холодом. Единственный шанс. "Ты не оставила мне выбора, Лилит", — негромко произнес Вик, вглядываясь в дымную завесу неба.

* * *

Клип на "Я умираю за твою любовь" шокировал с первого кадра. Крупный план шепчущих слова губ Лестата держался несколько секунд, постепенно расширяясь до общего. Камера плясала вокруг музыкантов в заброшенном здании: Лестат у микрофона, Брюс, Марс и Ника оккупировали углы. За их спинами на зашарпанной стене крутился видеофильм: "Девушка идет по улице, рядом с ней Мужчина. Резко действие переносится в комнату с прыгающими по стенам отблесками огоньков свечей. Мужчина прижимает девушку к закрытой двери комнаты, произнося слова из песни". Оторвавшись от музыкантов, камера отъехала на стену с видеофильмом, и изображение стало "живым": "Мужчина постепенно раздевает Девушку. Она не сопротивляется. Они оказываются в постели". Далее съемки обрели цикличность, картинка с музыкантами сменялась подробностями любовной игры Мужчины и Девушки. Надрывный вокал Лестата дополнял съемки полные страсти, гибкости обнаженных тел, укрытых темнотой, и прочего интима. Но клип шокировал не столько откровенностью, сколько действующими лицами. Мужчиной был Алекс, Девушкой — Лилит. Они словно занимались любовью на экране. Но лицо Лилит по-прежнему скрывалось, только на этот раз не очками, а замысловатым гримом.

— Это шедевр! — произнесла Ника, когда ролик закончился. — Такая чувственность! Такая игра! У нас никогда раньше не было столь красивого и ... — она пыталась подобрать слова, щелкая пальчиками, — затягивающего видео.

— Полностью согласен! — Брюс оторвал ошалелый взгляд от экрана и, прищурившись, посмотрел на Лилит. — Девочка, ты что ж не говорила, что умеешь ТАК?! Я бы тебя мигом увел!

— А вот, — многозначительно усмехнулась Лилит и перевела взгляд сначала на Алекса, затем на Лестата и обратно. — Получилось, конечно, здорово, — сказала она и в голосе прорезалась ярость. — Только скажите мне, КОГДА ЭТО БЫЛО СНЯТО?! — она выглядела так, будто готова была зарыть в землю эту парочку вместе со всеми, кто попадется под руку.

Воцарилась гробовая тишина. Брюс, как и остальные не имевший понятия, что съемка проходила в тайне от Лилит, с трудом подавил изумленный смешок, Ника закрыла лицо руками, не желая показать смесь изумления и накатывающего хохота, Марс просто ждал продолжения спектакля. Лестат в поисках поддержки оглядел друзей, но получив в ответ насмешки и любопытное ожидание, первым нарушил молчание.

— Лил, понимаешь, эта песня должна была иметь именно такое видео и именно с этими действующими лицами. Я его таким видел, как режиссер, — с каждым словом его голос терял твердость. — Но ты не смогла бы так сыграть, если б знала о съемке. Поэтому нам с Алексом пришлось умолчать и снять, как это называется, живой процесс.

Наконец-то голос обрел и Алекс.

— Ты не волнуйся, в самый ответственный момент я камеры выключил.

— Выключил, значит, — Лилит поднялась со стула и подошла к финну. — Я тебе такое шоу устрою, долго помнить будешь! — процедила она сквозь зубы и направилась к двери, захватив по пути из бара бутылку вина.

— Лил, — окликнул Лестат.

Девушка остановилась у порога и обернулась, от ее холодного ядовитого взгляда голова Лестата вжалась в плечи, словно ожидая удара.

— Так мы выпустим это в ротацию? — все же спросил он.

Лилит на мгновение задумалась и, бросив вызывающе короткое "Да", вышла из "Невского". Ее мало заботила судьба клипа. Она злилась, злилась очень сильно, и это была не обида или чувство оскорбленного достоинства, а именно злоба, пугающая своим размахом. До горького привкуса на языке, до желания разнести клуб, здание и весь мир на кусочки, похоронив под руинами виновников. Только в этом она видела выход ярости — возвыситься над грудой обломков и наслаждаться зрелищем царства мести. Но на деле лишь со всей силы хлопнула дверью. Тяжелая сталь нехотя громыхнула и успокоилась.

— Ну вы, ребята, даете! — сквозь сорвавшийся хохот произнесла Ника. — Алекс, я тебе не завидую.

— Да уж, — выдавил Лав, массируя виски, чтобы преодолеть тревожное предчувствие скандала, — хотя я ни разу не видел Лилит в гневе, но мне как-то и не хотелось.

В этот момент за окном что-то мелькнуло.

— Что это было? — спросила Ника.

Лестат подошел к окну и задумчиво почесал макушку.

— Упс. Алекс, иди-ка сюда.

Лав, насторожившись, подошел к Лестату и, выглянув в окно, выдал длинную нецензурную тираду на финском.

— Это моя гитара! — закричал он и рванул к выходу, сопровождаемый заливистым смехом Брюса.

Алекс вбежал в квартиру в тот момент, когда вниз с балкона отправлялся по листочкам "Золотой жук" Эдгара По.

— Ты что делаешь? — прокричал он, вырвав из рук Лилит уцелевшую половину книги.

Она одарила его злым взглядом и с ехидной усмешкой направилась к полке с дисками.

— Поиграем в бумеранг? — спросила Лилит, доставая один из компактов Алекса.

Лав не успел ответить, как диск спикировал на улицу. Уже не сопротивляясь, Алекс упал в кресло, наблюдая транспортировку своей фонотеки за балкон.

— Чего ты хочешь? — упавшим голосом спросил он, провожая глазами "Bauhaus".

— Выплеснуть свою злость, — ответила Лилит и отправила в полет "Depeche Mode". — Бить тарелки и метать ножи пошло. Ты так не считаешь?

— Пошло, значит, — Алекс отбросил остатки книги, которую все еще держал в руках, плавно поднялся и мягкой кошачьей походкой приблизился к Лилит.

Она попыталась схватить лежавший рядом на столике перочинный ножик, но Лав ее опередил.

— Хочешь поиграть в "Основной инстинкт"? — спросил он, когда холодное лезвие коснулось горла Лилит.

— Только если жертвой будешь ты.

Алекс ухмыльнулся, предложенный ею поворот событий его не устраивал. Он провел ножом от шеи к груди девушки. Сталь споткнулась о шнуровку корсета, но сразу последовала дальше, распарывая стягивающие ленты, и остановилась у основания брюк. Корсет упал на пол непригодной тряпкой, и тут же звонкая пощечина оставила красное пятно на щеке Алекса.

— Так, значит? — Лав улыбнулся, уколов девушку дерзким взглядом, и, схватив за локти, бросил на кровать. — Если будешь сопротивляться, я сделаю тебе больно, — прошептал он.

— Ты собрался меня изнасиловать? — с нескрываемым сарказмом осведомилась она.

— Если не угомонишься — да.

Лилит вскрикнула от грубого укуса в шею и выгнулась дугой под тяжестью тела Алекса. Она попыталась вырваться, но стянутые над головой руки и прижатые к кровати мужскими коленями ноги обрекли все попытки на провал.

— Глупая, я ж сильнее.

С этим она не могла поспорить. Ей осталось только покориться. И жестокость распалила сильнее нежности, исходя от человека, уже растопившего лед сердца.

Неожиданно наступивший вечер укрыл комнату тенями. Блики огней, плясавших на верхушках свечей, закованных в серебряные канделябры, заполнили стены причудливыми танцами двух силуэтов. Шелк, сброшенный на пол, лег темным покрывалом. Выключенные телефоны в замкнутом пространстве не позволяли нарушить легкий оттенок тайны, окутавшей двух людей, ставших одним целым. Наполовину выпитая бутылка вина еще помнила тепло прикасавшихся к горлышку губ. Комнату наполняла музыка — "Silent Lullabies" "Mandragora Scream". Все, что было сейчас необходимо — следовать каждым движением за мелодией, позволить ей проникнуть в каждую клеточку тел. Они танцевали так, словно не существовало улицы, бурлящей за окном жизнью. Они закрытыми глазами видели настроение друг друга.

— Алекс.

— Да?

— Спасибо.

— За что? — в голосе послышалось легкое недоумение.

— За то, что вытащил меня из жизненного пространства. За то, что...

Она не договорила, уткнувшись носом в его обнаженное плечо. Алекс остановился и, взяв ее лицо в ладони, пристально посмотрел в глаза, полные столь неуместных слез.

— Лил, ты плачешь?

Она потупила взгляд, прикусив губу.

— Просто я уже не надеялась ощутить прикосновение океана, в котором хотелось бы утонуть.

Больше слов не понадобилось. Он обнял ее, прижимая к себе столь сильно, насколько это было возможно. Он чувствовал биение ее сердца. Беспокойное и неровное, словно отпускающее на свободу что-то сильное, что-то мечущееся внутри. И от этого становилось легко. Будто вместе с ее клеткой рушились и его барьеры. Стены отчуждения и недоступности для чувств, которых так добивались многие, но сумела получить лишь она — девушка со странным именем и прошлым, покрытым тайной.

* * *

Здесь давно не убирали снег. Здесь его вообще не убирали. Никогда. Гаражи стелились лабиринтом среди полуразрушенных зданий, в которых давно никто не жил. В это место, оставленное на съедение времени и снегу, не залетали даже вездесущие мухи, а дороги обходили стороной заброшенный квартал. Он нарек это место "Мертвой долиной". Две неровные полосы автомобильных шин, оставленные Им, разбавляли белое полотно снега.

Он недавно вставил замок в ворота самого крепкого из гаражей. Он сюда вернется. Только не один. И только в маске — маске возмездия за любовь.

* * *

Ника разлила по чашкам кофе. Насыпав по две ложки сахара в каждую, она взяла свою и ушла в комнату. Лестат остался в кухне бесцельно вырисовывать на скатерти пальцем незамысловатые узоры. Чаще всего — геометрические фигуры с кружевными завитками по углам. Часы пробили воскресные семь часов вечера. Из комнаты доносились монотонное бормотание телевизора и резкие хлопки шкафных дверок. Услышав, как Ника за спиной прошмыгнула в ванную, Лестат напрягся, но не окликнул. Плеска воды не раздалось, лишь постукивание косметических баночек друг об друга. Подкурив сигарету, Лестат представил, как жена обводит глаза и губы разноцветными карандашами, неизменно запачкав щеку черным. Щелкнул выключатель. Недовольно забренчали вешалки. Лестат не усидел на месте и вышел в прихожую с кофе, оставив сигарету одиноко тлеть в пепельнице.

— Ты к нему?

Застегнув сапоги, Ника выпрямилась и подняла на мужа изумленные глаза.

— Что?

— Ты к нему? — повторил Лестат, прислонившись к стене.

— О ком ты?

Он отпил кофе, уже ставший теплым, и с ног до головы оглядел Нику, в очередной раз убедившись в ее красоте.

— Я же вижу. Ты еще с кем-то... — он осекся. — Я все пойму, ты только не обманывай.

Ника опустила глаза. Она хотела что-то ответить, но не смогла.

Дверь закрылась без хлопка, непривычно мягко и осторожно. Лестат сполз по стене на пол, стараясь не расплескать кофе. Мысль о том, что у Ники есть любовник не блистала новизной, он отлично понимал, что верность в их маленькой семье давно исчезла, оставив лишь привычку быть вместе и порой вспыхивающую страсть. Но сейчас отчего-то стало настолько нестерпимо грустно и пусто. Перед глазами мельтешили калейдоскопом лица женщин, открывавших свои двери для него. Каждая из них стала мимолетным порывом свободы от маленького обруча на пальце. И каждую он любил несколько часов прикосновений. Но всегда возвращался в постель, прижимался спиной к коже, пахнущей неизменным цитрусовым ароматом геля для душа. И всегда было так тепло. Даже понимание того, что этот запах только что оставил свои следы на простыни в другой кровати, не мешало. Что же изменилось? Почему он прижался спиной к холодной стене, пытаясь удержать чашку кофе в дрожащих руках?