Кто поверит эху? - Часть 1

— Надеюсь, это излишки молодости, и Макори — а он вовсе не бездельник — научится действовать на благо провинции. Пока он скорее старается добиться обратного.

— Страху он умеет нагонять почище, чем иные бандиты, — подтвердил Рииши. — Я успел заметить девушку там во дворе, похоже, она и есть... Домочадцы его не остановят.

— Интересно, зачем он привел ее в собственный дом, даже если захотел допросить лично... Думаешь, Суро-старший не знает? Вряд ли Макори пойдет против его воли.

— Его нет в городе, он отправился проведать родственника.

— Скажи, а тебе-то что со всего этого? — спросил Кэраи с любопытством, — Ты чего-то хочешь от меня?

Рииши смутился. Ответил неуверенным голосом:

— Дело в том, что... еще один участник той мутной истории сейчас под надзором моих людей. Это глупо, но я словно считаю себя причастным...

— Я знаю о том человеке. Но что ты все-таки хочешь?

— Вы вмешаетесь?

Интересное предложение... Вроде бы никакого двойного смысла, глаза Рииши просящие, тревожные, искренние. Но мало ли что.

— Пожалуй.

Любопытно, что глава семейства Нэйта именно сейчас отсутствует дома. Хотя, разумеется, мало ли в мире случайностей, подумал Кэраи. И велел оседлать коня — в носилках более подобает явиться, чтобы не выдать спешки, пусть даже все о ней догадаются, но так надоели эти коробки с занавесками, еще в Столице. А говорить про него и так будут.

**

Солнце высоко поднялось, раскалив воздух, и таким же круглым и желтым, как солнце, был покрытый песком клочок земли. За небольшим ограждением бегал зверь — яркий, текучий. Человек держал его на длинном кожаном поводке.

Стоя у загородки, Макори смотрел на свою любимицу. Но складка между бровей так и не разглаживалась. То, что сегодня произошло — к чему приведет? Чувствовал себя так, словно решил выпить вина, а вместо этого упал в винный омут. Вроде и то, что хотел, но вышла скорее беда, чем радость.

Золотая заколка, казалось, потяжелела, да еще и нагрелась на солнце. Не глядя, стащил ее с волос, бросил на землю. На сегодня все, никто больше не явится. Даже отец. Можно вернуться к себе и как следует все обдумать. И дочитать главу "Трактата о военном искусстве", от которого отвлекся с утра...

Если получится; все-таки мысли упрямо сворачивают в сторону дел сегодняшних, а не минувших.

Макори, оставляя в стороне замысел отца, сам не мог понять, кем считать ту задержанную девицу. То ли воровка, то ли шпионка... а может, и впрямь приблудная дурочка. Не слишком красива, хотя ничего так, если душой не кривить, но женских уловок будто вовсе не знает. Хотя — получила же она помощь, и еще как быстро!

Камень... хорошо, что том, как и где отыскали его, знает только пара самых верных людей. Тот чиновник мертв. Шайку, у которой обнаружили драгоценность, уничтожили. Турмалин хозяйке вернуть не успели ...

Отец хотел шантажом подобраться к одному из верных семейств Таэна. Девчонка могла бы рассказать вещи, бросающие тень на почтенное это семейство: разбойники, которым щедро заплатили, клевета на должностное лицо...

Мелочь, но Кэраи бы десять раз подумал, прежде чем доверять этому семейству, даже если на словах заручится помощью. Значит, еще меньше союзников.

А если что, с отца взятки гладки.

Да, ловушка сработала, но совсем не так, как рассчитывал Суро. И сработала ли? Если вместо зайца в силки попался медведь, да еще и дождался охотника? И все-таки Макори было, пожалуй, даже весело: отец в жизни не догадается, что его план провалился не по чистой случайности. Но неприятный осадок остался. Все-таки наследник Дома Нара человек надежный, хоть и повернутый на правильном, как все их семейство. Его бы склонить на свою сторону, заручиться поддержкой. Только отцу надо иное, а Рииши теперь не забудет...

Золотая голова повернулась, глаза цвета гречишного меда остановились на лице хозяина. Хасса издала короткий звук, средний между рычанием и мяуканьем. Легла на песок и забила в воздухе лапами. Ровно как при той девке... Тогда еще мордой о решетку потерлась, будто прося, чтобы погладили. Только вот молодой хищник не выносил чужаков. А перед хассой стояла — она.

Как объяснить то, что случилось?

Макори помнил перешептывание за спиной, и расслышал в нем одобрительные нотки. Только сильное изумление могло побудить слуг разговаривать при хозяине; но вместе с раздражением он тогда ощутил неуверенность — может, и вправду перегнул палку. Дому Нэйта нужна поддержка Столицы, а как там посмотрят, неведомо.

Нет, он не собирался отдавать девчонку хассе, кошку хорошо накормили. Но вести себя так... слуги уверились, что видели чудо. Да и сам Макори слегка растерялся от неожиданного благодушия хищника. Может, ведьма? Угораздило связаться... Теперь ясно, почему Лиани Айта покинул земельную стражу. Чары, иначе никак. И незаметно для человека в загончике нарисовал в воздухе знак охраны от зла.

**

— И ради этого чучела стоило преступать закон?

Конечно, он издевался, но в тоже время был удивлен по-настоящему.

— Надо узнать, прежде чем он умрет — что он в тебе нашел? Показать тебя, и спросить — может, он тогда был попросту пьян?

Значит, жив, и, может, я еще увижу Лиани, откликнулось в душе Нээле одновременно радостью и страхом.

Девушка молчала. Таких, как этот человек, она видела. К счастью, редко - те высоко летают, что им копошащиеся на земле.

Голос у хозяина дома был отлично поставленным от природы, и тяжелым, тягучим — словно смола, в первый миг сладкая, но тут же наполняющая рот горечью, от которой уже не избавиться.

— Я думал, мне служат верные люди. Не ожидал. Но я сделаю так, что больше предателей не найдется.

А потом был блестящий фиолетовый камень и временное одиночество; затем песок, сильное текучее тело за загородкой, и — совсем рядом...

Словно очнувшись, девушка вздрогнула, огляделась. Кожа еще ощущала солнечный жар, а в ушах звучали голоса. Но здесь нет никого, и она не стоит у решетки, а сидит на невысокой мягкой кушетке, сложив руки на коленях, как подобает в присутствии высокородных. Только в светлой комнатке, рядом с Нээле — лишь тень от сосновой ветки.

Как врезалась память золотая хасса, взгляд ее, так, напротив, с трудом запомнилось все остальное. Будто рыбу вынули из воды и бросили на песок, а затем в садок, и неизвестно — выпустят, или все, поздно шевелить плавниками?

И как она стояла, следя за приближением хищника. Видела каждую шерстинку на морде, каждый жесткий торчащий ус и еще заметные темные крапинки в медовых глазах, значки удлиненные чуть расширялись, когда солнце ныряло за облачко, и сужались вновь.

Когда хасса начала тереться о деревянные столбики, ласкаться к девушке, та не поняла ничего. А после не испытала облегчения. Ведь даже если зверь ее не тронет, тут, за спиной, человек с таким же взглядом ленивого хищника.

После был голос.

— Прекрасно, — произнес он. Нээле тогда оглянулась. Какой-то мужчина стоял у беседки, темная фигура на фоне молочного цвета занавеси над входом.

— Слуги сказали, что я увижу хозяина дома в саду. Я велел им не беспокоить вас, не уведомлять...

Шагнул вперед, выходя из тени, солнце рванулось к нему — но лишь золотое шитье заиграло, одежда не стала светлей. Девушке он показался приятным с виду — еще довольно молодой, сухощавый, с очень внимательными глазами. Складка у губ — видно, часто думает о невеселых вещах.

Хозяин кивком велел выпустить девушку, Нээле вышла на ватных ногах, оглянулась на кошку — та села вылизываться, будто домашний питомец.

— Большая честь для меня ваш визит, — прозвучало угрюмое, ни радости, ни особого почтения не было в голосе.

— Это что, новый способ допрашивать девушек — выпускать к хищнику? Столичное веяние докатилось, или северное? — гость говорил непонятно — то ли с издевкой, то ли и впрямь удивлен и спрашивает. — Пожалуй, рановато вводить такие традиции у нас в Хинаи, люди к ним еще не готовы. Как полагаете, господин начальник земельной стражи округа?

На людей девушка боялась смотреть, не поднимала головы. Стояла, чуть поклонившись, дрожала.

Ответа так и не последовало. Он не решается возразить, подумала Нээле. Плохо придется его домашним.

— Рад, что мы пришли к согласию.

Услышала шорох шелка, поняла, что гость подошел к ней.

— Я застал только самый конец. Хорошо, что никто не пострадал. Что ты сделала с кошкой?

— Не знаю, кажется, она просто была не голодная, — пролепетала Нээле, позабыв о подобающем обращении.

— Может, и так... Подними голову.

Нээле подчинилась.

Глаза у него оказались довольно светлые, взгляд и далеким, и близким, как, по слухам, бывают горы для путников. Вновь голову опустила. Хоть и была напугана, покрой его одежды отметила — ощущалось в ней нечто, свойственное скорее срединным землям, не северу. Он жил в Столице или рядом, подумала девушка. Тамошнее не изглаживается долго.

Темно-зеленое дорогое сукно, и более светлое, оттенка морской волны — снизу, и кайма-вышивка в виде волн, это уже точно срединные земли. А на руке кольцо, лишь одно, с плоским камнем, на котором вырезан некий знак, может быть, родовой. Нээле знала такой самоцвет — зеленый гранат.

Дальнейшего разговора она не слышала, ее увели в сторону, в тень.

Только видела — гость держал на ладони камень ограненный под виноградную гроздь. Хоть далеко было, почудилось — каждой из "ягод" заиграло солнце — густо-малиновым.

Человек в темно-зеленом распорядился доставить задержанную к себе. Нээле подумала, не является ли он судьей в здешних краях, но откинула эту мысль. Не похож... ни одного знака на одежде, из тех, что носят даже не занимаясь делами, и повадка иная. Нет в нем судейской цепкости; хоть и невелик был ее опыт, уверена была, что не ошибается. Он выше судей.

Оглянулась, когда ее выводили — боялась встретиться взглядом с хозяином дома, но так и тянуло, несмотря на страх. Но он стоял спиной, и даже так напоминал грозовую тучу. Девушка невольно вновь пожалела домашних его — вот уж кому достанется...

А потом был другой богатый дом, и все смешалось у нее в голове — чувствовала себя мошкой, попавшей в драгоценную шкатулку. Не до красоты, раз крышка захлопнута.

И вот...

**

Ничем не схваченная челка лезла в глаза. Ладно, это еще не беда, чуть встряхнуть головой, и можно смотреть свободно. Привык, что волосы убраны — с распущенными глупо скакать верхом, особенно в ветер, хоть и не слишком длинные пряди, несколько ниже плеч. Связать бы их, но нечем. Сам понимал, что ведет себя глупо, но раз потерял право на повязку стражника, просить замену, полоску ткани какую-нибудь, не считал возможным.

Даже странно, что такая мелочь мешала, сейчас-то. Но лучше отвлекаться на мелочи, чем постоянно тревогу испытывать. С тех пор, как ему сказали про Нээле — она в городской тюрьме...

Места себе не находил. Что с ней? Жива ли еще?

На его вопросы больше не отвечали, двое суток прошло; наконец один из охранников сжалился и сказал, что вроде она жива и вроде ее вчера забрали оттуда, как бы ни в дом господина Нэйта... больше не ведал ничего.

Лучше бы уж и этого не рассказывал: юноша слишком хорошо знал, чем может закончиться эта встреча. Но вокруг снова сомкнулось молчание, и не в меру болтливый охранник больше не появлялся. Зато на другой вечер земельные, охранявшие Лиани, объявили о приговоре. Все-таки чаша весов склонилась не в его пользу.

Что ж... это не худшее, что могло случиться.

Когда, спросил, но день пока не назвали. Пообещали скоро.

Лиани, сидевший у стены, глянул на сумеречное небо.

Отец, мать, братья и сестры... семья теперь опозорена. Но всегда была на хорошем счету, и со временем все забудется... И все же какое-то время будет непросто, особенно младшей сестре: возраст невесты. Не решался просить за них Заступницу — вряд ли его слово будет услышано.

Глава 11

Разноцветные полосы ткани мелькали, будто в лавке у торговца, когда привередливая модница никак не может сделать выбор. Невысокая немолодая женщина воздела руки к небу — точнее, к деревянному потолку.

— О Сущий. Вы все вместе разучились танцевать?

— Нет, Госпожа Ведьма, — хихикнула молоденькая актриса. По всему было видно, что главу труппы тут не боятся. Однако тут же она скроила умильную мордочку — лицо, на котором пока не было краски, стало таким забавным, что несколько девушек рассмеялись.

В театре киири играли только женщины — в противовес театру онна, здесь ставили забавные или трогательные сценки из жизни. Порой на сцене полноправными партнерами актрис становились куклы.

Легенды и мифы, философские сказания, истории на грани вымысла и реальности не допускались сюда — считалось, женщины не в силах передать подлинные страсти и волшебство. Им оставались сюжеты более мелкие... но и тут было где развернуться.

— Кошачий концерт, — человек с флейтой в руках, только вошедший за кулисы, близоруко прищурился, разглядывая, что происходит на сцене. Он не принимал всерьез женщин из театра киири, считая в большинстве глуповатыми пустышками.

— Оставь девчонок в покое, — рассмеялся Энори, который устроился на сундуке с веерами и бросал их актрисам, когда исполнявшаяся в пьесе песня-история требовала замены.

— Нет уж, — хмыкнул вошедший, коротко, но учтиво поклонился гостю. — Я не хочу, чтобы опозорилась Осорэи!

— Послушай, — сказал тот. — Они такие забавные... Это новая пьеса.

Флейтист уселся с ним рядом, но стараясь невзначай не коснуться. Советник генерала покровительствовал театру, немного даже чрезмерно, и порой Таши испытывал беспокойство. Есть некая черта, переходить которую нельзя... Но Энори, казалось, вот-вот и забудет грань, отделяющую его от актеров. Он заметно оживлялся, находясь тут — обычно вел себя более сдержанно, но по улыбке и взглядам легко было распознать, как забавляет его ношение маски. Театральная вычурность, чувства, доведенные до предела, были ему, как вода. И он лучше, чем сами актеры, понимал, как приняли пьесу — не просто восторженно или прохладно, но и почему, что ощутил тот или иной зритель. Одно Небо знает, откуда, ведь делился сразу после спектакля, просто не успел бы поговорить со всеми...

— Сэйэ, фальшивишь на этой строке, — поморщился флейтист, слушая, как одна из актрис исполняет песенку. — Кто отдавил тебе уши?

— Всезнайка, тоже! Лучше поучи Юмиэ играть! И не держать флейту, как поводья бешеного коня, — изящная девушка — вылитая кошечка — запустила в Таши кольцом от веера. И кокетливо улыбнулась соседу музыканта.

Она не выглядела оскорбленной. Таши знал ее манеру создавать роль, ее образы бойких служанок — мило, не больше. А считает себя достойной столичной сцены... Судя по поведению этих двоих, в настоящее время Сэйэ — фаворитка Энори в труппе. Скоро расстанутся к обоюдному удовольствию — ему надоест, а девчонка сбежит из глуши устраивать свою судьбу. А пока ему по душе, что она вечно разная и прямо искрится жизненной силой...