Еще один шанс. Часть 1

Однако, возле них, никого не было. Улица была пуста. И только далеко вдали шли какие-то прохожие.

— Вот, пойдем мимо Никольских ворот — а он, небось, уже там. Он знает, что мы с Матреной всегда мимо них в церковь идем, — снова начала убеждать себя Настя. — В другой рядь, там, много кто на меня смотрит! Я много кому нравлюсь. Значит — понравлюсь и ему.

— И он, там, должен быть! С раннего утра, — снова зарозовели щеки у юной мечтательницы. Глаза ее восторженно скользили по лицам прохожих, ожидали взгляда любимых, милых сердце фиалковых глаз. — А может быть и раньше придет? Он должен меня также искать.

Девушка внимательно огляделась по сторонам. "Во все очи" глядела на каждого встречного. Искала знакомый силуэт.

— А Матрена про него сказала... Что он, не понятно кто? Это, не правда... Он не такой! Он другой! И вообще, она старая и ничего не видит! Жаль, что она этого не понимает...

К великому сожалению влюбленной особы незнакомца возле Никольских ворот опять не было.

— Подойду к церкви... А он, там, у входа, ждет меня... Встретит, увидит и будет смотреть, только на меня, и не отрываясь... И во время молитвы будет недалеко, — затейница возмущенно моргнула глазами.

Возле церкви её тоже никто не встретил...

Свет от многочисленных свечей и лампад бросал узорчатые блики на бронзу и позолоту образов, на церковную утварь и роспись потолков. Колеблющееся пламя, колыхаясь в струе воздуха, вздрагивало язычками, как живое существо, и то взлетало выше, то изгибалось в сторону, попеременно освещая и погружая во мрак очертания людей и священные лики икон. В соборе началось торжественное служение. Прихожане усердно молились, устремив глаза на древнюю икону спасителя. Под каменными церковными сводами было душно. От жаркого людского дыхания и свечного нагара у Насти кружилась голова. Однако несмотря ни на что она продолжала настойчиво осматривать присутствующих. — Должен быть здесь... Должен! — Девушка проговаривала снова и снова. — Он придет... Он обязан прийти... Я столько дней ждала! Я верила... Я знаю... — Она шептала вместо молитвы.

И вдруг, откуда-то, она почувствовала его взгляд. Как будто кто-то нежно прикоснулся к ней, погладил её по спине. Красавица вздрогнула... Перекрестившись, положила первый земной поклон, начала шепотом читать молитву. Затем медленно, с тревожно бьющимся сердцем повернула в сторону лицо. Её кавалер стоял у стены и смотрел на нее своим добрым, ласковым взглядом. На молодом красавце блистал кафтан из парчи, с широкими на груди застежками, украшенными жемчугом и золотыми кисточками. В полумраке молебна казалась, что редкий свет от ломпад "радуется" и игриво отражается от его фигуры многочисленными блёсками. Девушка задержала дыхание. Ей показалось, что сердце её перестало биться. Трепетное благоговение стало наполнять её душу. Она закрыла глаза и быстро зашептала. — Всё-таки он пришел... Он нашел меня... Наконец-то, я дождалась. — Страдалица начала улыбалась сквозь выступившие слезы.

— Батюшки светы, — Матрена прошипела со стороны. — Настя, девочка моя, ясочка ненаглядная, что встряслось? Успокойся. Тебя же всю трясет. Аж взапрела.

Желанный сделал несколько шагов и кому-то улыбнулся. Девушка проследила за взглядом... и увидела конкурентку. ОНА тоже смотрела на НЕГО! Смелая... Статная... Окаянная бесстыдница. Соперница была яркой, в дорогой, богатой одежде.

— Как она смеет — блудна грешница! — юное создание возмутилась. Мгновение... и ревность острыми когтями впилась в ееё сердце. Она несколько раз из-за плеча мстительно посмотрела на незнакомку. Со злостью прищурила глаза. Нахмурила лоб. С силой сжала кулаки.

— Да кто она такая? Язва бесстыжая! Откуль змея постылая только появилась? Пусть поворачивает свои оглобли взад! Я его первая увидела! — подумала Настя, строго сдвинула брови и решительно посмотрела в сторону соперницы. — Чтоб ей было пусто, треклятой! Господь её разрази!

Ревнивица прикусила губу до боли. — Как она может косить своими глазищами в ЕГО сторону? Да я её! Да я?

Настена заволновалась. Сердце учащенно забилось. От волнения девушка сильно прикусила губу. — Я... Я даже не знаю, как его зовут? — Она опечалилась. — А он такой хорошенький! А эта стерва проклятая на него свои зенки вытаращила! Я его жду, жду... А он? И сразу к ней... Господи, ну почему я такая несчастная?

Несчастная не выдержала обрушившегося на неё горя, закрыла лицо руками и внезапно разревелась. — Вот, всегда так! Всем — всё! А мне — ничегошеньки! — По тонким её пальцам побежали капельки слез. Она зашвыркала носом. Расстроившись, стала тереть лицо рукавом.

— Ладушка! — Матрена прошептала, легонько дернув страдалицу за рукав. — Успокойся, сердешная! Что происходит? Я прям с тобой ладу не дам. Что за докука донимает твой разум? Нельзя же так! На нас все смотрят.

— Отстать, пусть смотрят... — строптиво ответила воспитанница.

Когда Настенька закончила плакать, она вытерла слезы и снова потихоньку посмотрела в его сторону. Незнакомца не было. Он ушел. А, ЭТА! Довольная, улыбалась, глядя куда-то в сторону.

Выйдя из церкви, девушка осмотрелась. Он не появился. Грудь плаксы от переизбытка чувств, сдавила тоска. В душе "скреблись кошки".

День стал плохим и грустным. Солнышко зашло за темную тучку. По небу поплыли серые, рваные облака. Они сталкивались над рекой, спешили куда-то на северо-запад. Собирался противный, нудный дождик. На ветвях ближайшего дерева громко ворчали черные вороны. Над куполами беспокойно носились галки. Посадские людишки шли навстречу в ободранной одежде, хмурые и злые... Громко кричали и стонали нищие на паперти. Недалеко от них валялись несколько пьяных, оборванных, грязных мужиков.

Колокола звонили тревожно, словно теребили душу. Они не переставая гудели и звали. Громкий перезвон был слышен в Замоскворечье, расходился в Китай-городе, в царском Кремле, за Казенным двором и над дворцами. И нехотя затихал где-то далеко — в Кулишках.

* * *

Через два-три-четыре дня.

В доме одной несчастной

влюбленной особы.

Солнце медленно опускалось за резные крыши московских усадеб и теремов, попутно озаряя вечерним багрянцем кремлевские башни и купола церквей. Вечерняя заря потухала и багровыми полосами тянулась, отсвечивая через всю опочивальню, сквозь приоткрытые слюдяные оконца. В комнате постепенно темнело, но все багряней становились полосы от окон. Они помаленьку меняли цвет от ярко розового до темно фииолетового, попутно подымаясь к самому потолку.

Этим вечером как впрочем, и всеми предыдущими Настя много думала о своем желанном. Девичье сердечко истосковалось от одиночества, изболелось!

На серые стены светелки все ярче падал мягкий свет от лампады и свечей стоявших у иконы. Сладко пахло топленым воском. Красавица задумавшись сидела на кровати, не спеша накручивала волосы себе на ладонь. Она представляла своего любимого в ярких, разноцветных тонах: Брови соболиные, очи зоркие, сам орел. — Глаза девушки заволокло поволокой романтического тумана.

— Он самый лучший! Самый хороший! Так бы и полетела к нему! — живые очертания незнакомца не покидали головы кудрявой красавицы. — Вот он в образе могучего, былинного героя в блестящих доспехах подъехал к ней на вороном коне. Тепло улыбнулся. Нежно поднял её. Взял на руки. Девушка радостно прижалась к груди красавца.

Внезапно страдалица вспомнила встречу с незнакомцем в церкви. В её голове возник образ соперницы.

— И что он нашел в этой тощей, запечной выдерге? — она воскликнула и недовольно надула щеки. — Такая напасть пришла! У неё, ведь "ни кожи ни рожи"!

Настя мысленно сравнила себя с конкуренткой. Перечислила все её достоинства. Потом оценила свои. Расстроено вздохнула. По всем показателям она проиграла. Противница была ярче и привлекательнее. И будь Настёна на месте любимого — то, конечно же, выбрала эту наглую бесстыдницу.

Затем она подумала, что скорее всего много девичьих сердечек разбилось об умные и голубые очи обаятельного незнакомца. И наверняка у него есть кто-нибудь на примете... И скорее всего он даже повенчан... А может быть и женат... И наверное даже несколько раз... И детей у него больше семи...

От этих печальных мыслей девушке стало плохо. Настроение у неё изменилось. Она начала убеждать себя, что никто ей не нужен. — Лучше всего — быть одной на белом свете! Ведь это так замечательно когда ты одна и всё для тебя!

Обида и переживания несчастной усилились. Грудь под белой, длинной до пят рубашкой, "стали колоть иголки". Зрачки от переживаний то расширялись, то сужались. Постепенно страдалица дошла до крайностей в своих рассуждениях...

— А лучше всего... Отречься от всего земного... Уйти в монашки! Провести остаток жизни в покаянии и молитвах... И пусть они все страдают от своего жестокосердечия, видя её неземные мучения!

Завершая круг раздумий, девушка обвиняла себя в том, что она самая одинокая и несчастная в этом злом мире. Да ещё в придачу ко всему — страшная и некрасивая. И поэтому её никто и никогда не полюбит. Она обессиленно откинулась на пуховые подушки, закрыла глаза. — А этот синеглазый красавчик конечно же выберет другую!

Долгий — предолгий вздох разочарования. — Уж лучше утопиться в колодце, чем жить с сознанием того, что ты уродилась дурнушкой.

И такие размышления продолжались до самой ночи. Юное создание, переходя из одной крайности в другую, изводила и накручивала себя тяжелыми мыслями. Натертый нос и заплаканные глаза, вместе с глубокими душевными переживаниями долго не отпускали красавицу в царство Морфея. С трудом задремав под утро, даже во сне она продолжала звать и отталкивать его от себя.

* * *

— Любит... Не любит... Любит, — томно прозвучал еле слышный вздох девушки, сидящей на лавочке в саду. Прошептав что-то понятное только себе, она повертела цветком, глубоко вздохнула. — Не любит... Любит! — Настя оторвала последний лепесток ромашки и долго смотрела на него. Выпустила из рук. Налетевший ветерок подхватил его и резво унес в сторону тенистых зарослей кустарника.

В небольшом, ухоженном саду было тихо и прохладно. Как бы ни был жарок летний день, сквозь густую заросль парка лучи проникали внутрь с осторожностью, и будто с любопытством заглядывали в это закрытое от чужих глаз зеленое царство. От душистых трав и цветов, от кустов бузины, жасмина, смородины веяло свежим ароматным запахом.

— Настёна, ладушка, — вот ты где, — тетка Матрена подошла к влюбленной неизвестно в кого страдалице, печально сидевшей под навесом в деревянной беседке. — Идём в дом. Сваты скоро приедут... Надо подготовиться, собраться. Платье новое одеть...

— Опять? — девушка ехидно сморщила носик. Румянец засверкал на её щеках, губы сделались ярко-красными, а её чудные глаза стали темнее и глубже. — А впрочем, коли так — хоть какое-то развлечение от скуки. — Настёна показательно вздохнула. Замахала длинными ресницами, а затем задорно рассмеялась. — Ах, у меня, этих женихов было — целая куча! — Молодушка беспечно махнула рукой и, в её лукавых глазах возникло выражение задора и хитрости.

— Одним больше — одним меньше... — даже соседи не заметят. — Она вытянула указательный палец на руке и начала им махать, приговаривая. — Пусть завтра приходят... или через неделю. Сегодня у меня нет настроения!

Красавица вытянула из букета очередную ромашку. Задумчиво посмотрела на неё. Покрутила в руках. — Надо попросить папу, что бы он снова указал гостям на порог! Прошлый раз они так смешно дверь закрывали — спиной. — Озорница защебетала весело. — Он постоянно говорит, что плохой жених — хорошему дорогу указывает! Вот и пусть эти сегодняшние снова будут — плохими!

— Не думай так, солнышко! — воспитательница расстроено покачала головой. — Не откажет он им! Люди сказывают, сам Иван Шуйский к тебе сватов засылает.

— Чур, меня! — девушка резко встала со скамейки. Её настроение вмиг изменилось. — Чего, вдруг? Он толстый и не красивый! Настя бросила цветы на траву и, продолжая рассуждать, пошла в дом. — И глаза у него злые. Да и не нравиться он мне, телепень неуклюжий!

— Ходят слухи, старший сынок Шуйских давно на тебя засматривается! — рассуждала Матрена, двигаясь позади юной затворницы. — И большое приданное обещанное за тебя им лишним не будет. К тому же, сама посуди, — древний род... С давних пор с царями в родстве!

— А если я ему не понравлюсь? — Настя с надеждой печально посмотрела в оконце. — И... он возьмет и откажется от меня?

— Ахти-светы! — всплеснула руками Матрена. — Как же! Вразуми, тебя Господи! Откажется он — кобель проклятущий, от сахарной косточки? — Рассказчица остановилась и поправила платок на голове. — Сваты судачат, третий день к нам собираются. Да всё никак добраться не могут.

— А они, что? Из Суздаля аль из Чернигова к нам идут?

— Так говорят бешеным собакам семь верст не крюк. — Матрена недовольно скривила лицо. — Но здесь другое, солнышко. — Женщина осенила себя крестом. — Говорят, их нечистый водит по кругу. Так намедни у них кто-то ворота сломал. Выйти со двора не могли. Пришлось тараном двери вышибать. Когда проход открыли, — забор упал. В общем, не до нас им было в этот день.

— Вот! Не зря я с бабкой Лукерьей встречалась, — Настя воодушевилась. — А ты не верила ей. Сказала, что она шарлатанка. Возмущалась — деньги потратили зазря!

— Может быть, — Матрена произнесла, задумавшись о чём-то своём, не забыв при этом перекреститься. — Вчера у них кони понесли. Потом карета сломалась. А затем какой-то добрый человек указал не ту дорогу к нашему дому. Говорят, плутали всю ночь непонятно где.

— Слушай! А давай её снова позовем. Пусть она их собьет с панталыку. Пускай с ними опять что-нибудь случиться! Или... они захолонутся и к другим сватов зашлют! — юное создание "разгорячилась" от новых идей.

— Не успеем, Ладушка! Вечером после захода солнца, чтобы не сглазили, сам Иван со сватами придет.

— Пресвятая дева Мария!... Ну, сделай что-нибудь! — несчастная повернулась в сторону иконы, упала на колени и начала молиться. — Пусть на него тати нападут по дороге... Или пусть их ограбит кто-нибудь! Только не надо в нашем доме свах и сватов! Надоели они мне хуже горькой редьки.

— Унять бы их, Ласточка! — сердобольная надсмотрщица недовольно встряла в молитву. — Да кто посмеет? Погляди, какие мордовороты его охраняют. Говорят злые как собаки. Всю Москву в страхе держат. Прохожие в другой рядь дорогу перейти бояться не то, что бы слово поперек молвить. А ты говоришь — ограбить!

— Господи! Ну, пускай... что-нибудь произойдет. Не люб он мне. Не смогу я с ним быть! — воскликнула девушка и со слезами на глазах бросилась, рыдать на "каменную" кровать.

В открытые окна донеслась громкая музыка и крики людей с улицы. Приближалось свадебное шествие. Ярко горели смоляные факелы, ярко освещая фигуры веселящихся людей.

— Пойду, выйду из дома! Посмотрю на наряды, на само сватовство. Потом тебе расскажу всё, — женщина забеспокоилась, от нетерпения поглазеть на праздничное действие. — А ты пока успокойся! Не распускай нюни! Окстись, дитятко... окстись. Прочитай молитву: да воскреснет Бог... Авось, не ты первая, не ты последняя выходишь замуж без любви. Помолись усерднее... Господь все страхи рассеет, всю нечистую силу отгонит. А там, глядишь... — стерпится — слюбится! — Матрена подвела итог разговора и быстро вышла из комнаты.