Унг частенько оборачивается назад и давит нас глазами — морфа в нашей упряжке. Боится его — определённо, опасаясь с нашей стороны какого-то подвоха.
Ничего перебьётся — и те, кто живёт там на той пристани, или нам придётся там перебить всех недовольных нашим морфом.
На новом привале я подхожу к Унгу, интересуясь, что с нами не так?
Вроде бы всё так, но есть одно "но".
— Морф... — фыркает поводырь.
— И чё?
— И всё...
— Тогда веди нас, Сусанин! И смотри мне — в оба глаза, не то зрения лишу!
Унг скалится, ему невдомёк мой намёк, хотя и очевиден. Уступает. Мы снова идём за ним.
Где же пристань? А обещанный город сродни северной столицы? Впереди только холмы. И идём прямо на них, подходим ближе, и вижу: да это башни крепостной стены. Новость просто ошеломляющая.
Неужели дошли? Пришли, братцы и сёстра (Кукумэ)! Мы сделали это! Да-да-да...
Привал будет знатный. Другое дело: сколько времени нам дадут пробыть в городе. И вообще пустят ли внутрь?
Посада я не замечаю, значит, всё население проживает за стеной.
Вижу вал — крепостной, высотой метра три — на нём частокол такой же точно величины, а дальше в удалении — и значительном — каменные стены крепости. Значит там и квартируется местная знать во время военных действий на северной границе, соответственно и гарнизон состоит из ратников, если не латников.
У врат частокола видны караульные. Их немного — человек пять-шесть, и вооружены пиками. Те, кто с арбалетами и луками, дежурят за частоколам на вышках, обтянутых шкурами. Они и покрыты инеем, а вал — льдом.
Как я понимаю — и правильно: специально его облили, а всё, если вдруг морфы пожалуют сюда толпой.
Что ещё новенького, а удастся увидеть и разглядеть?
Мы минуем со шлюпом изгиб реки со сторожевой башней на острове, прикрывающей вход на пристань. Там тоже вал с частоколом.
Всё — становимся на прикол. Кругом лёд, река скована. А вот и причал, поднимаемся на помост, нас встречает кто-то, и не дорн, а человек служивый, но от него.
Хирон подаёт ему наши списки, латник окидывает их, а затем нас, и даёт на всё про всё сутки, затем пристав должен нас доставить в крепость, где нами займутся всерьёз и надолго.
— Халдеи, — бросает с ухмылкой на устах нам напоследок латник, и гремит своими железяками прочь.
Я думал: он зачитает нам сразу же наши права, и то, как надлежит вести себя здесь подобающим образом, а у него всё уложилось в одно слово.
Напутствие нас, бродяг, ждёт со стороны проводника. Унг даёт подсказку: кому недорога его жизнь и голова, волен делать, что душе угодно, а затем пеняет на себя.
— Проваливай... — рычит Эй'Грр.
Я вспоминаю про ветеранов севера в своих рядах, и гляжу на гнома. Ёр-Унн переменился в лице, злится много больше варвара. К чему бы это, а понимаю — к хорошенькой потасовке. Теперь они наши поводыри по улочкам с закоулочками городского лабиринта, наверняка знают, где находится местный "обменник". Туда и идём всей ватагой. Остановиться на ночлег нам дозволено и на шлюпе, если не найдём себе подходящее место по интересам. А без денег нам нет хода — никуда.
Вот она лавка, а в ней ростовщик. Заглядываем внутрь избы.
— Куда всем скопом! Прочь! Вон из хаты! — кричит хозяин.
Я остаюсь и Ёр-Унн, даже Эй'Грр. Иных выгоняют — Чичуха с Кукумэ в том числе, а вот на морфе останавливаются.
— Хм... знатная зверюга, — решает ростовщик: мы притащили его менять на деньги, и неожиданно для себя натыкается при его разглядывании на кольцо наёмника, мгновенно переводит на нас взгляд — придурковатый.
— Что-то не так? Не устраивает? — вопрошаю я, как атаман.
Моя бляха это подтверждает.
— Вы где его откопали?! — шокирован барыга.
— В берлоге... — скалится гном. — И чё?
— И много среди вас таких... — теряет слова барыга.
— Йети...ть их? — улыбаюсь я нагло и наиграно.
— Ага-А-А...
Из двери, ведущей в избу, вылетают с дубинками подручные ростовщика.
— Тьфу... — плюёт довольно гном в ладони, кладя одну на рукоять двусторонней секиры.
Я же хватаюсь за арбалет, противопоставляя хозяину местного монетного двора.
— Пора вести размен в "пятаках"! — намекаю я: можем и иным образом.
— Ах вы, халдеи! — взрывается хозяин на словах.
— Так будешь менять или как? Нам иной уголок поискать? — теряет терпение варвар и крушит кулаком стол.
Ножки трещат и ломаются.
— А вот за это вы мне заплатите!
Эй'Грр подносит к носу барыги кулак с кольцом наёмника.
— А это видел!
Я бы ещё выставил средний палец, да теперь уже поздно что-то менять. Не верю я: обмен состоится. В чём лично интерес у перекупщика? Он же не сам трофеи добыл — скупил, что очевидно. Или тут большие скидки?
Пытаюсь это вызнать у гнома, Ёр-Унн фыркает и подтверждает мою догадку: у ростовщиков всё скуплено. Если мы двинем прямиком к казначею в крепость, нас обберут там до нитки и ещё огребём, если останемся недовольны выставленной нам с его стороны ценой. Ростовщики платят казначею, чтобы тот меньше платил наёмникам — и в разы.
Коррупция. Куда ж без неё. На это и расчёт — Окраина во власти местной знати. И это она служит Империи, а мы, стало быть, прислуживаем им. Быдло для них — почти что халдеи. Одно слово — разбойники. И не мы, а они!
Мог ведь сам догадаться. В прежнем моём мире без этого никуда, а на каждом шагу, даже в столице. А тут пока что видел — Окраину, да и ту отчасти, а по сути ничего толком — и не знаю. Но ничего, ещё узнаю, и меня здесь узнают — определённо. Я ж сэр Чудак, а не му... жик я — ВСКЛ...
Составляем списки. Гном оказался грамотным малым, занёс всё, у кого что было, и обмен производит при мне с ростовщиком. Барыга сквалыжничает и где-то даже жадничает, стараясь сбить цену.
А по пятаку? — злюсь я про себя.
Ростовщик пялиться на меня, а затем на морфа. На него ему и киваю я. Мол, всё понял?
— Ах, халдеи! Вот же где разбойники! Да это грабёж среди бела дня!
Ловлю дополнительно взгляд гнома, тот уже готов уступить барыге. А вот хрена с два!
Я вскакиваю. Клинки у меня в руках. Как выхватил, а когда и скрестил их, грозя ими "перекусить" шею барыги? Они уже лежат у него на плечах.
Охрана менялы замерла, поздно что-то менять, они не у дел — статуи. Один неверный шаг или движение с их стороны, и всё — нет больше у них хозяина. Мы, наёмники, их самих покрошим на фарш.
Барыга трясётся нервно, у него ходит ходуном голова, и руки.
Куда это он полез ими? Что-то там схватил и... уронил?
Гном поддел носком сапога и подхватил рукой мешочек, коим оказался кошель.
— Знатная мошна... — подмигивает мне Ёр-Унн. — Оплата произведена!
Я уясняю с его подачи: могу смело прятать клинки в ножны. Продолжаю чудить, отнимаю клинки резко от головы барыги и пытаюсь вернуть в ножны не глядя, вместо них цепляю морфа.
Ну не чудак ли, а? — мычу про себя, как тот, кто также на букву "м". — Удур, прости!
— Его шкура моя! — решил барыга: я заколол морфа.
Да кажется: обошлось. У него всего лишь небольшая рана на лапе. И кровоточит. Зажимает иной конечностью — верхней.
— Ничего, — вмешивается Эй'Грр, и сам рычит не хуже морфа. — Вылечим, а быстро поставим на ноги!
Мы выходим из одного заведения и валим в иное, подозреваю, что питейное, когда веселиться нечему, морф прихрамывает.
Вваливаемся в какую-то местную забегаловку, что пока ещё пустует — свободных мест больше, чем занятых.
Хозяин не рад нам, хотя выгода в его случае с нашей стороны очевидна. Или всё-таки погрома не избежать? Я атаман или просто сэр Чудак!?
— Чтоб не баловать у меня! — предупреждаю я ватагу бродяг.
Поздно, те уже гремят по огромному и длинному столу кулаками, требуя выпивку, а попутно освобождают места для тех из нас, кто ещё не вошёл в кабак.
Те, кто не с нами, спешат прочь из-за стола — точнее мы помогаем им.
В нас летят привычные с их уст слова:
— Разбойники! Халдеи! Ей-ей...
Хозяину приходится принять заказ, старается узнать: нам чего?
— Всего и побольше! — орёт толпа.
Нас обслуживают — быстро и безропотно.
— А где хозяйка? — фыркает гном. — Поди, спрятал, аки дочек?
Да, что-то ещё будет, а то самое, ради чего мы пожаловали сюда.
Наёмники без зазрения совести хватают из камина-печи жаркое — тушу какого-то зверя — и мы рубаем его меж собой, деля на порции. А затем лакаем из бочки какое-то забродившее пойло.
Я пытаюсь сказать: морфу не наливать. Да поздно что-то менять, того силой заправляют точно бак.
По кругу пускают братскую чашу-лохань, Кукумэ и та не в силах отказаться. После этого мужики уже посматривают на неё всё больше как на женщину. На баб потянуло, а то как же, и куда нам без них.
Где тут бордель или что там сродни него?
Идём искать, открывая двери кабака на пол плашмя — имитируем из них крепостной мост через ров. В нашем случае это лужа у крыльца. Хозяин даже не кричит, и не мычит, всё оплачено — и погром. Кошель у него в зубах торчит на манер кляпа. Гном отсыпал ему в его мошну сколько влезло меди, чтобы заткнулся раз и навсегда, а явно до следующего нашего визита. Как пить дать. А у нас и так имеется с собой несколько бурдюков...
Дальше уже помню смутно, если вообще что вспомню, поскольку просыпаюсь не в шлюпе, а на сеновале среди каменных стен, и натыкаюсь на кладку из камня вместо брёвен. Подозреваю, что угодили в темницу, и за что — тоже очевидно. Я тут не один, рядом Удур и Эй'Грр, а вот иных моих подельников невидно, как и наёмников из артели "напрасный труд".
Неужели всё — это конец? Мы провинились, и нас троих казнят показательно сегодня днём на городской площади?
Ищу глазами окно, оно под потолком и выглядит на манер бойницы с прутьями накрест, имитируя решётку.
Допрыгнуть не могу. Бужу своё "зверьё".
— Эй, люди! Народ...
Рычат оба, и мычат, когда понимают, куда попали, и то, что круче некуда. Мы в тюрьме, нас заточили в каземат.
Я указываю им на единственный источник света — и не факел. Они подсаживают меня к бойнице. Прежде слышу, а затем только вижу, что происходит внизу у крепости: на приступ идёт гном, и не один, за ним Кукумэ, Чичух... и... все наши, да не только. Откуда разом взялось столько наёмников?! Знать ещё были в городе кроме нас — те, что приплыли раньше, либо следом.
Легче мне от этого на душе не становиться, но и то хорошо, что они проявили солидарность — не бросили в беде, ещё "поторгуются" с властями за наши жизни, так просто нас не уступят им.
На грохот гнома секирой по железным вратам, оттуда при их открытии выходит колонна, закованная в доспехи. Также слышен топот копыт. Конница.
Наёмники тоже не дураки, делают заступ, валя сани поперёк дороги и баррикадируются.
А вот это уже серьёзно — бунт. И это в преддверии нашествия морфов на северную Окраину Империи!
За спинами у нас гремят шаги надзирателя, а затем и дверь — отворяется. Мы, узники, озираемся и вглядываемся в тех, кто там прибыл по наши души — палач или...
— Хирон?! — удивляюсь искренне я.
Вот не думал, что буду рад когда-нибудь увидеть пристава, когда всё больше мечтал, чтобы он отстал.
А это кто с ним? Что за мужик в доспехах с короной на панцире? Никак наш новый душеприказчик?
— Дорн...
— Балдрик! — выдаёт старик с копной, убелённый сединой. — А ты, сэр Чудак?
— Ты мне не тыкай! Я же пока что в тебя ещё не начинал клинком...
— Это вызов чести?
Меня роняют мои подручные, я падаю, вспоминая, что наёмник и атаман артели "напрасный труд". Гляжу на кольцо.
Старик ушлый попался.
— Твои бродяги шумят у врат?
— Ну, мои...
— Атаман ихний?
— Атаман... — проверяю я бляху рукой на груди и... Муха!.. её нет у меня — потерял!
Ей и гремит старик — она ж на цепи.
— Лови... — кидает мне, как ошейник собаке. Таким образом, и отыгрывается на мне за всё разом. Приходится принять его подачку, иначе никак — тут либо моя голова полетит с плеч, либо тех, кто внизу, а терять ничего и никого не собираюсь, ещё успею.
Бунт удаётся устранить на раз, я становлюсь знаковой личностью в среде наёмников. Ещё бы — мало того, что атаман одной из ватаг, так ещё сэр там какой-то, а действительно Чудак. И из крепости вышел сухим из воды, даже показательной порки прилюдно удалось избежать, а всё благодаря нашему новому "благодетелю". Чем-то его заинтересовал? Догадываюсь чем: у меня в отряде морф — и он наёмник.
Знать донесли уже знати, и подозреваю кто — лорд-морда, больше некому. Иначе откуда бы дорн появился с приставом в камере каземата у нас? Или это мы у него по той же причине?
Голова болит, а всё больше трещит, и подозреваю: от здешнего пойла. Опохмелиться бы, что гном при встрече и предлагает нам сделать, чтобы мне стало ещё больней.
Меня спаивают, или я спиваюсь? Сегодня можно, а завтра будет поздно думать о том, почему я вчера не умер, а именно сегодня мне так плохо?
С этой мыслью погружаюсь в "Астрал", или выпадаю в него из этой гнетущей реальности. Мне хорошо, и неважно, что после будет плохо. Кому-то точно не поздоровиться. Будем надеяться: только не мне. Это всё сон — дурной, как наваждение.
Чёрт... и нагло ухмыляется мне. Я гоню его прочь. О ещё один пернатый, вслед за пархатым! Где мой арбалет? А я? И почему парю? Хотя нет, уже падаю и... разбиваюсь.
Отрываю голову от стола, она всё также трещит. В глазах туман, сквозь дымку мелькают силуэты, я в зоопарке или даже зверинце под названием артель "напрасный труд".
Вспоминаю своё имя — здешнее. Сэр Чудак — да это я, и атаман отряда бродяг. По нему меня и ищут, поскольку бляха... заблёвана, и я ничем не отличаюсь от иных наёмников, разве только умом, когда уже и им сроднился с ними.
Господи! — пишу очередное СМС-послание. — Мне бы аспирину! Достаточно одной таблетки! Или отдайте палачу, чтобы не мучился! Пожалейте, а? Ну, сжальтесь надо мной, хотя бы раз в качестве бонуса на будущее! Что вам стоит, а мне будет жизни...
Не слышат или не хотят. Да и пошли они. Долго общаться с ними мне в одностороннем порядке некогда. Подозреваю: я, как абонент 256-19-76, нахожусь и дальше "вне зоны доступа". Хотя вышки, вот они — в окна видны — правда, сторожевыми башнями со стрелками при наличии луков и арбалетов, а не операторы.
Где же они? Люди... Ау-у-у... И я обращаюсь к ним, а не к местным варварам-дикарям...
Ваш, сэр и атаман, Чудак...
Глава 10
Целебный отвар. Не путать с отравой!
Побочные свойства: сухость во рту,
тошнота, рвота, зуд, галлюцинации,
потеря рассудка, удушье, кома и... смерть!
Зрение улучшается, изображение окружающих предметов больше не плывёт, лишь изредка подрагивает — или это я головой, она вздрагивает у меня? И откуда трясучка, как у паралитика? Неужели побочный эффект местной бормотухи? Как пить дать, а действительно хочется пить, во рту, словно паяльной лампой прошлись, ощущение такое, будто нёбо потрескалась, как земля в пустыне, а язык вообще не ворочается — присох к нему. Если оторву и высуну, повиснет как сопля, да не собака, чтобы радоваться тому, кто ищет меня. И на кой я сдался ему или кому-то ещё? Что им вообще надо от меня — всем?
