Вопреки. Хроники Империи. Мир. (часть 1)

— Ты кое-что обо мне знаешь.

Маг кивнул.

— Что это? Почему?

Гален натянуто улыбнулся и отвел глаза.

— Заклятье. На крови.

— Почему? За что? Кому я понадобился... бродяга... ублюдок шлюхи... били, конечно... но... магия-то откуда? — растерянный Фолле вымучено улыбался, умоляюще глядя на молодого мага.

— Не знаю, — Гален не поднимал глаз.

Забывшись, он запустил пальцы в волосы. Фолле моргнул.

— Ты... можешь его снять?

— Не знаю.

Потом они долго сидели и говорили о магии, о ненависти. Фолле не вздрогнул уже, когда Гален спросил:

— Сколько тебе лет, Альбин?

... и ответил честно.

Фолле покорно сидел в центре вписанного в триннадцатилучевую звезду круга. Его колотила нервная дрожь. Расширенные светлые глаза следили за магом.

Гален не торопился, готовясь с особой тщательностью. Ему никогда не приходилось раньше проводить такие действия.

Гален чувствовал, что внутри у него тоже все дрожит мелкой дрожью, но показать это было нельзя. Он опустился перед шутом за гранью круга.

— Фолле, тебе будет очень больно. Не бойся. Так надо.

Шут неуверенно кивнул. Гален аккуратно надрезал кожу на протянутом запястье Фолле, тоже самое сделал с другой рукой, снял перчатки, и искалеченные пальцы мага накрыли порезы.

Необычно изящные пальцы шута мелко подрагивали — Фолле трясло так, что зуб на зуб не попадал. Гален, закрыв глаза, произносил нараспев формулы изгнания. Какое-то время ничего не происходило, если не считать поднимающейся по телу волны тепла. Жар становился все сильнее, — кровь превратилась в жидкий огонь, кости — в масло, мускулы — в завязанные узлом лезвия. Хрупкое тело билось на полу в жесточайших судорогах, но руки Галена держали его с неожиданной силой. Голос неподвижно застывшего мага, то поднимался до невиданных высот, заглушая жуткие вопли Фолле, то становился неслышим. Свечи вспыхивали и гасли в такт его словам, создавая причудливую игру света. Облепленное мокрыми от пота волосами лицо напоминало костяную маску. Гален был едва ли не бледнее шута.

Голос мага угас, и крик Фолле оборвался на самой высокой мучительной ноте. Гален не глядя протянул руку, аккуратно промокнул белоснежным платком сочившуюся из порезов черную дурную кровь. Тщательно вытер руки — они тоже были в крови. Потом сжег платок над толстой свечой. Вспыхнула заполнившая очертания круга и звезды, кровь, освещая лежащего без памяти Фолле. Пламя с мерзким шипением угасло, не оставив после себя даже пепла. Гален глубоко вздохнул и без сил рухнул рядом на пол.

Фолле очнулся в кресле у огня, обложенный подушками и укрытый пледом до самого подбородка. Не смотря на это, во всем теле царили холод и слабость.

— Очнулся?

Подошедший Гален протянул чашку с питьем. У Фолле так дрожали руки, что он едва не пролил половину.

Гален помог ему напиться. Горечь была страшная, но Фолле даже не заметил.

— Получилось? — он покосился на забинтованные запястья.

— Получилось, — Гален устало улыбнулся, — Больше никаких припадков... Даже голова болеть не будет.

Фолле недоверчиво хихикнул и зарылся в плед. Когда Гален обернулся, отставив чашку, шут уже спал.

Маленький шут давно уже уснул, а Гален еще долго сидел в библиотеке, тупо глядя на ночь за окном. Дело было не в усталости, — неведомое доселе чувство поднималось душе.

То, что он снял с Фолле, несло отпечаток имени. Имени, которое он не мог забыть.

Вивена.

Можно понять разрыв с ним. Логичную, рассудочную расчетливость ради поставленной цели. Но здесь... провести заклятье на крови, бросить его на бездомного мальчишку... За что?.. За острое словцо? Не знал, что ты настолько жестока и мелочна, любовь моя...

* * *

— Подойди.

Фолле покорно уселся на свой любимый коврик у камина, обняв острые коленки руками.

Лоренцо подался вперед, рассматривая его так же подробно, как и в первый раз: даже недолгое пребывание во дворце, особенно после проведенного Галеном ритуала, пошло Фолле на пользу. Он окреп и перестал напоминать призрака. Белая кожа приобрела теплый молочный оттенок. Отмытые волосы сияли снежной белизной. У него округлились щеки, и появился естественный румянец. Оказалось, что внешность Фолле вовсе не отталкивающая, а черты лица даже довольно приятны.

— А у того, кто тебя крестил, есть чувство юмора, Альбин... — сказал принц, — Метр Гален помог тебе. Ты выздоровел?

— Да.

— Полностью?

— Пока не знаю,— осторожно, чтоб не сглазить, ответил Фолле, — Если в следующее новолуние ничего не случиться...

— Он сказал тебе, что это было?

— Заклятье на крови.

— Вот как? А что еще он сказал?

— Больше ничего, — шут не понимал к чему эти расспросы.

— Ай-я-яй! — Лоренцо откинулся в кресле, на губах опять появилась злая улыбка.

Фолле уже знает эту его обычную улыбку, и с вызовом бросает:

— Спросите его сами! Вы же привыкли получать ответы на свои вопросы! Или вдруг спрашивать разучились?! — он не знает, откуда это знает, но зато теперь точно знает — откуда у Галена шрамы.

Лоренцо моргнул, как будто стряхивая с ресниц невидимую паутину. Резким жестом он притягивает к себе Фолле, и тот не сопротивляясь, кладет голову ему на колени.

— Спрошу, — тон принца уже изменился, лишившись интонаций, от которых у более слабонервного человека мороз прошелся бы по коже, — Не бойся за своего мага. У него есть защитница посильнее.

Рука, по одному мановению которой людей тащат в застенки, и которая запросто может свернуть ему шею одним движением сильных пальцев, гладит по волосам едва ли не с нежностью.

— Альбин, ты помнишь, когда у тебя случился первый приступ?

— Нет, — с тревожным удивлением отзывается Фолле.

— Хотя бы какое время назад?

— Три... года, — отвечает шут после долгого молчания.

— Постарайся еще... Зима? Весна? Лето?

— Осень... — неожиданно для себя произносит Фолле.

— Где ты был тогда?

— Не помню... Я не запоминаю дороги... — он тогда уже года два бродил по стране.

— Ты был в дороге? — бархатные глаза принца опущены, но даже Фолле, на которого устремлен его взгляд, не может увидеть в них небывалое — жалость...

Потому что не смотрит...

А смотрит он в огонь:

— Да.

— А до того? Ты где-нибудь был? Город? Деревня? Замок?

— Деревня. В южной Родевии где-то... они варили пиво... — голос шута уже еле слышен, всякие живые ноты его покинули.

— Что было в деревне?

— Меня побили... Сильно... Потому что я украл курицу... они сами виноваты! Они мне не заплатили, хотя я играл им и жонглировал, и ...

— А до деревни, Альбин? — оборвал его Лоренцо, — хорошо, что никто не видит его глаз сейчас! — Где ты был до деревни? Рядом с ней есть город или замок?

— Замок, — подтвердил Фолле.

— Чей?

— Не помню...

— Может быть, ты видел герб? Или флаг? — голос принца продолжает его гипнотизировать, а рука все так же успокаивающе поглаживает висок.

— Не помню...

— Ты долго там был?

— Нет... Да! Не помню... — голос Фолле похож на стон.

— Что случилось с тобой в замке, Альбин? — вкрадчиво произносит принц.

Шут отползает от него, начинает раскачиваться, обхватив руками трясущиеся плечи.

— Не помню...

— Альбин!

— Нет!.. — долгое молчание, — Темно... холодно... Я не могу пошевелиться... и закричать тоже... Не надо!!! — всхлипывает Фолле.

— Рядом с тобой люди. Сколько их?

— Не надо!!!

— Сколько! Их!

— Трое... старик с книгой... парень, он все говорит и говорит... и девушка, которая делает... Нет!!! — Фолле дрожит всем телом, уткнувшись головой в колени.

— Что она делает?

— Пожалуйста... — тихо и жалобно.

— Что! Они! Делают! С тобой!

— Она зажигает огонь... везде огонь... — шут умолкает.

— Альбин!

— ...

-Альбин! Что они делают дальше!?

Фолле молчит. Лоренцо наклоняется над ним и переворачивает. Шут в сознании, но остекленевший взгляд необыкновенно светлых глаз неподвижен, только синие губы слегка вздрагивают, указывая, что он еще жив.

— Фолле!!! — резко, требовательно, зло.

— ...

— Альбин!

Принц встряхивает маленького шута с такой силой, что у того лязгают зубы. Головой он ударяется о грудь принца и отстраняется уже сам, утирая хлынувшую носом кровь.

— Все прошло. Все кончилось, — Лоренцо отдает ему свой платок и поднимается, — Иди!

Ощупью добравшись до двери, шут оборачивается.

— Что вы будете делать? — спрашивает он в спину принцу.

Лоренцо смотрит в его расширенные от боли и страха глаза и жутко улыбается.

— Убивать!

Гален едва не отпрянул назад, обнаружив в кабинете незваного гостя.

— Извините, метр, что я без доклада, — из тени выступил принц Ренцио.

— Ну что вы, Ваше Высочество, если даже Королева даровала вам подобную привилегию, то кто я такой, что бы возмущаться?

— Рад видеть вас в хорошем настроении, метр. Однако, мой визит, как вы понимаете, отнюдь не светская любезность.

— Чем обязан? Неужели вы решили-таки побеседовать о философии, — съязвил Гален, пряча за спиной дрожащие руки.

— Вы не перестаете меня удивлять, метр. Вы оказывается еще и шутник! — принц холодно улыбнулся, сдунув пылинку с мамелюка, — Мне стало известно, что вами был выявлен факт зловредного чародейства в отношении шута Королевы.

Гален согласно наклонил голову, он догадывался, что за этим последует.

— Вы же знаете, это не имеет никакого отношения к Ее Величеству. И заклятье довольно старое.

— Не вам судить, метр, о безопасности Ее Величества!!! — отрезал принц, — Имело место незаконное волшебство.

— Ваше Высочество, как всегда великолепно осведомлены, — заметил Гален, пытаясь оттянуть неизбежное.

— Не стоит иронизировать. Да будет вам известно, что об этом счел нужным сообщить мне даже метр Фонтеро.

Принц Ренцио встал.

— Метр, вам известно чье это заклятье?

Гален медлил.

— Не могу сообщить вам ничего конкретного.

— Вот как? А мне почему-то казалось, что подобные заклятья запечатывают личным именем?

В голосе принца было лишь скучающее любопытство, но глаза смотрели остро и холодно.

— Да, но... Я не специалист в этой области...

— А в какой? — лениво поинтересовался принц.

Он подошел вплотную. Их глаза оказались на одном уровне.

— Вы знаете, метр! И я знаю, что вы знаете, — с угрозой сказал принц, — но я не стану пытать вас на этот счет.

Он улыбнулся двусмысленному обороту улыбкой человека, уверенного в своем праве на жестокость, потому что с ним так же поступали жестоко.

— В этом нет никакой пользы. Но мне казалось, что мы на одной стороне — правосудия и закона! А вы почему-то покрываете человека, совершившего преступление, тяжесть которого не мне вам объяснять!

Гален молчал. Принц Ренцио отошел, потянулся за своей шляпой.

— Вы можете мне ничего не говорить, метр, — он даже выглядел довольным, — тем больше оснований для дознания в Гильдии!

Вот тут Галену стало страшно.

Приказ Королевы Гален получил через несколько дней и всю ночь провел над ним без сна.

— Глупец, неужели ты действительно верил, что тебя оставят в покое?

Гален с горечью оглядывал подаренное Королевой убежище, незаметно ставшее таким уютным и родным. Он с удивлением осознал, что тупое безразличие к собственной судьбе куда-то исчезло. Что он действительно глупо и по-детски поверил Королеве. Что ему до ужаса хочется просто жить, и даже имелись какие-то планы на будущее.

Гален не задумывался, что ему делать. Вопрос был только в том, какую форму примет гнев Королевы.

Утром он был во дворце. Его не приняли.

— Ее Величество сожалеет, но она не сможет принять вас сегодня, — сообщила Галену молодая дама с лентой камерстатсдамы, — у нее достаточно плотный график. Приходите завтра к утреннему выходу, и у вас будет шанс обратить на себя внимание.

Гален остался один. Дворец жил своей жизнью. Он подошел к арке Галереи. На одной из дорожек парка мелькнула пестрая курточка — Фолле?..

— Метр Легран, — окликнули его.

Гален обернулся и против воли ощутил дрожь, — к нему приближались трое монахов.

— Хорошо, что мы вас встретили, метр.

— Простите, с кем имею честь?

— Отец Урбан из Кантарена.

Гален выпрямился. Имя отца экзекутора так же значилось в эдикте.

— Нам с вами необходимо многое обсудить относительно следственной комиссии. Насколько мне известно, Лоренцо планирует масштабную операцию в самые ближайшие дни.

Гален побледнел.

— Прошу прощенья, но я сейчас не могу... Быть может немного позже... Простите.

Он поспешил уйти. На какое-то мгновение возникла мысль явиться в Гильдию и все рассказать Герхаду Стайну.

Вивена... Сердце, так неожиданно снова заявившее о себе, отказывалось верить.

В Гильдии его встретил довольно молодой, гораздо младше самого Галена маг. Они не были знакомы.

— Мне необходимо срочно увидеть метра Герхада.

— Метра сейчас нет.

— Когда он будет? У меня очень важные новости.

— Мне неизвестно, — тон юноши был нейтральным, но презрения он не скрывал.

— Где же он? Это срочно, — Гален терял терпение.

— Мне не известно.

— Хорошо, — он взял себя в руки, — а Вивена фон Зеен?

— Минутку.

Когда молодой человек вернулся, он уже не скрывал злорадства.

— Госпожа Зеен просила передать, что не может принять вас.

Гален закрыл глаза, но тут же тряхнул головой.

— Передайте ей, что бы она уезжала. Здесь будут аресты.

— Разумеется.

Не передаст, с тоской понял Гален, а если и передаст, — они не услышат.

— Гален? — метр Фонтеро к счастью был дома, и приход мага его удивил, — вас что-то беспокоит?

— Не то, что вы думаете, доктор, — нервно улыбнулся Гален.

— Проходите, проходите. Я сейчас.

Гален шагнул в кабинет и опустился на стул: бессонная ночь его измотала.

— О чем вы хотели поговорить со мной? — спросил метр Фонтеро, плотно прикрывая дверь.

Гален поднял на него лихорадочные больные глаза.

— Метр, всем известно, что... вы... долгое время... находились в оппозиции к власти. И даже были лишены лицензии, — слова давались ему нелегко, но он все-таки решился задать вопрос, который привел его сюда, — почему вы приняли покровительство Королевы?

Пожилой врач тяжело вздохнул и как будто разом постарел.

— На этот вопрос есть несколько ответов. Один — человеческая слабость. Как бы ни были тверды твои убеждения, очень трудно все время идти против ветра. Я немолод, у меня есть жена и дочь, которых мне бы не хотелось оставлять в нищете... при этом, мне удалось помочь одному молодому человеку.

Метр Фонтеро грустно улыбнулся, и Гален слегка покраснел.

— А может быть и не одному. Ее Величество одобрила мой проект общественных больниц по подобию эмиратских. Первая скоро откроется в Коруне. Главная проблема даже не деньги. Мало квалифицированных врачей... — он оборвал себя, — Почему вы спросили меня об этом?

Гален протянул ему королевский эдикт. Наблюдая за тем, как менялось по мере прочтения и мрачнело лицо Гаспара Фонтеро, он извиняющиеся улыбнулся: