Путин играет со смертью

Но с неба ответа никак не дождались,

Наверно и Бог в затрудненье, что так запустил...

Но правда ведь в том, что борьба жизнь нам сделает раем,

И сможет счастливым навек стать кто даже в цепях господин.

Сталин-Путин прервался. Позвонил пару раз.

Поговорил с Вознесенским. Нарком тяжелой индустрии сообщил:

— На базе танк Т-54, идет разработка самоходки с 122-миллиметровой пушкой. Только шасси приходится удлинить. А ствол пушки тоже. Возможно удастся сделать относительно небольшой и дешевый истребитель танков. Но это потребует времени. Постараемся максимально снизить силуэт и поднять уровень наклона брони. Хотя трудно справиться с таким монстром как пирамидальный танк.

Сталин-Путин кивнул:

— Разрабатывайте быстрее, и не выходите за лимит в сорок тонн веса. Можно ослабить борта и корму, но усилить лоб.

Вознесенский согласно кивнул:

— Сделаем все как можно быстрее!

События продолжали развиваться своим чередом.

После ее слов несколько человек, тоже тихонько хихикнули. Послышалось движение машин. Видно было, как к ограждению и шеренгам солдат подъезжает колона. Васька положил руку на плечо девочке:

— Берегутся гады! Видишь как они нас боятся! Целая колонна везет арестованных всего семь километров от областной тюрьмы.

Дарья скинул с плеча руку:

— Я это и сама понимаю! Девочка шепнула: верю, весь мир проснется — будет конец фашизму, и засияет солнце — путь, озарив коммунизму!

Василий шепнул в ответ:

— Золотые слова! Вот если бы ты еще умела стрелять!

Из бронированной машины стали выводить пленников. Дарья ожидала увидеть грозных, и страшных бойцов, но гитлеровцы вывели лишь четырех мальчиков четырнадцати-пятнадцати лет и трех девушек комсомольского возраста.

Мальчиков вели первыми. Голые по пояс, в изорванных штанах, со сбитыми искалеченными ногами он старались держаться прямо, не сгибаясь. Василий и Дарья протиснулись в первые ряды их острым глазам, все хорошо было видно. Мальчишек зверски пытали, секли колючей проволокой, прижигали раскаленным железом, сыпали на живот угли, возможно, применяли и ток. Босые пятки, похоже, получили свою порцию и плетей и огня, что видно по волдырям. Мальчишкам очень больно, тощие обожженные груди, вздымаются в тяжелом, словно пацанов опустили на сто метров в глубины дыхании. Бритые головы в шишках, ссадинах, кровоподтеках, руки проволокой связаны сзади, да так что сведены вместе локти. Идти истерзанным, покрытым рваными, разъеденными солью ранами и язвами парням, было неимоверно трудно, но они держались, напустив на себя равнодушие.

Девушки-комсомолки были растерзаны ничуть не меньше, и грубых, едва прикрывавших наготу рубищах. Их босым ноженькам тоже выпали чудовищные страдания. Похоже, раскаленные клещи, успели сломать каждый девичий пальчик, а под ноготки загоняли кривые иголки. Ожоги и раскаленного металла были и на лица, а половина волос была вырвана с корнем. Некогда красивые девчата представляли собой зрелище трагичное, трудно представить, чем они так в свои юные годы могли досадить палачам? Дарья впрочем, вспомнила, как еще более юный Васька заложил взрывчатку под Юнкерс. Против фашистов воевала целая страна, и сопротивление было воистину всенародным. Пожалуй, даже дети и подростки охотнее шли в подпольщики и партизаны, чем более прагматичные и циничные взрослые. Играл роль также уровень пропагандисткой обработки. Тут коммунисты обращались в первую очередь к чувству разума. Не даром первым же декретом Ленина был декрет о образовании. Большевики понимали: что без грамотного народа, держава не будет великой и нечего мечтать о мировой революции. Даже наоборот страна Советов: рано или поздно падет жертвой агрессии. Дарья со слезным тоном, шепнула Ваське:

— Какие они молодые и уже так растерзаны!

Мальчишка "утешил":

— Если тебя поймают, то еще хуже будет! Думаешь, они посмотрят на то, что ты девочка, и погладят по головке, дадут конфетку.

Дарья простонала:

— Ну, сделай что-нибудь Василий!

Васька потер пальцами виски:

— Не мешай, может, что-нибудь придумаю.

Семерых юношей и девушек, поставили под виселицами. Вперед вышел тип с физиономией последнего дегенерата и принялся, картавя, но очень плохом украинском языке, зачитывать обвинение. Дарья шепнула:

— Для меня украинский язык труднее немецкого! Хотя он и похож на русский, но отдельные обороты попросту убивают!

Васька скривил рожицу:

— Ну не надо! Я и русский и украинец одновременно! Хотя для русского языка нет ничего невозможного.

Дарья предложила:

— А если мину что у тебя есть взорвать!

Васька покачал головой:

— И убить десятки, а может и сотни советских людей! Ведь пулеметы, установленные на танках, могут открыть огонь и по толпе.

Дарья простонала:

— Какая мука! Видеть, как казнят советских людей и не иметь малейшей возможности им помочь. Ну придумай, что-нибудь Васька, ведь ты вундеркинд.

Васька грубо толкнул девочку в плечо:

— Не называй меня этим буржуазным словом вундеркинд! Зови лучше просто юный гений.

Омерзительный фашист-ублюдок закончил читать обвинение, после чего к ребятам подошли верзилы и стали ставить комсомольцев на специальные подножки. В этом момент самая высокая девчонка, истерзанная так, что у нее не осталось ни сантиметра целой кожи, гордо вскинула разбитую голову вверх и запела:

Ты перешел фашист злой все пределы,

Ваш Гитлер бесноватый труп больной!

Над Родиной несчастной, поседелой,

Летит орел нас Сталин дорогой!

В петле ох зверской, больно задыхаюсь,

Не предпочту страданиям диван!

Над городом дымищем расстилаясь,

Пожар — таких я прежде не видал!

Змея ползет по городам России,

Неужто, просто так террор пройдет!

Поля фашисты кровью оросили,

Жестокий сорок первый, страшный год!

И думаю, быть может сновиденье,

Реальность невозможно в раз постичь!

Спасти Отчизну Бога провиденье,

Как хрупок мир, он тонок — шелка нить!

Страна как под железною пятою,

А гусеницы танков, ржавый лязг!

Но грудью сердце Родины прикрою,

Чтоб факел коммунизма не погас!

Погибнуть за Отчизну это доблесть,

Но лучше выжить и растить детей!

Неумолимый сторож наша совесть,

И слово не паршивый воробей!

Я вспоминаю Иисуса очи,

Он добрый, милосердный, светлый Бог!

Молюсь Христу, чтобы наши дни и ночи,

Для фрицев были смертью: фюрер сдох!

На воле радость — каждое движенье,

Свобода — это то, что не отнять!

Не нужно лени, мутной наслажденье,

Она отец тебе — родная мать!

Мы победим, я вижу это ясно,

Кивают, верит в правду — хор дубрав!

Россия станет до того прекрасной,

Все будем ликовать врагов прогнав!

И мы не будем как рабы безмолвны,

Не вытоптать с травою мировой!

Войска идут как яростные волны,

Ведет их гений — Сталин дорогой!

Мы тоже будем Сталина достойны,

Сумеем от подонков Русь спасти!

Наступит, время сгинут в бездне войны,

Социализму не сойти в пути!

Теперь мне плохо, в муках умираю,

Но обретем бессмертие в сердцах!

В победу верю, будет в теплом мае,

А память о героях луч в веках!

Девушки и мальчики пели, через силу, а под конец им стала подпевать вся площадь. Когда песня смокла, установилась зловещая тишина. Несколько тысяч людей стояло не шевелясь, чувствовалось малейшее дуновение ветерка. И вот противный хриплый голосок прохрюкал:

— Вешать и побыстрее.

Петли накинул на худые, ребячьи шеи, быстро затянули. Скамейку выбили без паузы, фашисты тряслись от страха и жутко спешили.

Тела девчат и мальчишек затряслись в петлях. Тысяча людей разом, словно один человек испустила вздох. Девочка-разведчица Дарья заплакала ей было очень жалко казненных, которые мучительно умирали в петле. И главное за что? Хотя возможно они тоже укокошили, не один десяток фашистов. У Васьки тоже слезились глаза, но мальчик сдержался. Бабы также разревелись, гитлеровцы наоборот хихикали, и тыкали пальцами в обнаженные растерзанные тела. Васька мозолистой ладошкой вытер девчонке слезинку, ласково произнес:

— Не надо плакать! Пройдет не так уж много лет, и великая коммунистическая наука, воскресит всех павших героев! И тогда мы увидим их вечно юными и здоровыми, живущими в лучшей державе вселенной!

Слезы Дарьи сразу же высохли, девочка предприняла неудачную попытку оскалить зубы, но получилось не страшно, а смешно:

— Что же они за это заплатят! И заплатят жестоко!

Васька кивнул головой:

— Пошли, на нас уже люди оборачиваются!

Правда, на двух сморкатых ребят никто не обращал внимания. Мальчик и девочка покинули хмурую толпу, состоящую в основном их женщин всех возрастов и детей. Взрослых мужчин почти не было, если не считать нескольких стариков. В целом было видно как пострадало население от нового немецкого порядка.

Дарья едва они вышли из оцепления, шепотом спросила Ваську:

— И где ты планируешь оставить мину?

Мальчик сразу же ответил:

— Там где находится горючее, возле эшелона! То есть я хотел сказать: подорвем эшелон с горючим!

Девочка сверкнула глазами:

— А что логично! Можно взять и подорвать ! Только он, наверное сильнее всего охраняется? Не так ли?

Васька согласился:

— Да! Конечно сильнее всего! Немцы берегут горючее и что особенно паскудно, при патрулировании используют собак! А этих тварей обмануть куда сложнее, чем часовых. Правда, например бульдоги тупые!

Дарья хихикнула:

— Туп как бульдог! Это уже стало расхожим выражением!

Начало темнеть из-за чего город становился все более призрачным, как бы сказочным. Улицы Житомира довольно чисты, война далеко, поэтому нет следов разрушений. Фашистам удалось овладеть этим ключевым пунктов, обороны правобережной Украины с ходу. Вообще в сорок первом году гитлеровцам удавалось многое, пока не грянул декабрь, жутко морозная зима и храбрые русские солдаты, отважно наступающие против превосходящих сил. Дарья не торопясь шагала за неугомонным мальчишкой. Тот несколько раз заговаривал с немцами, что-то клянча, пока наконец не получил длинную печенину! Разломив пополам, протянул Дарье:

— На поешь Дарьюшка!

Девочка хитро прищурилась:

— А тебе не в падлу попрошайничать у фашистов?

Мальчик отрицательно мотнул головой:

— Нет! Наоборот, чем больше съем я, тем меньше достанется, жирным стервятниками Вермахта!

Дарья хихикнула:

— Ловко ты вывернулся! Что же признаюсь честно, мне тоже очень хочется есть!

Мальчишка заметил:

— Тут даже не в том дело, чего хочется, а чего нет! Суть в другом! Нужно наносить ущерб гитлеровцам и в мелочах. Вот посмотри, что я сейчас сделаю.

В руках Васьки мелькнуло шило и он, рухнув на брюхо, быстро пополз к стоянке автомобилей. Девчонка подумала: вот парень, еще совсем сопливый, а посвятил себя борьбе с фашизмом. Интересно, он что хочет шины проколоть.

Васька, пропустив впереди себя часового, словно вьюнок юркнул под колеса. Жило, мелькнуло, и последовал удар в шину заднего колеса. Резина сделанная на эрзаце каучука охотно поддалась зашипел выходящий воздух. Мальчик потянул ноздрям неприятный запах сделано в результате гидролиза угля бензина, поморщился.

— Деньги не пахнут, но кредитор всегда воняет!

Васька пополз к следующей машине. Он даже тихонько насвистывал:

— День победы — свято верю недалек! Хоть покрылся серебром солдат висок! Немцам трепки, знаю не избежать, и экзамен мы сдадим сейчас на пять!

Снова укол, и машина начинает плавно оседать. Впрочем, мальчишка старается колоть аккуратно, что не было заметно, как стремительно оседают немецкие легковушки и грузовики. Учитывая, что до недавнего времени немцы не могли поставлять из южных стран каучук, а изготовление эрзаца трудоемкий процесс, то можно понять, что ущерб им наносится немалый. Васька даже вспомнил стихи Лермонтова: "Скажи нам дядя ведь недаром, Москва спаленная пожаром французу отдана. Мальчик сунул носик, ощущая дуновение пропахшего бензином воздуха. Ноздри щекочет, словно гусиным пером. Брр! Лично он решение Кутузова сдать Москву не одобряет. Ведь сколько русских людей погибло в следствии этого. И не хотелось видеть флаг со свастикой над Кремлем. В целом решение Кутузова ущербно и напоминает ... Ну вот вроде того, что солдат бросил свою мать на растерзания, чтобы спасти собственную шкуру. В сорок первом году гитлеровцы были нескольких километров от Москвы, но все равно символ великой советской империи не пал! Так почему сейчас когда научились бить фашистов, мы должны им что-то сдавать! Нет, Сталин подлинно русский человек, а не одноглазый Кутузов сдавший столицу.

Мысленно мальчик Василий пропел:

Мы с врагом будем яростно биться,

Саранчи беспросветная тьма!

Будет вечно стоять столица,

Солнцем миру светить Москва!

Ребенок прополз под сапогами немецкого офицера, тот поспешил сесть в автомобиль. Мальчик ткнул шилом ещё раз и поспешил ретироваться. Впрочем, как говорил: Кутузов — отступление — не преступление! А Суворов кричал: забудьте данное слово! Васька все же был прав, когда покинул кавалькаду автомобилей. Послышались истеричные крики и выстрелы. Мальчишка шепнул девочке:

— Уходим!

Босые, почерневшие пятки детей мелькнули в робком лунном свете. После чего ребята домчались до ближайшего подъезда и выбрались на противоположную сторону. Затем обходя часовых, двинулись к вокзалу.

Дарья с волнением спросила мальчишку:

— А тебе не было страшно, ведь, сколько кругом фашистов?

Васька сострил:

— А что такое фашист? Это от слова фашина: пучок, связка! А разве может связки ветвей, которую бросают в ров быть разум. А враг без разума уже не страшен.

Девочка шмыгнул носиком:

— Знаешь в сказке поросята, тоже пели, нам не страшен серый волк, а он пришел и их съел! Так что не надо быть излишне самоуверенными! Волк тварь не лишенная интеллекта!

Васька счел нужным добавить:

— И благородства тоже!

Мальчишка пропел:

Мне в сердце вонзился коварный кинжал,

Вокруг мир мерцает — жестокий, холодный!

С врагами сражался — победу ковал,

Люблю я России народ благородный!

Дарья зааплодировала:

— Браво, ты поэт! Настоящий Пушкин!

Васька скромно кивнул, светленькой головкой:

— Мне пока далеко, до взрослого Пушкина, но если брать проекцию на возраст, то я сочиняю как минимум не хуже!

Девочка улыбнулась, мальчишка выглядел не старше десяти лет. А при это сочинял очень даже неплохо. Лучше чем, например детское творчество: обезьяны корчат рожу и сидят на ветке! Легкомысленными все же были наши предки!

Девочка спросила мальчишку:

— А интересно в чем секрет гениальности. Вот возьмем например самый известный стих Пушкина.

Дарья пропела:

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя,

То как зверь она завоет,

То заплачет как дитя!

Василий кивнул своей маленькой, но умной головкой:

— Ну и что? По-моему очень даже неплохо!