Звон серебряного треугольника разом оборвал обмен мнениями и нервозные смешки. Рухнувший с плеч груз страхов и неопределенности кружил голову в эйфории, но я заставил себя собраться.

— Но все же, — мягко добавила Гвендолин. — Вотум недоверия был произнесен, и ваш проступок, магистр, подлежит наказанию. Мы более не уверены, что вы действуете на благо нашей страны и нашей гильдии. Магистр не имеет права в своих решениях переступать через высший совет. Вы должны дать нам клятву.

От сгустившегося напряжения, казалось, потрескивал воздух. Я вновь пожалел, что мне вкололи блокиратор, изнывая от желания проникнуть в голову этих людей и понять причину их молчания. Голос Гвендолин едва заметно трепетал от сдерживаемой алчности:

— Мы вверяем вам наши жизни и всю Аринди, но в ответ хотим получить гарантии, что в критической ситуации вы сделаете то, что необходимо. Вы дадите нам клятву. И высший совет получит право один раз отдать вам любой приказ, и вы его исполните.

Двое магов, что недавно держали медную чашу со жребиями, вновь встали за спиной волшебницы, и я зацепился за них взглядом в поисках спасения. Похоже, без клятвы меня отсюда не выпустят. Настаивать? Сопротивляться? Я и так иду по грани. Сегодня я выжил — сегодня я заканчиваю новый этап плана с победой — но одно неверное движение обрушит это как карточный домик. Клятва... я видел и более сложные ловушки.

Помощники носили балахоны, полностью скрывающие тело, и маски — чтобы показать, что сейчас они являются не людьми, а инструментами, исполнителями воли совета. И, полагаю, чтобы не привлекать внимания высших. На советах часто творились неприятные вещи. Достаточно неприятные, чтобы потом высшие постарались отыграться на случайных свидетелях.

— У этой клятвы есть ограничения? Не применять ее во вред светлым, моим приближенным...

— Вы еще потребуйте неприкосновенность жизни и здоровья, — с издевкой перебил Олвиш.

— Нет, магистр, — сладко и твердо сказала Гвендолин. — Абсолютно любой.

Насколько я мог видеть, первый помощник нес широкий поднос с лежащими на нем... широкими железными браслетами? Больше всего браслеты напоминали мои кандалы. Возможно, высшим требовалось ощутить сопричастность высшей власти.

Первым помощники подошли к Шеннейру — высшие и не собирались отрицать главенство темного магистра. Не рисковали. Шеннейр поднял браслет и с громким тугим щелчком застегнул на запястье; его руку окутала вязь темной печати. Лицо Шеннейра осталось совершенно бесстрастным. В подставленную помощником чашу закапала кровь.

Что было внутри браслета? Шипы? Лезвия? Что-то более сложное, что вырезает на теле сложные знаки?

Кровь дошла до нужной отметки, и второй помощник аккуратно снял браслет, отложил в сторону и протер глубокие отметины на руке магистра тканью с антисептиком, после наложив повязку. Это был первый раз, когда я видел во время темных ритуалов нормальные медицинские манипуляции, призванные не допустить заражения, и это... поражало. Всегда считал, что темные слишком самоуверенны, чтобы заботиться о здоровье. Стойкость, преодоление и намеренные страдания там, где их можно избежать.

Они даже не стали пользоваться одним браслетом, надевая заранее приготовленные разные. Темный совет только что в моих глазах возвысился на несколько ступеней.

Браслет надевали на левую руку. Он вызывал заметную боль, судя по тому, что после процедуры высшие старались беречь левую руку и поменьше двигаться. Темные перенесли экзекуцию спокойно; разве что Нэттэйдж откровенно не радовался необходимости причинять себе вред и даже не скрывал этого, да Миль едва дождался, пока ему наложат повязку, а после сразу прижал руку к груди.

Гвендолин, как Верховный судья, замыкала круг. Проведенного ритуала она словно не заметила, и ничто не изменило в ее движениях холодную плавность.

Помощники поставили чашу на возвышение; мгновение ничего не происходило, а потом на гладкой поверхности крови появился водоворот, стремительно закручивающийся против часовой стрелки. В груди кольнуло болью: эмпатическое восприятие притупил блокиратор, но светлая искра все равно реагировала на темнейший ритуал.

Все закончилось так же стремительно, как началось. Один из помощников щипцами взял бокал, зачерпнул жидкость и осторожно, держа его на расстоянии вытянутой руки, поставил на поднос.

Бокал выглядел старинным — хотя ничто иное в традиционных ритуалах не употреблялось. Серебряным, сплошь покрытым гравировкой, и очень тяжелым. Помощники проводили все манипуляции в толстых перчатках; у меня перчаток не было, и не было никакой уверенности, что от этого зелья я не отравлюсь. Если бы не блокиратор, я бы наверняка от него сдох.

Высшие смотрели на меня так алчно, как будто это я здесь был главным блюдом.

Я поболтал жидкость в бокале, наклонил, пытаясь разглядеть на просвет. Интересно, темные вовремя проходят медосмотры?

— Поздно думать о здоровье, светлый, — насмешливо поторопил Олвиш. Сегодня он был удивительно говорлив. Мне стоило чаще открывать врата в Заарней. Влияние светлого магистра, как известно, исцеляет.

Оттягивать неизбежное бессмысленно. Одно желание в обмен на возможность продолжать миссию — невысокая цена.

— Я уверен, что то, что вы попросите, будет на благо нашей гильдии и нашей страны.

На вкус содержимое бокала не походило на кровь; оно напоминало желе со слабым железистым привкусом. После второго глотка меня уже затошнило; интересно, высшие будут повторять ритуал если сейчас меня вывернет наизнанку? Это все очень сильно напоминало...

Я запретил себе думать и допил зелье в несколько больших глотков. Правый помощник подхватил почти выпавший из пальцев бокал; левый подождал, пока я откашляюсь, прижимая ладонь ко рту, снял с моих рук кандалы, подал платок и вслед за товарищем бесшумно отступил в тень. На платке остались красные пятна.

— Добро пожаловать в круг, магистр, — торжественно и немного печально поприветствовала Гвендолин.

Олвиш ушел, не удостоив меня даже словом. Но долго проскучать в одиночестве не удалось: я аж вздрогнул, увидев стремительно приближающегося Нэттэйджа.

— Наш дорогой магистр, вы как в следующий раз расстроитесь, так посидите сначала, ромашки выпейте, успокойтесь, поспите, а не сразу врата в Заарней открывайте! У меня в свое время замок взорвали, у Гвендолин башню взорвали, Миля в сотый раз в высший совет не пустили, Шеннейра в тюрьму посадили, Ишенгу вообще убили — и никто врата в Заарней открывать не пошел, одни вы пошли!

— На самом деле, — сказал я, дождавшись паузы. — Я хотел уйти жить в Заарней, но вспомнил о том, сколько всего важного осталось на родине, и вернулся.

— И что же у вас осталось? — хмуро спросил подошедший следом Миль.

— Конечно же, вы. Не мог же я вас бросить?

И таблетки мне не отдали.

Нэттэйдж всплеснул руками, а потом, явно не зная, что еще здесь можно сделать, пожал мне запястье:

— Я в своей жизни видел много людей и сумасшедших предприятий, но хуже этого...

То, что он голосовал против меня, Нэттэйджа не смущало. Дело житейское.

— Темная гильдия еще не получала такого магистра, — с восторгом поддержала его Гвен.

— Вы ненормальные, — сообщил я, и высшие не стали отрицать. Им вряд ли нравилось то, что я сделал, но как настоящие высшие темные маги, они не могли не быть очарованы масштабом.

— А ведь вы могли не соглашаться. Клятва требует добровольного согласия. Шеннейр в свое время всех послал, и сейчас мог бы вас прикрыть, но ему ваша клятва была выгодна, — хмуро сообщил Миль, когда высшие отошли достаточно далеко, и передернулся от моего взгляда. — Чего?

— Вы голосовали против меня.

— А что вы жда...

— Это было прекрасно. "Давайте наконец убьем", так отчаянно и храбро... Слушайте, Миль, повторите это снова!

Заклинатель скривился и не ушел.

Для начала я проведал Матиаса: заарн все еще спал, и потому я ограничился тем, что накрыл его одеялом и оставил дверь камеры открытой. Светлые вместе с Иллерни сидели в беседке и, когда я увидел их живыми и здоровыми, то отлегло от сердца. Светлые играли в камешки; Иллика и Иллерни читали утренние газеты.

— То есть армия Северной коалиции довела наш мир до нападения Заарнея, — торжественно продекламировал ученик Гвендолин, скользнув по мне прозрачным холодным взглядом. — Очень плохой поступок.

— Здесь замешана темная гильдия Илькен, — авторитетно заявила Иллика, обводя некоторые строки в газете ручкой, и протянула мне конверт. Она выглядела заметно приободрившейся. — Это вам просили передать обратно, магистр.

Ответное послание я разворачивал не без дрожи. Под собственноручно начерченным сигнумом-напоминанием о долге жизни (тщательно перерисовано из библиотечного темного кодекса) и требованием "защитите моих светлых" была проставлена печать — синий цветок ириса — и стремительным росчерком приписано: "Моя жизнь стоит не так дешево".

Кажется, я задел Гвендолин.

Перед советом я мог храбриться сколько угодно, но подставить светлых, моих светлых, было действительно страшно. Я спас Гвендолин из рушащейся башни Шэн, этот долг жизни так и не был отдан, и глава инфоотдела была единственной, у кого я мог попросить — потребовать — защиты для них.

Миль так и продолжил тащиться следом. Это нервировало; настолько, что на подходе к своим покоям я уже прикидывал быстрее заскочить внутрь и захлопнуть перед ним дверь. Но, разумеется, не успел. В моих комнатах все было перевернуто вверх дном и аккуратно поставлено обратно: не знаю, что искала здесь служба безопасности, и что нашла, но зато отчиталась, что работает. По крайней мере, они были весьма вежливы и убрали за собой.

Миль стоял на пороге, не делая ни шага в комнату, словно одно нахождение здесь могло его осквернить. И, только убедившись, что я вновь переключил внимание на него, стремительно двинулся вперед и ткнул чем-то черным и острым мне в лицо:

— Забирайте. Вы без них еще хуже, чем с ними. Держите, светлый магистр, гробьте свое здоровье и сжигайте еще оставшийся разум! Да знай я заранее...

Я остановившимся взглядом уставился на черные таблетки в упаковке. Они были такими... красивыми. Так притягательно блестели. И медленно произнес:

— А вот послушались бы вы сразу, и мне не пришлось бы идти на крайности.

Он яростно вскинулся. Я стиснул блистер так, что углы воткнулись в ладонь, словно пытаясь запомнить это ощущение и медленно произнес:

— Я обдумал ваши слова, Миль. И вы были правы, а я — полностью неправ в своей злости. Настоящие друзья — не те, кто потакают тебе в любых слабостях, а те, кто остановит тебя, когда ты движешься к пропасти, — и с благодарностью посмотрел на мага, возвращая ему блокиратор. — Забирайте эту дрянь, я решил бросить.

Он медленно, как под гипнозом, забрал таблетки, не отрывая от меня полного отвращением взгляда. Отвернулся. И наконец убрался из моих комнат и светлого блока.

Я думал, что не смогу уснуть, но отключился, едва голова коснулась подушки.

* * *

Посреди ночи пластырь на ране отклеился, и пришлось идти в медблок. В медблоке творилось свое таинство: темные медики собрались вокруг привязанного человека, судя по искре, темного заклинателя, и с живым любопытством тыкали инструментами в обнаженный мозг. Спиленная черепная крышка лежала рядом на поддоне.

Глава врачей Фьонн сочла необходимым лично выйти навстречу магистру. На представшее зрелище она лишь небрежно повела тонкой рукой в длинном шелковом рукаве:

— У Миля такие эксцентричные запросы на исследования... — и велела подчиненным: — Зашивайте.

Темные медики были традиционно хороши в хирургии и исцелении травм и традиционно плохи в диагностике, лечении естественных болезней и отношении к пациентам. Надеюсь, этот маг жаловался на головную боль, а не на насморк.

В новой компании я проболтался до самого утра, чуть не забыв про пластырь. Темные врачи оказались приятными собеседниками, и даже попытки уломать меня на осмотр, то есть изучение, звучали куда менее навязчиво, чем в свое время требования Лоэрина.

Лоэрин так и не пришел в себя; опасаясь новых рецидивов, его положили в лечебную капсулу и погрузили в сон. В этом островному артефактору можно было позавидовать. Либо он проснется, когда мир снова станет ясен и светел, либо не проснется.

Высшие ждали в зоне погрузки-выгрузки у главных выездных ворот, и я чуть замедлил шаг, оттягивая момент, когда придется к ним присоединиться.

О том, что произошло вчера, и о проклятой клятве я вспомнил сразу после пробуждения, долго лежа без сна и ухмыляясь иронии ситуации. Я, светлый, я, светлый магистр — добровольно вручил свою жизнь и волю в руки пятерым высшим темным магам. Полную власть над собой. Но это помогло мне не умереть вчера и исполнить замысел, а все, что помогало замыслу, являлось достойной жертвой. Но и высшие должны были понимать, что сделанного не воротишь, живой светлый магистр им полезен, а мертвый и недееспособный — нет, наказывать меня — приятно, но бессмысленно. Клятва — вот чего они добивались на самом деле.

Пятеро высших темных магов. И против кого я решил сыграть?

Утешало одно — свой приказ высшие будут обговаривать очень долго. Они никогда не сойдутся в желаниях. Для мелочей использовать одноразовую клятву глупо, и потому все будет предсказуемо: я выполню свою задачу, а потом они прикажут мне умереть.

— Вильям не участвует? — понимающе осведомился я, и Гвен кивнула:

— Поймите правильно, магистр. Вильям отличный специалист и толковый управляющий, и мы заботимся о его душевном спокойствии.

Ворота даже не стали восстанавливать, наверное, дожидаясь, когда я точно уеду. Поваленные створки оттащили в сторону, и вокруг них наматывал круги темный техник, то и дело оглядываясь на ходящего по пятам Матиаса. Матиас спал на ходу: когда он открывал правый глаз, закрывался левый, когда открывал левый, закрывался правый, и потому таскался за человеком нелюдь инстинктивно, реагируя на движение.

Как оказалось, ходил техник не просто так, и ветер донес недовольное бормотание:

— Я все понимаю, магистру захотелось прогуляться заполночь, но зачем так-то...

— Тебе не понять, ничтожный человечишка, своим ограниченным умишком пути светлого магистра, — Матиас пришел сам с собой в согласие и закрыл оба глаза. Серебряные треугольники сегодня блестели еще ярче; заарн как будто стал выше — он что, в самом деле стал выше? — и что-то в нем было неправильное, но я не мог уловить, что.

Шеннейр уже стоял рядом с головной машиной, и я резко затормозил в нескольких шагах. Внешнее равнодушие темного магистра мало что значило.

— Вы еще успели поймать это чувство, — он бросил на меня короткий взгляд, с присвистом выдохнув сквозь зубы, и спокойно отвернулся: — Иной раз так хочется угнать машину, вынести двери и поехать кататься по карантинной территории. А потом понимаешь, что машина твоя, и гильдия твоя, и ключ-пропуск тоже твой.