похищение из сераля

Я люблю буги-вуги

Я люблю буги-вуги

Я танцую буги-вуги каждый день!

Но что-то не так, я просто одинок

И вот я совершаю телефонный звонок

Я набираю твой номер и говорю: — Привет

Мы не виделись, по-моему, тысячу лет

И если тебе на меня не наплевать

Не пойти ли вместе потанцевать?

Ты любишь буги-вуги

Ты любишь буги-вуги

Ты любишь буги-вуги

Ты любишь буги-вуги

Ты любишь буги-вуги

Ты танцуешь буги-вуги каждый день1

...............................................................

Когда танец все-таки закончился, дамы вокруг завздыхали, а София сказала:

— Мы так никогда не сможем. Вы такие ловкие....

— Никогда не говори "никогда" — есть такой замечательный девиз, — тотчас возразил Городецкий. — Представьте, что вы — не монументальные башни, а молоденькие девчонки, которым страсть как хочется пошалить. Почувствуйте себя свободными ото всего, полностью раскованными. И тогда нужные движенья под музыку буги-вуги у вас сами появятся. В чем прелесть этого танца? В нем нет предписанных движений, каждый вытворяет со своими ногами, руками и телом то, что в данный момент приходит в голову. К примеру, если бы мы с княжной вновь сейчас стали танцевать буги-вуги, наши движения были бы во многом иными. Впрочем, лучше один раз увидеть, чем много раз услышать. Саша! Покажи свой вариант с Агатой....

Глава тридцать четвертая. Новые искусы

Разучивание новых танцев оказалось для венских аристократок очень увлекательным занятием. Освоив к своему изумлению буги-вуги (не до виртуозности, конечно) , София, Элиза и Каролина жаждали других танцевальных новаций и Макс стал им их предлагать: сначала чарльстон (после буги-вуги это было как-то по детски), затем степ (вот это ритмичное шлепанье по паркету то носком, то плоским каблуком ботиночек дамам исключительно понравилось!) и, наконец, твист (здесь за образец он взял знаменитый танец Умы Турман и Джона Траволты). На показах с ним была всегда неугомонная Агата, но вскоре подтянулась и настырная Каролина, откровенно льнувшая в танцах к "герру учителю".

— Смотри, этот учитель где-нибудь в уголке враз твоему Гарраху рога наставит, — стращала ее ревнивая Элизабет, на что Каролина отвечала игривым ржанием и призывными взглядами в сторону явного мачо. Впрочем, словечко "мачо" дамам ранее не было знакомо, но Макс их, конечно, просветил. Сам он поглядывал на Софию Хотек (высокую, статную, холеную, но и кокетливую, как оказалось) и с удовольствием втягивал ее во все более фривольные танцы. Эрцгерцогиня воспринимала его вольты вроде бы как должное, но бывалый эротоман узнал многие приметы пробудившейся женской чувственности: трепет рук в его настырных пальцах, пылающие щеки, непроизвольное облизыванье губ, закрытые глаза во время танца, дрожание кожи на бедрах при скользящем их касании, порывистые сжимания его плечей и рук, внезапное напряжение во взгляде....

Элизабет не смогла выдержать его перенацеливания на эрцгерцогиню и, улучив момент, энергично выразила свое возмущение:

— Каким ослом надо быть, чтобы притязать на неприкасаемое! Прилюдно Вас не казнят, но навсегда отобьют охоту зариться на "высочество". Отобьют вместе с причиндалами!

— Вы видели, Элиза, как мотыльки летят вечером на огонь костра? Передние из них сгорают на виду у мотыльков второго-третьего ряда, но те не летят прочь, а мчатся в тот же костер. То ли мотыльки так глупы, то ли сиянье огня так властно. В любом случае отвернуть мне сейчас от заинтригованной Софии невозможно: это ее оскорбит и приведет в неистовство — если я правильно понял стержень ее натуры.

— Она действительно неистова, — нехотя признала Элизабет. — Черт меня дернул пригласить ее к Каролине! Могла бы понять, что вы с ней сойдетесь!

— Ну, этого пока не случилось, к тому же случай может помешать — например, Фердинанд бросит свою охоту и приедет в Вену....

— Или землетрясение случится, — язвительно предположила княгиня Кински. — Самым правильным было бы куда-нибудь Вас услать, герр Городецки....

В ходе этих танцевальных уроков и разгорающихся страстей случилось выпестованное Сашей и Агатой событие: их свадьба, благословленная (не без попреков) княжеской четой. Бракосочетание состоялось, конечно, в кафедральном соборе святого Стефана. Городецкий пытался увильнуть от роли шафера, но брачующаяся пара друзей его приструнила. Князь Ауэршперг махнул на этот факт рукой, зато княгиня Элеонора откровенно морщилась — пока не увидела, как мило общаются с этим "парвеню" княгини Кински, Гаррах и даже эрцгерцогиня! Даже эрцгерцог!! Что касается графа Коловрата и его американской жены, то они всему были рады. В свадебное путешествие новобрачные не поехали (напутешествовались!) и устроили свадебный пир во дворце Ауэршпергов. Изюминкой этого торжества стали необычные танцы жениха и невесты (степ, потом чарльстон, твист и даже буги-вуги!), которые активно поддержали вышеназванные благородные дамы, стриженные на один фасон — в стиле сэссун, под стать невесте. Играл же на свадьбе тот самый еврейский оркестр, музыкантов которого Максим вышколил и элегантно приодел. Сам он на передний план не лез, предпочитая тихо радоваться на дела своих рук.

С неделю молодожены вояжировали по родственникам, но потом вновь появились на сходках у Каролины. К тому времени круг аристократов, желающих приобщиться к новым танцевальным стилям, несколько расширился (за счет Карла и Мари Траутмансдорф, Адольфа, а также тридцатилетней четы Андора и Паулы Пальфи, к которым присоединился неженатый Райнер Пальфи), что во-первых уравняло количество дам и кавалеров, а во-вторых позволило Максу отступить чуть-чуть в свою любимую тень, так как инициативная и уже прилично поднаторевшая в танцах Каролина взяла на себя роль основного ментора. Так они дожили, потанцовывая, до начала весны, но тут слова Элизы, видимо, достигли ушей Мирового Властителя: герра Городецкого пригласил к себе в Конопиште эрцгерцог. Пригласил он, видимо, и загулявшуюся жену, так как она была первой, кто встретил прибывшего поездом Макса (весенним трактам он не доверял) в холле замка.

— Добрый день, Ваше Высочество, — церемонно поклонился недавний партнер по танцам и скромный волокита и улыбнулся вопросительно: — Я полагал, что Вы еще там, а Вы уже здесь....

— Меня призвал мой долг, — суховато молвила дама и шопотом добавила: — Прошу, не распространяйтесь о танцах....

— В мыслях не было, — тихо бормотнул пришлец и более внятно сказал: — Благодарю Вас за любезное внимание! Где мне расположиться?

— Антон Вас проводит, — сказала не так уж любезная хозяйка и скрылась за соседней дверью, а ее место занял молчаливый крупнотелый лакей. Он взял у приезжего чемодан и пошел вверх по парадной лестнице. Макс пожал плечами и последовал за ним, обозревая на стенах и арках многочисленные рога, чучела и головы оленей, лосей, кабанов, косуль, волков, медведей и прочей лесной живности. "Неужели это все "его" охотничьи трофеи?" — поражался он. — Это же явный перебор! А выглядит вполне здравомыслящим человеком..."

В комнате ему долго засиживаться не дали, пригласив на беседу с эрцгерцогом в его кабинет. Впрочем, рядом с ним Максим увидел все того же Карла Кински. "Почему я не удивлен? — машинально подумал он. Франц Фердинанд же встал с кресла, крепко пожал руку "консультанту" и указал на свободное третье кресло. Макс обменялся с Кински приязненными кивками и сел в ожидании какой-нибудь пакости. И она не замедлила явиться.

— Любезный герр Городецки, — спросил Карл. — Что Вы можете сказать нам о ситуации в Османской империи?

"Мамма мия! — мысленно возопил Макс. — Я совсем туда не хочу!". Наяву же ответил:

— Вы знаете о ней наверняка больше меня, Ваше сиятельство.

— Но нас интересует именно Ваше мнение, — встрял эрцгерцог.

Городецкий немного помолчал как бы собираясь с мыслями (лихорадочно вспоминая события в Турции начала 20 века) и, наконец, сказал:

— Против султана сложилась мощная оппозиция в лице "младотурок", получивших образование во Франции и в Германии. Уже в этом году можно ожидать их восстания, потому что взгляды младотурок стали разделять многие офицеры. Восстание, скорее всего, будет удачным и так долго правивший Абдул-Хамид будет заменен марионеткой из числа его братьев или многочисленных гаремных детей. Встанет вопрос: к сотрудничеству с кем склонятся младотурки? С Францией или все-таки с Германией?

— По имеющимся у нас сведениям их лидер, Ахмед Риза-бей, намерен проводить независимую политику, хотя корнями связан с Францией, — сказал Карл.

— Для независимой политики туркам много чего не хватает, — возразил Максим. — В первую очередь современного военного флота, который можно создать только на основе мощной и разносторонней промышленности. Флот можно было бы и купить, как это сделали десять лет назад японцы, но Османская империя и так всем, кажется, должна?

— Воистину так, — подтвердил Кински.

— К тому же чтобы там не пропагандировали младотурки — свободу, равенство и братство — ни черта у них в реальности не получится, — убежденно изрек Макс. — Знаменитый философ Гегель утверждал, что "каждый народ заслуживает то правительство, которое он имеет". Народы Османской империи до сих пор пребывают на феодальной стадии развития, для них султан — бог, царь и воинский начальник. Несправедливостей от властей они терпят много, но исчезнут ли они при власти младотурок? Известно ведь, что благими пожеланиями вымощена дорога в ад. В частности, как эти самые турки будут решать вопросы взаимоотношения наций? В Анатолии и в самом Стамбуле живет множество армян, к тому же православных. В Македонии преобладают греки, в Аравии, Ливане, Сирии, Месопотамии и Триполитании основным населением являются арабы, в горных районах Армении полно курдов. А есть еще албанцы, сербы, болгары, евреи — всех не перечислишь. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Ахмед Риза-бей пропагандирует пантюркизм и панисламизм, — вяло сказал князь, но чуть оживился и добавил: — Зато к нему в оппозиции находится принц Сабахеддин, племянник султана, который признает все народы империи равными и апеллирует к их предпринимательской инициативе, Был бы прогресс в промышленности, торговле и сельском хозяйстве, все остальное приложится, — считает он.

— Весьма неглупо, — одобрил Городецкий. — Сколько ему лет?

— Около тридцати. Он учился во Франции с одобрения султана, но в связи с его резкой критикой был изгнан вместе с отцом и братом из Порты. Тем не менее у Сабахеддина немало сторонников среди молодого поколения турок.

— Перспективная фигура, — сказал Макс. — Но мне кажется самого Абдул Хамида рано сбрасывать со счета. Я читал отзыв о нем канцлера Германии Бисмарка: "Многие воспринимают султана как больного человека по ассоциации с его страной. На мой взгляд он искуснейший дипломат. Если у государственных деятелей Европы есть 100 граммов ума, то 90 грамм принадлежит Абдул Хамиду, 5-ю граммами владею я, а остальные 5 приходятся на прочих дипломатов".

— Я тоже про это читал, — подтвердил Кински. — И могу сказать, что хотя султан приветствует стремления германских промышленников вкладывать деньги и технические средства в экономику Османской империи, а также модернизирует свою армию преимущественно по немецкому образцу, но не в ущерб давним связям с французами, да и англичан он не избегает и даже с русскими пытается договориться в Анатолии....

— Дело еще в том, — добавил Максим, — что среди настырных младотурок много военных, которые считают наиболее авторитетными в Европе германских офицеров. Это очень опасно для дела мира, очень. Поэтому их допускать к власти никак нельзя. Я бы на вашем месте активно поддержал султана, а на его месте вернул в Стамбул принца Сабахеддина — для противовеса ортодоксальным младотуркам.

— А не желаете ли поработать с ним Вы, герр Городецки? По нашему общему мнению с Его Высочеством (тут Франц Фердинанд кивнул) Вы обладаете не только ясным разумом, но и редким умением к общению с людьми, а к тому же владеете многими языками.

— Турецким я как раз не владею....

— Не беда: султан, принц да и прочие младотурки хорошо говорят либо по-французски, либо по-немецки.

— Страшно не хочется туда ехать, — соткровенничал Максим. — Но чего не сделаешь ради мира. К тому же у меня будет условие....

— Какое? — спросил Франц Фердинанд.

— Прекратите переговоры с Россией об аннексии Боснии, да и вообще забудьте об этой проблемной стране. Пусть Сербия подавится этой костью....

— Никаких переговоров с Россией по этому поводу мы не ведем, — попытался увильнуть Кински.

— Не ведете, но намеревались провести, так как знаете: если Россия выступит в этом вопросе на стороне Сербии, Боснии вам не видать. Но вам и так ее на дух не надо! Ведь так, господа?

— Я не могу решать единолично такие вопросы, — стал увиливать уже эрцгерцог. — Это прерогатива императора и его кабинета.

— Меж тем это вопрос жизни и смерти Вашего Высочества, — сказал вдруг Макс со всей серьезностью. — Я не говорил вам о еще одной своей особенности: способности видеть иногда вещие сны.

— Какие сны? — удивился наследник престола.

— Такие, которые сбываются наяву. Например, я видел свадьбу Александра Коловрата и Агаты Ауэршперг в соборе святого Стефана еще год назад и потому всеми силами способствовал ее осуществлению — хотя согласитесь, этого мезальянса могло и не быть!

— Понижение княжеского статуса налицо, — согласился эрцгерцог. — Но Вы, видимо, видели какой-то сон про меня?

— Да, Ваше Высочество, — скорбно сказал Макс. — Вас убивали вместе с женой на улицах Сараево, в автомобиле...

— Что?! Когда?

— Летом, Ваше Высочество, но год, месяц и число в моих снах не фигурируют. Из какого-то кафе выскочил молодой черноволосый серб, похожий на студента, и выстрелил в Вас из пистолета, попал в шею, а вторую пулю пустил в живот госпоже Софии....

— Мы выжили? — взволнованно спросил эрцгерцог.

— Я не знаю. Набежали охранники и вас закрыли....

— Но как Вы узнали, что это происходило в Сараево?

— Кто-то из толпы издевательски крикнул "Добро пожаловать в Сараево!"

Когда Максим возвращался в свою комнату по коридорам замка, его вдруг втащила в какую-то дверь София, закрылась на щеколду и принялась быстро покрывать поцелуями его лицо, нашептывая:

— Я должна это сделать! Иначе буду мучиться во все время Вашей поездки в Стамбул! Боже, как я Вас желаю, как изнемогаю в Ваших объятьях....

Глава тридцать пятая. Легко ли быть журналистом

Ориент-экспресс вырвался наконец из гор и пошел берегом Мраморного моря. Максим Городецкий стал с жадностью вглядываться в голубую морскую ширь, на которой коптили черным угольным дымом два невысоких парохода, шедших со стороны Стамбула, а ближе к берегу виднелось несколько рыбачьих шаланд под неказистыми парусами.

— Что необычного Вы там увидели, Макс? — насмешливо спросил по-французски его попутчик лет тридцати, парижский журналист Альбер де ла Мот из "Тан". — Оба крейсера Османской империи?