Водалт оглядывает селение — оно как вымерло, никого, кроме нас с Одоней, на улице нет, окна ставнями закрыты, двери заперты.
— На вашем месте я не стала бы идти на конфликт с законом. Оставшись без руки, вы еще можете посудиться с селянами (если дадите клятву — то нет: она расценит вашу тяжбу как жульничество), но, совершив убийство, вы сами попадете на суд жестокий, скорый и справедливый: тут вам даже каторжник не позавидует.
— Твой, что ли? — ну-ну, ты мне еще права покачай.
— Не претендую, — улыбаюсь ему примирительно. — Я тут никто и звать меня никак, а вы напоретесь на реальную силу.
— Контора, да? — качает головой маг. — Везде стукачи. Деревенские дятлы... вы только это умеете. Всех под одну гребенку, кто поднял голову — тех и стриги!
— Не хочу спорить, — на самом деле этот вопрос надо бы провентилировать, вдруг действительно так? — Но вас не из-за этого прокляли, а за ваше жульничество.
— Но проклятие — тоже преступно! И вы ответите, головой ручаюсь!
— И потеряете голову. Вас проклял не маг, Водалт, вас прокляли простецы, а на них закон о преступных магических действиях не распространяется. Проклятие одного обиженного простеца дешево стоит, но проклятие сотни простецов — это реальная сила. Либо даете им клятву и расторгаете договор — либо остаетесь одноруким калекой. Что выбираете?
Он дал клятву. Поднял возвратившую чувствительность руку, скривившись, размял плечо, пошевелил пальцами — а ты как думал, все пройдет безболезненно? — вскочил на хвара, прикрикнул на слуг, и все трое вылетели за ворота, как ошпаренные.
— Ох, чует мое сердце, нам он этого не простит... — вздохнула Одоня.
— Не простит мне, а не вам, вас он всерьез не принимает, просто решил, что я как-то хитро простецами прикрылась, творя это проклятие. Слушай, Одоня, вот на куйна вам этот маг, который и себя исцелить не может? Нет, понимаю, если было бы что серьезное, но ягоды на ветках сохранить и насекомых отвадить — это вы сами сможете, если вместе возьметесь. Хоть кто-то из Варлац в школу ходил?
— А как же! Старый Пег учился, у него дома и книжки лежат.
Ну, твою ж мать... Да, такие вот люди. Наверно, бесплатного образования мало, оно должно быть принудительным! Хотя все равно не оценят, озлобятся только. По СССР помню.
До темноты отсыпалась, после захода собрала одонины пироги, повидло в сушеной коробочке-тыкве, живую воду перелила в керамический бутылек, а флягу наполнила водой нормальной. Пег, посмеиваясь, подарил мне ложку, вырезанную из раковины и маленький казанок с перекидной ручкой: и варить, и жарить, а понадобится — и лепешку в нем испечь можно. Тяжеловат, конечно, но не критично, я больше от недосыпания и расхода сырой энергии устаю. А старикан-то непрост: по его участию в истории с магом чувствуется опыт старого служаки, а не лесного или деревенского жителя.
— Черный буфер? — спрашиваю.
— Не, в Теленке служил! — отвечает. — А ты из буфера, видно. Там все такие... ушмы, атаман-бабы, всех на уши поставят и плясать заставят, как ты нас.
— Ну, — говорю. — Зачем так? Не я вас построила, жизнь. Ты уж научи кого из мелких тому, что сам знаешь, а то и впрямь будут подниматься только когда им на шею веревку набросят и потянут как следует.
Смеется, говорит:
— В Теленке тебя б за такие слова на поединок вызвали, там за шею вяжут только пиратов, и поднимают высоко-о!
Так и пошла я по дороге, поправляя сидор на плече и смеясь. А ночь-то заметно холоднее прежних, осень, что ли, приближается? Нет, не может такого быть, лето на середине, и все же: какое сегодня число? Совсем потерялась во времени. Как попала — ни одних суток спокойных не было, все слились в нескончаемый поток, в один невероятно длинный, тяжелый и насыщенный день. "Выхожу один я на дорогу...". Народ здесь ночью за ворота не шастает, призрачный отряд всех распугал, а мне он не страшен, вот и получается, что ночью самое безопасное время для путешествий. К тому же, не жарко идти, а то днем просто пекло. И это еще далеко не Хапренернаут, он-то намного южнее. А уж как нагхане в своих пустынях и мангровых болотах живут — вообще не представляю, то-то они у нас во сто тряпок даже летом кутаются. Интересно, кстати: у них там чисто мезозойская флора, или тоже есть привнесенные виды? Маячит догадка на краю сознания, никак в мысль не оформится.
Тут и вторая мысль в голову постучалась, четкая, темная и тяжелая. Человек — да что человек, орк и тролль, по моему мнению, тоже — тварь, в массе, ленивая и не желающая ни за что отвечать. Любопытство заканчивается у кого в шесть, у кого в двенадцать, самое позднее — в шестнадцать лет, а вытесняет его социализация, которая является, по большому счету, однообразной игрой с жесткими правилами и — внимание — в этой игре не жалуют тех, кто эти правила может даже не изменить, а обойти или проигнорировать. Любой власти не нужен умный народ — ей нужен тупой и покорный, любой народ не рвется ни к образованию, ни к прогрессу — он рвется к спокойной обеспеченной жизни. Но спокойная жизнь не должна слишком долго тянуться. Чтоб не привыкли. Как только наступает неблагополучие (а это обязательно происходит время от времени, по естественным причинам) — ни тупой и необразованный народ, ни тупая самодовольная власть не смогут его даже скомпенсировать, максимум, на который они способны — не замечать беды, пока она не станет для всех смертельной.
Умные деятели приходят и удерживаются у власти только в случае постоянной угрозы и государству, и его опоре, и умный-сильный народ правителям нужен только в том случае, если для борьбы с угрозой требуется именно такой. Точно так же и народ — лишь реальный страх за свою жизнь в постоянно меняющихся условиях делает основную массу исключительно талантливой, умной и склонной к самообразованию. Так что — да здравствуют опасности и постоянный легкий свартчокан. Свартчоканчик. Но тогда я-то что здесь делаю? А я так, погулять вышла...
Утро застало меня в чистом поле, но чуть раньше полдневной жары я успела-таки дотащиться до обжитого места. Знакомьтесь, местный аналог мотеля, двухэтажный то ли трактир с комнатами наверху, то ли гостиница с паршивой столовкой внизу. Что готовят плохо, понятно по запаху — несет явным тухлячком, единственное достоинство "мотеля" — загон для хваров и крепкая изгородь-частокол. Такое впечатление, что тут других загородок не знают, и это притом, что более-менее приличные рощи мне встретились на всем пути лишь дважды. Правда, с камнем здесь еще хуже, да и строительной глины нет, подстилающий грунт — то кварцевый песок, то плотная супесь, в лучшем случае суглинок. Зато плодородный слой весьма приличный, до метра, конечно, не дотягивает, но и сорок-пятьдесят сантиметров гумуса — это очень неплохо! Не наши несчастные пять-пятнадцать, да белесый подзол.
Пустырей почти нет, все либо засеяно, либо засажено, либо под выпасами для огромных медлительных ящериц ктахи, долгоногих страусоподобных гшил и коров, размерами и статью больше напоминающих буйволов. Их быки — так уж точно, громадины, как из плейстоцена пришли. Да и коровки тоже не выглядят мирными, рога длиной по полметра, острые, изогнуты лирой. И, в отличие от самцов, самки поджарые. Не столько мясной, сколько молочный и тягловый скот. С местной системой хозяйствования я не знакома, единственное, что узнала — каждое селение во внешних договорах выступает как хозяйственный субъект. Но, в любом случае, не бедствуют же! Почему тухляк в гуляше?
У меня были с собой еда и питье, спать под открытым небом я уже привыкла, на солнышке бы точно не разлеглась, и накой я полезла в этот клоповник? Стадный инстинкт, не иначе. Да и денег у меня почти не было, так, какую-то мелочь сгребла в карман еще перед телепортацией, думала, что потом подзаработаю. Но не получилось. Значит — закажу на последнее чего-нибудь выпить и расспрошу, скоро ли тракт.
Зашла, осмотрелась. На удивление чисто и опрятно, стены не оштукатурены, но без пыли и копоти, бревна аж золотистым светом мерцают, пол земляной, но "вымазан" начисто, в углах еще не просохла мазилка, столы и лавки — без грязи, чистые плашки на ровных крепких козлах. Три посетителя под пеленой иллюзии в дальнем углу, хозяин за стойкой — все бы ничего, кабы не запах тухлятины. О, как хозяин-то разулыбался, первый здоровается, да "чего изволите заказать"... Это он мне, которая в пыльном выгоревшем армейском тряпье, "форма летняя полевая б/у без знаков различия", рожа оркоидная с шелушащимся от загара носом, все надеюсь до нормального цвета ее довести, а она под солнцем только обгорает, волосы отросли и из-под фуражки местного идиотского покроя (я ее вообще сперва за издевательство посчитала) торчат в разные стороны. Убожище! Ну, не пристало перед такой трактирщику прогибаться!
— Пикайзу, дщез? — он моментально предложил мне какие-то местные напитки.
— Пивка бы легкого, — говорю и выкладываю три медяшки низшего достоинства, если уж в черном буфере столько стоило, в хлебном краю не может оказаться дороже.
— Сей момент, — подхватывается трактирщик и исчезает в подсобке.
Через минуту, впрочем, появляется, несет на плече "гостевой бочонок" литров на десять-пятнадцать и кулек непойми с чем. Сгружает бочонок на стойку, обмахивает кружку полотенцем, раскрывает над ней кулек и высыпает десяток жирных черных дохлых мух! Ловко подсовывает под краник и профессионально нацеживает пива "с шапкой".
Пока я в остолбенении наблюдаю сие действо, отодвигает медную мелочь ко мне:
— Не волнуйтесь, за вас все оплачено!
— Что именно оплачено? — офигение прошло, причина вырисовывается.
— И муховочка, и гуляш по-орочьи!
— Как вы сказали, какой гуляш?
— Ну, как же, все по рецепту, мясо и печень ктахи, сутки выдержать на жаре...
— Понятно. Вообще-то, в лесу ктахи не водятся, но не в этом дело, — глядеть в сторону тех троих уже не нужно, чтобы понять, кто это. — Я, пожалуй, подсяду во-он к тем ребятам, туда принесите, три блюда, гуляша хватит? Вот и прекрасно.
И что теперь делать? Размазать я этих трех могу, и повод они мне дали, оскорбление расового достоинства — вполне достаточная причина для дуэли. Максимум последствий для меня — домашний арест на тридцать суток или, если уж совсем не повезет — разжалование до рядового. Но я сейчас как бы случайно потерявшаяся при сбое телепорта и добирающаяся до Конторы на своих двоих, а стоит мне попасться стражам порядка — и препроводят к разлюбезному Дереку в течение трех дней. Значит, увы, дуэль и даже просто драка отпадает. Нельзя мне сейчас в столицу, никак нельзя! Ладно, вы играете — и я вам подыграю. Иду к их столу, развеиваю иллюзию кисеи, подхватываю табурет от соседнего столика и подсаживаюсь к обедающей троице. Нет, не обедающей: слуги, вполне ожидаемо, просто сидят рядом и охраняют, а Водалт пьет из серебряного кубка вино и время от времени закидывает в рот орешек. Что-то это напоминает, а? С родной старушки Земли, такое в малиновом пиджаке и с голдой на шее. Антураж тут, конечно, другой, а смысл — тот же. И опыт имеется...
Трактирщик приносит поднос с тремя тарелками омерзительного гуляша, сгружает на наш стол. Одну из них толкаю к Водалту, он инстинктивно отшатывается, я подхватываю у него вазочку с орехами. Слуги делают синхронное движение ко мне, останавливаю их взмахом пальца — ах, да, забыла, я же на кончик ногтя посадила маленькую, но яркую искру, этакий тонкий намек на файербол.
— У лесных орков, — сладчайшим голосом заявляю магу. — Принято обмениваться пищей за столом, в качестве подтверждения добрых намеренний. Типа, ни ты меня не отравишь, ни я тебя не отравлю. Усек, приятель? Так что приятного аппетита.
И выхожу за дверь. Движения за спиной не чувствую — они, кажись, от моей наглости остолбенели.
Иду дальше, волоча ноги, как не первой свежести зомби, и не боюсь, что Водалт или его слуги за мной погонятся: боевой маг, даже не имеющий доступа ко внешним источникам, в охранниках-немагах обычно не нуждается, именно это я ему только что показала. "А маленькие люди без оружия — не люди, все маленькие люди без оружия — мишени!" Канхаги и махаги у них вряд ли найдутся, тут не черный и не серый буфер, так что ношение незаконно, а палить из арбалета в меня сейчас бесполезно — щит я хороший выставила, потому и еле ноги волочу. Скорей бы в Керемницу прийти, сбросить надоевшую личину, там, если это действительно город-базар, такой мыслешум стоит, что сам Дерек меня не отыщет.
Солнце печет, голова раскалывается, щит сняла уже часа два назад, а легче нету — и недосып, иду почти сутки без передыху, ноги переставляю по привычке, не разгибая коленей, и последние силы на скандал в трактире и последующий красивый уход из него потратила, а главное — проклятущая жара и слепящее солнце... Хоть бы дождик, что ли, да ладно — хоть бы тучка какая. Нормальную воду выпила всю, дважды по чуть-чуть к "живой" прикладывалась, вроде, прибавилось сил, но с ней надо поосторожнее: в больших дозах это канцероген. Так простимулирует клетки, что начнут делиться, как раковые. Ничего, скоро в тетки в Варлацах ягоду соберут и решат, что хватит жары, пора бы и поливом озаботиться. А погодой и благословеньем садов им теперь придется заниматься самим, потому как Водалт если что для них и будет делать, то только гадости. Ничего, вот и совместят полезное с полезным, а уж когда научатся работать "звездой", так и вообще весело станет. Конечно, с серьезным магом "звезде" простецов и тогда не потягаться, а вот наделать неприятностей, да просто конкуренцию составить типам вроде Водалта — это они смогут. Пустячок, а приятно!
Честно, не заметила, как оказалась на тракте, и сколько по нему отмахала, тоже не знаю, на автопилоте шла, мозги спали, а ноги двигались. Неудивительно, что не заметила перегородившую всю правую сторону гномовозку, споткнулась о суставчатую лапу и приложилась лбом об раскалившийся на солнце иссиня-черный металл. Скорее обожглась, чем ушиблась.
— Куда прешь, деревня! — это были единственные пристойные слова в последовавшей за этим тирадой. Все остальные оказались на языке Подгорного королевства.
Я села на дорогу около гномовозки — стоило остановиться, и ноги отказались меня держать, осторожно дотронулась пальцем до обожженного места: кажется, обойдется без пузыря. Вот тебе и "те самые дварфы", вывалянные в пыли "той самой дороги". Рояль в кустах. Правда, гномовозка не едет, а дварфы ругаются хуже сапожников. Ну, и я им отвечаю, осипшим от жажды голосом, тем же макаром по тем же местам, только позаковыристее, я вообще сквернословить люблю, а гномский дает ругателям огромные возможности количеством степеней родства и названий рабочих инструментов. Если даже просто перечислить, чьим сватам-зятьям-своякам что и куда сунуть, уже книгу написать можно, а если еще и с фантазией подойти... когда я остановилась, тишину можно было резать и есть.
