В центре инициативой всецело владели советские армии, ведя частные наступательные бои местного значения для улучшения положения войск. Перегруппировку противника, в частности прибытие на центральное направление 4-й танковой группы, советская разведка прозевала. Первые тревожные признаки готовящегося вражеского удара стали появляться только во вторую неделю сентября — слишком поздно, для того чтобы принять адекватные меры противодействия. Да и с масштабом ожидаемого немецкого наступления генштаб ошибся очень сильно — вместо частных операций по улучшению оперативно-тактической обстановки в преддверии неизбежной зимней кампании, враг предпринял полномасштабное наступление невиданного доселе размаха. По количеству задействованных пехотных, механизированных и авиационных соединений новое немецкое наступление затмило даже грандиозные операции под Минском и Киевом. К такому повороту событий войска Западного, Резервного и Брянского фронтов были не готовы. В придачу ко всем прочим бедам, свои удары немцы нанесли совсем не там, где это считалось вероятным, и где плотность советских войск была максимальной — в стороне от основных шоссе. Эффект от мощи удара, помноженной на внезапность был просто ошеломительным
Первые известия о новом наступлении немцев поступили с Брянского фронта, но были они сформулированы так, что особого волнения в Генеральном штабе и Ставке не вызвали. Локальный немецкий удар и только. На Западном и Резервном фронтах, судя по докладам, царило затишье. Так о чем беспокоиться? Первые вести о начавшемся разгроме центральных фронтов, принесли доклады Дружкова и Серова — летчиков 120-гo истребительного полка, что прозвучали в безмятежной обстановке, царившей в тот момент в генштабе, как взрыв тяжелой авиабомбы. "Движение танков противника со стороны Спас-Деменска на Юхнов! Колонна танков и мотопехоты растянулась на двадцать пять километров". На фоне, звучавшей спокойно и уверенно, информации, поступавшей из штабов фронтов, о том, что наши войска успешно отражали танковые атаки, курсанты Тульского оружейно-технического училища прочно удерживали занятый рубеж, тяжелые бои вели южнее Брянска части 13-й армии и группы Ермакова...и т.п. Рассказ о движущейся в абсолютной пустоте прямо на Москву огромной вражеской колонне звучал фантастически. Это было настолько невероятно, что в это не хотелось верить — это просто невозможно, это не может быть правдой!
Потому даже многоопытный Шапошников, предпочел воспринять эти данные скептически:
— Ничего, ничего, голубчик, — отвечал тогда Борис Михайлович, взволнованному не на шутку Константину Федоровичу Телегину, члену Военного совета Московского военного округа.
— Ничего тревожного пока нет, все спокойно, если под спокойствием понимать войну.
Тогда было решено послать новую воздушную разведку. Около 14 часов сообщение летчиков подтвердилось. Враг уже входил в город Юхнов.
Последние сомнения в разразившейся катастрофе развеялись через пару часов, когда из штаба Резервного фронта непосредственно Сталину позвонил сам начальник Главного политуправления РККА, зам. наркома обороны армейский комиссар 1 ранга Л. З. Мехлис. После его доклада о том, что "части 24, 43 и 33-й армий отрезаны от своих тыловых баз... связи с ними нет... дорога на Москву по Варшавскому шоссе до Медыни, Малоярославца открыта. Прихожу к выводу, что управление войсками здесь потеряно" растаяли последние надежды на локальность произошедшего несчастья. Это был коллапс всего центрального участка фронта.
В результате случилось то, что случилось: пять армий Западного и Резервного фронтов попали в окружение под Вязьмой, а практически весь Брянский фронт, вместе со штабом очутился в окружении под Трубчевском и севернее Брянска. Управление войсками было утрачено. Окруженные группировки, рассеченные на части, после упорных, но, увы, скоротечных боев, были уничтожены или пленены при попытке выйти из окружения. Остановить рвущиеся к Москве мотомеханизированные колонны немцев было просто некому.
Генштаб и Ставка тогда предприняли просто титанические усилия, пытаясь хоть как-то выправить отчаянное положение. На шестой день немецкого наступления, когда кольцо окружения уже сомкнулось, Болдину — единственному командующему армейского ранга в котле с которым в тот момент имелась более-менее устойчивая связь, был передан категоричный приказ: "Вывести войска за Вязьму. Иначе — катастрофа. Идти день и ночь. Темп 70 км в сутки. Вы нужны для защиты Москвы". За подписью ВГК был направлен еще более категоричный приказ: "Из-за не прихода окруженных войск к Москве, Москву защищать некем и нечем. Повторяю некем и нечем!"
Окруженные части не в чем упрекнуть — они выполняли полученный приказ до конца. 10 октября была перехвачена радиограмма командира немецкой 7-й танковой дивизии генерала Функа, переданная открытым текстом высшему командованию в ответ на упрек:
"Почему вы топчитесь? Идите на Москву". Ответ Функа гласил: "Натиск Красной Армии в направлении Сычевки был настолько сильным, что я ввел последние силы своих гренадеров. Если этот натиск будет продолжаться, мне не сдержать фронта, и я вынужден буду отойти".
Все висело на волоске, но враг оказался сильнее. 11 октября в 21:12 от генералов В. И. Болдина и М. Ф. Лукина поступила одна из последних радиограмм Сталину и командующему Западным фронтом Коневу: "Кольцо окружения сомкнуто. Все наши попытки связаться с Ершаковым и Ракутиным успеха не имеют, где и что делают, не знаем. Снаряды на исходе. Горючего нет". Это был конец окруженных армий.
Известия о движении немецких войск на столицу, вызвали в огромном городе брожение и анархию. Впервые за все время существования, был закрыт московский метрополитен. Когда люди пришли к закрытым вестибюлям, в Москве началась паника. Это был не просто сигнал приближавшейся смерти города, это был высший символ беды. Началась неконтролируемая, спонтанная эвакуация учреждений, предприятий, организаций и простых жителей, которая больше напоминала библейский исход. В городе стали вспыхивать беспорядки, начались погромы магазинов и складов с продуктами и товарами широкого потребления. Власть над городом была утрачена на целые сутки.
Для восстановления порядка, в городе было введено осадное положение. Некоторые зачинщики беспорядков были расстреляны. Вышло постановление государственного комитета обороны "Об эвакуации столицы СССР г. Москвы", в котором значилось:
"Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии, Государственный Комитет Обороны постановил:
1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев. (НКПС — т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД — т. Берия организует их охрану).
2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также Правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).
3. Немедля эвакуироваться органам Наркомата Обороны в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба — в Арзамас.
4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)."[47]
Под постановлением стояла подпись Председателя Государственного Комитета Обороты И. Сталина.
* * *
В отчаянной попытке задержать врага, на необорудованном Можайском рубеже, были брошены в бой различные сводные части, состоящие из курсантов и ополченцев, и немногие имевшиеся в распоряжении Ставки резервные дивизии, в основном находившиеся на переформировании ветераны отгремевших летних сражений. Они должны были задержать бесконечные моторизованные колонны врага, которые словно щупальца чудовищного спрута тянулись к столице вдоль всех дорог, их численность потрясала воображение — танки, тягачи и грузовики шли сплошным потоком, растягиваясь на десятки километров.
Вероятно, не будь у немцев возможности маневра, этим немногим героям-курсантам и удалось бы сдержать натиск врага до подхода свежих дивизий из Сибири, Средней Азии и с Дальнего Востока... Но, увы. Поскольку воссоздать сплошную линию фронта так и не удалось, немцы просто обходили эти узлы отчаянного сопротивления, обтекали их, сбивали с дорог в лесную глушь и продолжали рваться дальше на восток. К тому же, усиленная в преддверии наступления, авиация 2-го воздушного флота Альберта Кессельринга вновь продемонстрировала свое подавляющее преимущество, не только надежно прикрыв наступающие колонны с воздуха, но и буквально прокладывая путь наступающим танкам и мотопехоте массированными и отлично скоординированными с действиями наземных войск бомбоштурмовыми ударами. Даже ввод в бой истребителей московской зоны ПВО не смог переломить ситуацию. Противостоять, катящемуся на восток валу немецкого наступления, казалось просто немыслимым.
И, тем не менее, борьба продолжалась. Советское командование, не смотря ни на что, отказывалось смириться с поражением. Остатки трех фронтов были объединены под единым командованием. Возглавить, воссозданный в очередной раз, несчастливый Западный фронт выпало маршалу Тимошенко. Собранные буквально из ничего 5-я, 33-я и 61-я армии образовали некоторое подобие нового фронта западнее Москвы. 22-я и 29-я армии обеспечили стык с Северо-Западным фронтом. Не сформированная толком 10-я, состоящая из только что призванных новобранцев, не получивших вообще никакой подготовки, была вынуждена принять на себя тульское направление, прикрывавшее юго-западные подступы к столице.
Немцы же, окрыленные новыми победами рвались к столице Советского Союза. Все солдаты и офицеры вермахта были уверены: стоит овладеть Москвой и война закончится. Это была не просто цель очередной операции, это была победа. Полная и окончательная. Только нужно сделать еще одно, последнее усилие. И тогда все будет отлично. Можно будет, наконец, отдохнуть и перевести дух, отогреться и отмыться в роскошных квартирах и особняках столицы бывшей Российской, а ныне большевистской империи. А там и возвращение на Родину (конечно же, с победой!) не за горами... Вот только русские почему-то не собирались сдаваться.
3-я танковая группа смогла с ходу захватить важный транспортный узел и крупный административный центр — Калинин, но ее дальнейшее продвижение затормозилось. Советские армии оправились от шока и смогли связать растянувшиеся немецкие дивизии боями. Действовавшая левее, 9-я полевая армия и вовсе вынуждена была перейти к обороне фронтом на север и отражать ожесточенные контратаки 22-й армии, успешно оборонявшей Торжок.
А вот не сформированная до конца 10-я армия оказалась под ударом, рвущихся к Туле частей 2-й танковой группы Гудериана. Прорыв немцев был столь стремителен, что находящиеся в процессе формирования и обучения части, даже не успели организоваться для отпора врагу. Многие части были уничтожены или рассеяны в первых же боевых столкновениях с противником. Развивая успех, танковые дивизии "быстроходного Гейнца" с двух сторон охватили Тулу, оставив городские бои мотопехоте, и устремились к Коломне и Кашире, стремясь как можно быстрее овладеть переправами через Оку. Здесь, однако, их поджидал весьма неприятный сюрприз в лице первого гвардейского корпуса Лелюшенко. Это ударное соединение, состоящее из "спешенных" парашютистов, гвардейской пехоты, "катюш" и двух свежих танковых бригад, формировалось в глубоком тылу с прицелом на зимнее наступление, но в итоге весьма пригодилось командованию РККА в критический момент битвы за Москву. Спасти Тулу гвардейцы не успели, но за линию Оки они дрались насмерть. Тяжелые бои с переменным успехом продолжались несколько дней и закончились вничью. Немцы, ценой тяжелых потерь, все же захватили Каширу и плацдармы на левом берегу Оки, но Коломну взять так и не смогли. Наступательный порыв 2-й танковой группы иссяк, и Гудериан отдал приказ о приостановлении дальнейших атак.
Тяжелее всего для советских войск складывалась обстановка в центре Западного фронта. Здесь наступление вели самые мощные немецкие группировки — 4-я полевая армия Клюге и 4-я танковая группа Гепнера, ядром которой являлся свежий, полностью укомплектованный XL-й моторизованный корпус. Три слабые советские армии, собранные на ходу буквально с миру по нитке, откатывались под натиском опытных, отдохнувших немецких дивизий. Пали Калуга, Медынь, Боровск, Серпухов, Волоколамск... XL-й корпус таранным ударом проломил хлипкую оборону 5-й армии на Волоколамском шоссе и, овладев городами Клин и Солнечногорск, устремился к каналу Москва-Волга, сумев с ходу форсировать его у Яхромы, а затем захватить Дмитров, создав на восточном берегу канала tet-de-pon[48]. Но дальнейшее продвижение немцев здесь было надолго остановлено с помощью довольно оригинальной инженерной операции — затопления долины рек Сестра и Яхрома. В результате этой экстраординарной меры удалось изолировать прорвавшиеся через канал немецкие части, которые тут же подверглись отчаянным контратакам, подошедших из Москвы войск. Отрезанные от снабжения немцы были спасены от разгрома и уничтожения своей вездесущей авиацией. Люфтваффе не только оказало эффективную поддержку, путем массированных бомбовых ударов, буквально прижавшим советские войска к земле, но и обеспечило с помощью сбрасываемых на парашютах контейнеров, минимально-необходимое снабжение отрезанного авангарда группы Гепнера.
В это же время XLI-й моторизованный корпус, отличившийся при взятии Ленинграда, воспользовавшись разрывами во фронте пятившихся советских войск, первым ворвался в пределы городской черты Москвы со стороны Химок. Пехота в серых мундирах, гробообразные колесно-гусеничные бронетранспортеры и танки с крестами на броне вызвали своим появлением на улицах московских окраин новый всплеск паники. В последний бой с ворвавшимися в город немецкими войсками пошли части столичного гарнизона, "истребительные батальоны" и войска НКВД, расквартированные в городе и окрестностях — Западный фронт исчерпал свои возможности к сопротивлению.
* * *
У Ганса Нойнера в тот октябрьский день настроение было приподнятым и вполне благодушным. Объяснялось это сразу несколькими причинами: во-первых, он только что плотно пообедал тушеной картошкой со свежей свининой, а не традиционным Alter Mann[49], во-вторых, ему еще с утра удалось разжиться у интендантов парой бутылок французского коньяка, и, наконец, в-третьих, он был занят увлекательным и необременительным делом — наблюдал за воздушным боем. Обстановка на участке, занимаемом разведбатом, была спокойной, так что Ганс вполне мог себе позволить небольшое развлечение, чем он немедленно и воспользовался, удобно расположившись с биноклем за пригорком.
Зрелище было и впрямь увлекательное — в блеклом осеннем небе на небольшой высоте весело сновали, выписывая в трехмерном пространстве замысловатые фигуры, около двух дюжин советских и немецких самолетов. Все началось с того, что подходящую к фронту на небольшой высоте группу советских штурмовиков, переделанных из старых истребителей, атаковала целая эскадрилья сто девятых "Мессершмиттов". Одно звено сразу напало на три новых, остроносых русских истребителя, летевших чуть в стороне и выше штурмовиков, остальные навалились на ударную группу противника. У люфтов все складывалось просто замечательно: один русский истребитель был сразу же сбит в первой, внезапной атаке, оставшуюся пару отогнали в сторону, загнав в облака, после чего Ганс потерял их из виду. Зато бой со штурмовиками развернулся чуть ли не над его наблюдательным пунктом. "Иваны", побросав свои легкие бомбы где попало, построили оборонительный круг и теперь пытались отступить обратно к себе. Получалось у них не очень. Атакуя с пикирования "Мессеры" раз за разом "клевали" эту карусель, причем не без успеха — три тупорылых самолета с красными звездами на крыльях уже врезались в землю.
