Напрашивается очевидный вывод: необходимо заделаться другом и спасителем карьеры депутата, точнее — председателя Заксобрания Калинина. То бишь не просто подменить орудие преступления, а преподнести пресловутый нож в дар. Кому — понятно. И ничего не требовать взамен. Упаси господь, не угрожать и не использовать приемы мелкого шантажа. Власть предержащим подобные методы не нравятся чрезвычайно. Даже если сразу и глазом не моргнут, потом отомстят всенепременно. И не просить ничего, не лебезить, не заискивать. Таким образом лишь пару фунтов презрения заработаешь. Подарить без лишних слов и расшаркиваний, вкратце разъяснить, что это и откуда, и откланяться. Для возникновения определенных отношений достаточно.
А в дальнейшем, глядишь, и пригодится услуга. Еще один плюс в пользу подобного хода — под столь мощным прикрытием и нож менять не страшно; авось будущий мэр не забудет спасителя и подсобит в случае возникновения какой-либо неприятной ситуации с данным уголовным делом.
Помимо прочего, ситуация с надписью и отпечатками отдавала дешевой театральностью. Словно некий закулисный махинатор желал руками правоохранительных органов разделаться с Калининым. Точнее, с обоими. Натравить прокуратуру на младшего, и позиции старшего тут же пошатнутся. У депутата врагов — как гуталина у сапожника, да и у сына, надо полагать, тоже немало. Один из них и мог устроить спектакль с убийством и уликами. Чем не версия? А то, будто в сказке, одно к одному: и гравировка красноречивая, и трупы, и кровь, и отпечатки. Вопиют, кричат о том, у кого рыло в пушку. Хоть сразу бери и толкай парня в камеру. В жизни разное бывает, но так... Чтобы столь явные и неопровержимые улики указывали на человека, притом очень непростого человека? Подобных случаев Игорь Юрьевич не припоминал. Обычно, наоборот, роешь, роешь, а результата — пшик. Все же что-то тут нечисто.
Надрывно запиликал распластавшийся на столе телефон. Данилец вздрогнул и снял трубку. Звонила секретарша, напомнить, что прокурор собирает планерку. Игорь Юрьевич прошамкал, что не забыл, что уже практически одной ногой в кабинет и надавил пальцем на рычаг. Взгляд следователя замер на том месте, где приземлился палец. Аккуратные квадратики телефонных кнопок манили, завлекали, требовали постучать по ним, набирая семизначный номер.
Интересно, какой номер у депутата Калинина? В справочнике наверняка есть. По крайней мере, телефон приемной.
Может, позвонить прямо сейчас? Ломай голову — не ломай, другая столь же перспективная идея едва ли появится. Нет, пожалуй, торопиться не стоит. Времени в достатке, вагон и маленькая тележка, а спешка хороша лишь при отлове насекомых. Надо все еще раз обмозговать.
Данилец положил трубку и отряхнулся, словно сбрасывая ледяные капли тяжелых раздумий.
* * *
Есть такая категория людей — счастливчики. Везунчики. Их никогда не бьет судьба, к ним не пристают болезни и хулиганы в подворотнях, они не ведают горечи тяжелых утрат, поскольку их близкие или здравствуют долго, или везунчики относятся к родным слишком холодно, чтобы серьезно за них переживать. Любимцев фортуны не преследует меланхолия, они перманентно заряжены на победу, лучатся оптимизмом, термины 'хандра', 'сплин' и 'депрессия' отсутствуют в их лексиконе. Им перманентно везет на экзаменах — сдают на пятерки те предметы, которые почти не учили. Им прут козыри в карточных играх, особенно в тех, где не требуется приложение мыслительных способностей. Они лихо карабкаются по служебным лестницам и без труда охмуряют красоток.
Идут по жизни легко и непринужденно. Смеясь. Подобных людей на белом свете мало, но они есть. Или, по крайней мере, так выглядят в глазах окружающих. Гораздо больше других — затурканных и побитых этой самой жизнью. Вкусивших сполна порцию винегрета из бед, неудач и неурядиц. Которых не раз и не два били, в прямом и переносном смыслах. Били по физиономии и стегали обидными словами душу.
Везунчики-счастливчики никогда бы не поняли тех эмоций, которые переполняли Серегу Величева в осточертевшем до зубовного скрежета кабинете Туманова. А вот затурканные и побитые, напротив, посочувствовали бы, где-то пособолезновали. Поскольку то, что проделывал с Серегой его шеф, им было до боли знакомо.
Величева драли. Пока словесно, но имелись опасения, что лексические аргументы закончатся, и экзекутор перейдет к доводам физическим. Конечно, на звание счастливчика Велик не претендовал, но и к затюканным лохам-неудачникам себя не относил. Да, доставалось ему не единожды, но только от вышестоящих — по большей части от Туманова — и всегда за дело. И сейчас шеф драл его лично. Никаких претензий, имеет право, на то он и шеф, но без достаточных, на взгляд Сереги, оснований. Не то чтобы бригадир рядился в одежды кроткого агнца, но последнее время особенно не грешил. Не пил, не куролесил, не считая недавней попойки с Митяем в кабаке, в драки не встревал. И задания Тумана исполнял в точном — или почти точном — соответствии с полученными указаниями.
А босс рвет и мечет. Жилы вытягивает, стращает, орет. Хорошо, что не бьет, а то караул. На памяти Сереги Туманов сорвался и бил по харе собеседнику несколько раз. И мордобоем дело ограничилось лишь с Костей Масальским, шеф вмазал ему по зубам и остыл. Другие подобные случаи рукоприкладства заканчивались не столь мирно. Например, в прошлом году в ходе оживленных переговоров Туман съездил некоему строптивому орлу по клюву. Орел распушил крылья и полез в драку, еле удержали. А на следующий день строптивец бесследно исчез. То ли шеф пар не спустил, то ли посчитал, что сорвался и причину срыва необходимо ликвидировать. Вот вам и пироги с изюмом. Был человек, и не стало. За подобные проявления характера Серега шефа побаивался и уважал. И даже старался подражать, принимая в сходных ситуациях столь же жесткие меры. Когда Леха Валет на Величева наехал, то бригадир поступил в лучших традициях Туманова. И Леха исчез. Правда, Валета в отличие от строптивого орла весной нашли, но это уже частности. На то он и шеф, чтобы все круче срасталось. И получать по клюву Велику не хотелось именно с учетом возможных дальнейших осложнений, а не потому что морду жалко. Сам бригадир дал бы по зубам и забыл, а Туман — человек непредсказуемый. Пусть лучше орет.
Хотя чего орать, спрашивается. Результата, видите ли, нет. Так Серега не господь бог и не Генеральный прокурор, чтобы по его желанию неугодных перцев на шконку бросали. А то, что ему Туман велел, он сделал, с лихвой. И нож использовал, и труп организовал. Даже два.
Или три, если учесть, что один выкрали.
Однако Туманова Серегина добросовестность и исполнительность интересовали мало.
— Я тебя последний раз спрашиваю, дебил, почему результата нет? Почему телеканалы не визжат от радости, газеты сенсацию не раздувают, журналисты за нашим другом толпой не скачут? Почему?
— Шеф, откуда я знаю, — простонал Величев. За минувший с начала экзекуции час он уже замучался объяснять, что за прессу он не в ответе. И за прокуратуру с мусарней — тоже. Учитывая то, что объяснять приходилось деликатно, дабы босс не оскорбился и не взъярился окончательно, а с деликатностью у Сереги было откровенно туго, 'замучался' — самое подходящее слово. Если вообразить занимающегося вышиванием слона, то за посвященный рукоделию день обладатель хобота устал бы меньше, чем за истекший час — Величев. Ему казалось, что от умственных (попытки внятно и убедительно объясниться) и эмоциональных — сдерживание норова — усилий у него у самого хобот вырастет. Однако шеф понимать его категорически отказывался, и Сереге приходилось снова и снова оправдываться.
— У писак своя кухня. Может, типа, это... неактуально.
— Скоро ты у меня неактуальным станешь! Горячее новости не придумаешь: сын кандидата в мэры причастен к преступлению. Да еще в период выборов. Не знаю, что еще круче. Если только репортаж о высадке марсиан на Красной площади. Или видео групповухи с министрами.
— Может, они не в теме?
— Кто?!
— Ну, радио, телевидение там...
— Верно! Всегда в теме были. А теперь — нет? Ты просто гений, Сережа. Эйнштейн отдыхает, вместе с Эдисоном.
— Не, а вдруг? Не пронюхали еще, что депутатский сынок на мокруху подписался, типа того? Или прокурорские и ментовские ищейки не доперли?
— Нет, ты — олигофрен. А гравировку на выкидухе прокурорские проглядели, что ли?
— Ну, надпись мелкая, если особо не приглядываться...
— Это же улика, болван. И следаки прокурорские ее внимательно осматривать будут. Должны, во всяком случае. Тем более если там двое жмуров... А, вообще, менты когда приехали?
— Под утро. Долго копались, пацаны мне уже после обеда брякнули, что отбой.
— Хорошо. Кстати, почему жмуриков двое, мы же об одном разговаривали?
— Так, типа, надежнее... показалось... — промямлил Величев, который не посвятил шефа в подробности появления второго трупа. Не говоря уже о том, что личность второго жмура он не собирался открывать ни под каким предлогом. Алик умеет держать язык за зубами, да и предупрежден о последствиях болтовни. Велик специально свозил его на кладбище и показал свежевырытую могилку для наглядности, поэтому будет молчать. Незачем Туману знать, что ряды его бойцов прореживают его же бригадиры. А то, неровен час, бригадиров проредят.
— И где ты их откопал?
— Ну, типа, как сказано... и с Сашей обговаривали.
— Как сказано, — передразнил подчиненного Алексей Михайлович.— Знаешь что, давай еще раз пропой, что ты там сделал. По порядку. Я обычно в курсе, деталями не интересуюсь, но тут что-то меня тревожит.
Внутри у Сереги образовалась легкая изморозь. Тревога Туманова его беспокоила.
— Валяй, с чувством, с толком... и с картинками. — Туманов придвинул бригадиру блокнот и гелиевую авторучку.— Рисуй!
— Чего рисовать? — обалдел Серега.
— Как жмуров положил, где перо оставил.
— Типа, как в грудак воткнул, так и осталось все. Я рассказывал уже...
— Еще расскажешь, язык не отломится. И нарисуешь, Петров-Водкин.
— Лады.
Величев в очередной раз скормил Туманову слегка подкорректированный отчет о своих действиях. В основном рассказал чистую правду, за исключением некоторых нюансов. Кратко отчет звучал примерно так: поскольку Наташиного хахаля не нашли, а время поджимало, задействовали абсолютно левого фраера и подписали его на ' мелкие разборки' с Паровозом. В строгом соответствии с указаниями шефа. Чтобы этот деятель вместе с Паровозом засветился. Дабы фраер не трепыхался сверх меры, его жену использовали. В целях убеждения. А потом обоих — и фраера, и его жену — завалили, башку мертвому мужику поджарили, трупы на острове Гладышева оставили и ментам отсемафорили. Все по плану, заблаговременно одобренному Гареевым и, надо полагать, шефом тоже. Про драку с 'деятелем' в автомобиле Серега поведал в красках, а об изнасиловании и о судьбе Кривого умолчал. И, естественно, ничего не сказал о том, что труп оприходованного гражданина... как его... Стрельцова исчез тоже.
Конечно, существовал риск, что тело Стрельцова 'всплывет' позднее, и придется многое объяснять. Например, откуда появился труп с сожженной головой, если это не фраер, задействованный в интриге с Сашей Паровозом. Впрочем, Величев надеялся, что проскочит. Выкрутится. Важен итог, а именно — замарать депутатского сынка. А остальное — лирика. Если будет результат, то и шеф придираться к мелочам не станет. Он и сейчас потому лютует, что результата — в виде громкого скандала — пока нет.
Рисунок, в отличие от рассказа, получился посредственным. Еще со школы рисование и черчение Сереге поперек горла стояли, а тут пришлось заняться народным творчеством. Любой пятилетний недоросль изобразил бы не хуже. Сплошные каракули и загогулины.
Туманов оглядел произведение и брезгливо поморщился.
— Шедевр! Если ты работу выполняешь так же, как рисуешь, то...
— Ну не умею я рисовать!
— Заметно. Это что?— палец Алексея Михайловича уперся в ту часть листа, где клубились корявые завитушки. Подобным образом дети обычно изображают идущий из трубы дым.
-Кусты.
— Н-да... ни за что бы не догадался. А это, видимо, тела. С литерами 'эм' и 'жо'. Классика! Треугольник под 'эм' выкидуху означает?
— Угу. В груди торчит.
— Какой талантище пропадает. Репину и не снилось. Тебе, милый мой, в Суриковское поступать надо было.
Хотя шутка шефа ему не понравилась, Величев состряпал вежливую улыбку. Пусть шутит, а мы улыбаться будем. Для зубов в частности и для здоровья в целом полезнее.
— А голову и руки зачем сжег, террорист?
— Ну, решил... для непоняток. И еще, типа, чтобы дырку на башке не видно было. Я ведь его по кумполу стволом приложил, когда он бушлаты рвать начал.
— Нет, ты не дебил, и не олигофрен, ты клинический идиот!— радостно поставил диагноз Туманов.— Экспертиза ведь, один хрен, выявит, что жмура по голове навернули. Как у них пишется, 'тупым твердым предметом'. Тупым — вроде твоей башки.
— А вдруг?
— Вдруг только кошки плодятся. Для непоня-аток... Ничего лучше не мог придумать? И почему именно мужику, а не бабе? Отрезал бы головы обоим, да ноги отрубил. Вот были бы непонятки! У ментов точно мозги набекрень бы съехали. Хотя, подозреваю, ты им и без того работенку подкинул. Наверное, ты прав, Сережа, журналюги могут и не знать. Прокурорские и ментовские ведь в непонятках: ножи, головы обгорелые. Жмуров опознать — и то целая проблема. А все потому, что один кретин самодеятельностью занялся. Пироманьяк долбанный.
— Шеф, я же думал, как...
— Как индюк ты думал! А чем — вообще история умалчивает.
Стук в дверь прервал Туманова, и самые лестные отзывы о собственном умственном развитии Велик не услышал. В кабинет просунулась лысая голова Кости Масальского и пробубнила:
— Михалыч, тут этот подошел... Гареев. Звать?
— Костя, блин, ты когда цивилизуешься? Телефон на что? А селекторная связь? Мы же живем в век высоких технологий и информации. Нажал кнопку и доложил, а ты все в дверь долбишься, как дятел. Вообще, это дело секретарши. Чем там Томка занимается? Журналы опять смотрит?
— Не, вышла... в дамскую комнату.
— Тогда ладно. Но на будущее запомни: начальнику охраны не пристало бегать с докладами. Для того секретари имеются и помощники. Усек?
-Так я вроде помощником депутата... официально...
— И что? Помощников у меня трое... официально. Ты лучше бди, за безопасностью следи.
— Я бдею. То есть бдю... Слежу, короче.
— Вот и проявляй рвение на почве безопасности. А если приспичило; дело деликатное или посетитель... хм... особенный — пользуйся телефоном.
— Ясно.
— Коли ясно, тогда зови.
Мощные упитанные телеса Масальского сменила жердеподобная фигура Саши Гареева. Вот кому погоняло 'Мосол' приклеить стоило — сплошные кости и суставы.
— Проходи, присаживайся. — Туманов гостеприимно махнул в сторону приткнувшихся у стены стульев. Величев поневоле позавидовал; он устал ерзать в кресле-ловушке. И почему шеф его постоянно в это проклятое кресло садиться заставляет. Издевается, наверное.
