| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Начинаю представлять нашу команду с главврача, который удостоился от министра благодарности и нескольких доброжелательных слов. А вот с Клаймичем Щелоков был куда более общителен, и Григорий Давыдович даже осмелился схохмить, что у них в семье двое братьев умных, а он, третий — музыкант.
Все весело посмеялись, я тоже... Чего не посмеяться — особенно если хорошо помнишь, как Клаймич рассказывал, что у него есть только сестра.
Постепенно высокопоставленные гости расселись, и я совершенно не тушуясь и не испытывая ни малейшего волнения, подошел к микрофону:
— Дорогой Николай Анисимович! Уважаемые товарищи! Я готовился сегодня спеть одну песню, но вы выразили желание послушать все. Поскольку сегодня первый в моей жизни концерт, и сразу перед такой публикой — то заранее предупреждаю, что петь "на бис" не буду. И не потому, что такой гордый — а потому, что Григорий Давыдович как-то рассказал мне одну поучительную историю.
Отвешиваю легкий полупоклон в сторону Клаймича, усаженого между Щелоковым и Чурбановым. Клаймич доброжелательно улыбается и кивает — хотя нихрена он мне не рассказывал.
"Мдя... Два прохиндея нашли друг друга...".
Продолжаю вещать в заинтересованно слушающий зал:
— Однажды в одном концерте выступала молодая певица. Ну, спела песню, откланивается, хочет уйти. Зал шумит, кричат: "Давай еще!". Спела еще раз, снова откланивается — зал не унимается — "Еще!". Что делать — третий раз поет... А зал по-прежнему требует... Ну, она и говорит:
— Товарищи, да сколько можно — я же уже устала!
А зал ей хором и отвечает:
— А пока не научишься петь, зараза!!!!
Взрыв хохота...
Киваю Алику, и начинают звучать первые аккорды "Городских цветов". Сергей, Коля Завадский и Валентина поют бэк-вокалом. Клаймич работает на публику, делая иногда "дирижерские" знаки с места. Я свободно двигаюсь по сцене и легко "вытягиваю" свою партию.
Никакие прожектора в глаза не светят, поэтому реакция зала мне хорошо видна. Ну... что надо реакция! Женщины сразу сели вместе, и теперь хлопают в такт и подпевают припев. Сам Щелоков выстукивает пальцами по подлокотнику. Чурбанов одобрительно кивает, встречаясь со мною взглядом. Степан Захарович строит одобрительную гримасу, и незаметно поднимает верх большой палец. Реакция практически такая же, какая была и в ресторане — песня всем активно(!) понравилась!
Еще не успели отзвучать аплодисменты, как вперед выходит Валентина, и звучит "Теплоход". Эту песню публика встречает еще более тепло!
Сергей исполняет "Семейный альбом" — и тоже успех...
Зал доволен, зал максимально доброжелателен, зал заведен!
И наконец, наступает МОМЕНТ ИСТИНЫ.
К микрофону выходим я и Валентина. Валентина начинает:
— Дорогие товарищи — сотрудники нашей родной советской милиции! Мы хотим от всего сердца поздравить вас с вашим профессиональным праздником!
Дальше мы хором:
— С Днем Милиции!
Теперь я один:
— Пусть спокойствие и безопасность в наших городах и селах будут всегда нерушимы благодаря вашей ответственности и высокому профессионализму, благодаря вашему мужеству и отваге.
Снова вступает Валентина:
— И пусть всегда у вас остаётся свободное время на семью и отдых. Пусть наша Советская страна неуклонно процветает, а уверенность в завтрашнем дне крепнет под вашей неустанной охраной и заботой.
Опять я:
— А если "кто-то кое-где у нас порой...", то все мы знаем — стоит набрать по телефону номер "Ноль-два", и помощь непременно придет...
Мы опять хором:
— ...в любое время, в любом месте, в любой ситуации!
Я:
— С Праздником Вас, дорогие товарищи!
Мы вместе:
— С Днем Советской Милиции!
Тут же Борис — клавишник "Аэлиты" — включает фоном запись милицейской сирены и имитации переговоров по рации, звучат первые аккорды, и я начинаю:
Милицейский эфир разорвал тишину,
И зажёгся в ночи проблесковый маяк,
Просто служба 'Ноль-два' охраняет страну,
Защищая её в повседневных боях.
Мы с Валентиной чередуем исполнение покуплетно. Улыбки на лицах слушателей пропали. Все напряженно слушают. Эту песню не слышали даже Степан Захарович с женой.
Мы постепенно повышаем градус исполнения и голосами, и музыкой... И вот наконец к последнему припеву присоединяются все музыканты ансамбля: два гитариста, клавишник, второй солист Сергей, Николай Завадский, и... даже у барабанщика для этой минуты есть свой микрофон.
В восемь голосов мы вытягиваем:
'Ноль-два' — пусть сменяется времени бег,
'Ноль-два' — снова помощи ждёт человек,
'Ноль-два' — неустанно хранит города,
Во все-еее времена-ааа!
'Ноль-два' — и патруль милицейский в пути,
'Ноль-два' — это значит помочь и спасти,
'Ноль-два' — это значит, отступит беда,
'Ноль-два', 'Ноль-два', 'Ноль-двааа-а!!!...
(примерно, так: http://www.audiopoisk.com/track/no/mp3/superbestsu — kursanti-vi-mvd-rf — milicia-02/ )
Мы все тянем, как можем, а голос Валентины улетает вверх, и парит там в недостижимой выси:
'Ноль-два' — это значит — отступит беда,
'Ноль-двааа, 'Ноль-дваааа-а' , 'Ноль-дваааааааа-а-а!!!... '
По-моему, так хорошо мы даже на репетиции ни разу не смогли исполнить. Да. Мы — хороши. При других раскладах генералы с кресел не вскакивают!..
* * *
Завтрак я благополучно проспал. На часах было 11:12, а значит, мама скорее всего уже на пляже. После вчерашнего она милосердно дала мне возможность валяться в постели, пока не приду в себя.
Что ж, это явно не стало лишним... Надо подумать... обдумать... Мне кажется, что я стал что-то про себя-нынешнего, понимать. Некоторые подозрения у меня зародились еще после... хм... "побоища" с Альдоной — а вот сейчас они стали превращаться уже в зыбкую теорию.
У меня здорово 'прибывает' в момент, "когда нужно", а потом... потом, когда все позади — наступает "откат".
Мне нужно было продолжить схватку с Альдоной? Пожалуйста — от сильнейшего и точного попадания в солнечное сплетение — ноль эмоций, зато потом не мог без обезболивающего даже лежать.
В Кремле была нужна абсолютная концентрация? Пожалуйста — я "видел" даже затылком.
Вчера был "момент истины"? Нет проблем, я все провел безукоризненно: общение, песни, шутки, общий ужин. Я умудрился даже заметить, как недовольно сузились глаза жены министра, когда слегка поддатый, веселый и довольный Щелоков заметил фотоаппарат главврача, и стал с нами фотографироваться. Я забрал перед отъездом катушку с пленкой у Михаила Афанасьевича, подошел, и тихонько сказал:
— Светлана Владимировна, тут пленка... Вы посмотрите пожалуйста... на досуге... что можно будет отпечатать на память?
Щелокова остро и совершенно трезво посмотрела на мою "наивную" рожу, и молча кивнув, забрала катушку.
Зато когда все прощались около машин, она приложилась губами к моей щеке, и тут же стерла с нее помаду тыльной стороной кисти. Остальным... просто покивала...
...Полночи, сидя в нашем номере, я, Клаймич, Завадский и Михаил Афанасьевич рассказывали истомившимся в ожидании маме с Лехой о встрече у министра, и делились впечатлениями. Сна ни у кого ни в одном глазу — хотя все участники министерского застолья слегка "поднабрались". Ну, кроме... понятное дело(!) кого...
Как все прошло? Фиг знает... могло ли вообще пройти лучше?!
Несмотря на мою вступительную байку, "Ноль-два" заставили исполнить "на бис".
Сразу после песни Щелоков от переизбытка чувств вскочил с места, и отправился обнять меня и чмокнуть Валентину! Его примеру последовали и все остальные... То есть заполонили импровизированную сцену, улыбались, пожимали руки, хлопали по плечам, хвалили, а меня еще и перепачкали в помаде!
Таким образом, сказать, что песня "народу" понравилась — не сказать ничего! Довольный и улыбающийся Чурбанов прижал меня к себе со словами:
— Ну, Витька — молодец! Твоя голова сегодня точно останется при тебе — ты ведь ею ручался?! Да?! Ха-ха-ха!..
А я только "стеснительно" улыбался, пока меня хлопали по плечам "разные там генералы" и тискали "всяческие тетки"...
Когда первые восторги чуть стихли, Щелоков "попросил":
— Ну-ка, ребятки!.. Давайте еще раз! — и вернулся обратно в кресло, потирая руки.
Ну ребятки и "дали"!.. Вдохновленные успехом первого исполнения, мы в этот раз совершили невозможное. Спели еще лучше! Уже без запредельного волнения, искренне и как-то душевнее...
Я следил за реакцией в зале... Щелоков напряженно вслушивался в слова. Чурбанов сжал правую руку в кулак, и иногда "помогал" ударами по подлокотнику нашему барабанщику. Все женщины без исключения хлопали в такт. Клаймич, розовый от волнения, косил сразу на обе стороны — на министра и его зама. Наш главврач беззвучно подпевал. Начальник Краснодарского ГУВД, как заведенный, ритмично кивал головой.
Равнодушных не было!
Зато потом был общий стол, разнообразные тосты и шутки... Атмосфера быстро стала какой-то домашней и неофициальной...
Щелоков опять снял мундир и галстук, и превратился в удивительно компанейского человека, в общении с которым иногда удавалось даже забыть, что он министр внутренних дел СССР.
Однако поистине ЦАРИЛ за столом Клаймич! Немногословный вначале, он незаметно завладел вниманием всех присутствующих. Многочисленные истории про артистов и рассказы про случаи на гастролях, сделали его тамадой стола.
А его тост за Щелокова, который неспроста смог разглядеть юный талант — "видимо, уважаемый Николай Анисимович сам не чужд творчества" — являлся и вовсе верхом гениального лицемерия!
Историю о том, что Щелоков на досуге увлекается живописью, я хитромудрому Григорию Давыдовичу как-то пересказал сам, со слов Чурбанова. Вот Клаймич удачно к тосту знание этого эпизода и приплел.
Как и на моей первой встрече со Щелоковым, Чурбанов снова ухватился за эту тему, и стал рассказывать о таланте шефа. Министр отмахивался и называл свои пейзажи "мазней", а те, кто видел работы, горячо возражали.
Не знаю... не видел... Конечно, льстили — как иначе... Но, может, и на самом деле не без таланта.
— Я одну картину по полгода пишу — если бы был художником, то давно бы с голоду помер... — отмахивался Щелоков.
Чувствуя, что начал выпадать из центра внимания, я решил это дело срочно поправить:
— Вот тут вы совсем неправы, Николай Анисимович... — пробурчал я, жуя сельдь "под шубой".
Министру редко сообщают, что он в чем-то "неправ", тем более "совсем" — поэтому на мне сразу скрестились заинтересованные взгляды присутствующих.
Я шустро прожевал "шубу", и крутя вилку, пояснил свою мысль:
— Вот один художник как-то жаловался другому: "— Пишу, говорит, картину за два дня — а продать не могу два месяца... А второй ему и отвечает: — А ты попробуй писать картину два месяца — тогда и продашь ее за два дня"!
Общий одобрительный смех! Щелоков громче всех...
Когда народ поел и выпил, а эмоции слегка улеглись — я "вспомнил", что у нас есть еще одна песня, и дорогие женщины вполне могли бы под нее потанцевать.
Идея была встречена с горячим одобрением, и мы снова перемещаемся в кинозал, где стоит вся музыкальная аппаратура.
По пути встревоженый Клаймич интересуется у музыкантов, в состоянии ли они сейчас играть — но закаленные в кабацких халтурах ребята только усмехаются. А слегка захмелевшая Валентина, кажется, поет лучше Валентины трезвой!
...Я уже не та, что была ещё вчера,
Я уже давно поняла — любовь игра.
Всё, что я забыть не могла — забыть пора,
Только почему-то мне хочется помнить!..
В зале горит только треть ламп, и интимный полумрак создает романтическую атмосферу. Голос страдающей от неразделенной любви женщины звучит проникновенно и печально. В манере исполнения нет ничего общего с хабалистой Любой Сицкер. Никто, конечно, не танцевал — женщины откровенно взгрустнули. Ирина Петровна положила голову на плечо мужу, Светлана Владимировна взяла Щелокова за руку, а жена главного сочинского милиционера, Анастасия Валентиновна, прижалась к мужу...
...Манит, манит, манит карусель,
Карусель любви — неверная подруга,
Манит, манит, манит карусель,
И на ней никак нельзя догнать друг друга...
Отзвучали последние звуки музыки... Молчание...
— Как же ты, мальчик, смог так за женщину написать? — негромко спрашивает в наступившей тишине Светлана Щелокова.
Боясь спугнуть зыбкую атмосферу мечтательности и грусти, опустившуюся на присутствующих, и опасаясь "промахнуться" с ответом, я так же негромко сказал:
— Маму представлял... Как папы не стало... Уехал в Африку — и все... Не забыть... и не догнать...
Мужчины начали отводить глаза, у женщин они заблестели... Ирина Петровна оторвалась от мужа, подошла ко мне, и крепко обняла...
"Да, батенька, вы циничная сволочь... И отлично это сознаете...".
— Значит, так!.. — громко и уверенно произносит Щелокова, — Командую, как младший сержант медицинской службы... Отставить грусть — шагом марш всем пить чай с эклерами!..
Сладкая полудрема закончилась. В номер с шумом и грохотом ввалился МАМОНТ! То есть Леха...
— Вставай, давай!.. А то и обед проспишь, морда талантливая... — деловито поздоровался "старший брат", — Клаймич звонил — сейчас приедет. Он тут рядом, в санатории Ленина...
Стеная и жалуясь на горькую судьбину, я поплелся в ванну — а когда вышел, Леха и Григорий Давыдович уже приканчивали вторую бутылку "Боржоми"...
— ...Вера все нормально восприняла. — отмел мои опасения Клаймич, — Пока ансамбля полностью нет, отдельных солисток показывать неразумно.
— У нас не только солисток нет, — констатировал очевидное Леха, — у нас и музыкантов нет... Ну, кто там будет на гитарах, барабанах...
— Хороших музыкантов набрать все-таки попроще, чем хороших солистов... — задумчиво протянул Клаймич, — Мы с Николаем тут прикинули несколько вариантов достойных кандидатур... У нас получилось по два-три человека на одно место... Кто-то, да согласится... Потом можно будет корректировать. В конце концов, это будет всего лишь вопрос денег...
Клаймич многозначительно посмотрел на меня.
Я спокойно кивнул.
— Рассказал девушкам, как вчера приняли наши песни! Воодушевились все... Кстати, Витя, я заметил, что Альдона по-прежнему проявляет немалый интерес к нашему прожекту...
"Бlя!.. Да ладно?!".
Клаймич ждал ответа...
— Так вы же сами взялись с ней поговорить, Григорий Давыдович? — изображаю "святую простоту".
Клаймич кивает с ехидным видом:
— Я и поговорил... А она мне так же, как тогда Вера, заявила, что это ей нужно обсудить с вами. Лично!
— Этой-то что со мной обсуждать "лично"? — "недоуменно" пробормотал я под пристальным прицелом двух пар глаз.
— Ну, может, это что-то творческое? — "наивно" предположил чертов "мамонт". Сидел он далеко, ногой было не дотянуться...
— Ей вы песню не посвящали?! — улыбаясь, подхватил эстафету Клаймич.
— Нет, конечно — как ей посвятишь?.. — пожал я плечами, — К такому имени и рифму-то не подобрать!.. Ммм... "У Альдоны — глаза бездонны"... А, нет... могу... Но не делал!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
