Евангелие от Егория

На дру­гой день, идя даль­ше, уви­де­ли бра­тья Зе­ве­дее­вы ка­ко­го-то па­рень­ка, ко­то­рый, ока­зы­ва­ет­ся, жил с ни­ми ко­гда-то по со­сед­ст­ву. Ока­зал­ся это Фи­липп, ко­то­рый без ко­ле­ба­ний с ра­до­стью со­гла­сил­ся при­сое­ди­нить­ся к Ии­су­су и брать­ям Зе­ве­дее­вым с брать­я­ми Ио­сие­вы­ми.

Так и на­ча­ли они хо­дить по Га­ли­лее, во­круг да око­ло озе­ра Га­ли­лей­ско­го, про­по­ве­до­вать да лю­дей учить. Ин­те­рес­ную они со­став­ля­ли ком­па­нию: впе­ре­ди ше­ст­во­вал с пше­нич­но-свет­лы­ми вол­ни­сты­ми во­ло­са­ми, спа­дав­ши­ми до плеч, Ии­сус, за ним два бра­та Ио­се­вы, Пётр да Ан­д­рей, ря­дом с ко­то­ры­ми вы­ша­ги­вал и Фи­липп. Бы­ла эта трои­ца тем­но­во­ло­са, да­же не про­сто тем­ны­ми бы­ли их во­ло­сы — они бы­ли ис­си­ня-чер­ны­ми, цве­та во­ронь­е­го кры­ла. За­мы­ка­ли ше­ст­вие мед­но-ры­жие бра­тья Зе­ве­дее­вы, Иа­ков да Ио­анн. Вме­сте они со­став­ля­ли не­обыч­ный ан­самбль, ко­то­рый сво­ей кра­соч­но­стью бро­сал­ся в гла­за и при­вле­кал к се­бе все­об­щее вни­ма­ние.

Ка­ко­вы же бы­ли они, пер­вые спут­ни­ки Ии­су­са?

Пет­ра Ии­сус воз­вы­шал на­до все­ми, по­сколь­ку тот был сле­по пре­дан ему. Здо­ро­вен­ный муж­лан с чер­ной гус­той — не про­де­решь­ся! — бо­ро­дой, с на­ив­ны­ми по-дет­ски гла­за­ми, он был для Ии­су­са, как сто­ро­же­вой пес: он все­гда ог­ра­ж­дал его от на­стыр­ных и на­зой­ли­вых лю­бо­пыт­ст­вую­щих и по­про­ша­ек и про­кла­ды­вал до­ро­гу в тол­пе, оря сво­им зыч­ным го­ло­сом: "Апа­ст­ра-а-а-нись! По­сто­ро­нись, го­во­рю!"

Ии­сус слег­ка под­тру­ни­вал над ним, ко­неч­но, лю­бя, но тот шу­ток не по­ни­мал, хо­тя, ко­гда все друж­но смея­лись над Ии­су­со­вы­ми сло­ва­ми, он к ним то­же при­сое­ди­нял­ся и сме­ял­ся шут­кам столь же ис­крен­не. Был он добр, за его гру­бо­ва­ты­ми ма­не­ра­ми про­гля­ды­ва­лась щед­рая ду­ша, за что его все лю­би­ли, хо­тя он был и строг.

Ан­д­рей был те­нью Пет­ра. С са­мо­го дет­ст­ва он обо­жал стар­ше­го бра­та, бу­к­валь­но смот­рел ему в рот, по­ви­ну­ясь бес­пре­ко­слов­но лю­бым при­ка­зам Пет­ра. Он был весь­ма не­да­лек, ес­ли не ска­зать, что да­же ма­лость глу­по­ват, но за­то без­от­ка­зен и без­зло­бен, что де­ла­ло его удоб­ным парт­не­ром во всех де­лах. Де­лал он все ис­то­во, са­мо­заб­вен­но, не за­ду­мы­ва­ясь, за­чем и по­че­му: так на­до! Ии­сус, по­ни­мая ис­тин­ную це­ну Ан­д­рею, ста­рал­ся не по­ру­чать ему ни­ка­ких са­мо­стоя­тель­ных дел: ведь за­ставь ду­ра­ка Бо­гу мо­лить­ся, он се­бе и лоб рас­ши­бет!

Фи­липп был лич­но­стью не­зна­чи­тель­ной. Ии­сус по­ни­мал, что он примк­нул к не­му лишь за ком­па­нию с брать­я­ми Зе­ве­дее­вы­ми. По­зо­ви они его на ры­бал­ку или де­вок по­ще­ко­тать, он по­пер­ся бы с ни­ми с той же ра­до­стью. Но па­рень он был, хоть и без ца­ря в го­ло­ве, но доб­ро­душ­ный, по­кла­ди­стый и ус­луж­ли­вый.

Иа­ко­ва Ии­сус по­чи­тал за тер­пе­ли­во­го и вни­ма­тель­но­го слу­ша­те­ля. Тот все­гда по-со­ба­чьи пре­дан­но смот­рел на Ии­су­са свои­ми боль­ши­ми чер­но-виш­не­вы­ми не­мно­го блуд­ли­вы­ми гла­зи­ща­ми. Был он, ко­неч­но, то­же при бо­ро­де, но рос­ла она у не­го как-то клочь­я­ми, а жи­день­кие пей­сы тор­ча­ли во все сто­ро­ны, соз­да­вая во­круг ли­ца его брон­зо­во-крас­ный оре­ол. Как и боль­шин­ст­во ры­жих, Иа­ков был ко­но­пат пре­дель­но: шея, пле­чи, ру­ки аж до са­мых паль­цев бы­ли ис­пещ­ре­ны вес­нуш­ка­ми, ко­то­рые бы­ли по­кры­ты лох­ма­ты­ми, то­пы­рив­ши­ми­ся во­ло­са­ми. Иа­ков ни­ко­гда не за­да­вал во­про­сов, но Ии­су­су ка­за­лось, что из пя­те­рых он был бо­лее всех рас­су­ди­те­лен и со­об­ра­зи­те­лен. Впро­чем, это су­ж­де­ние о нем мог­ло быть и оши­боч­ным, хо­тя не зря, на­вер­ное, го­во­рят что сло­во — се­реб­ро, а мол­ча­ние — зо­ло­то.

Ио­анн, млад­ший из брать­ев Зе­ве­дее­вых, был са­мым юным и по­чи­тал Ии­су­са за от­ца сво­его, лас­тил­ся к не­му как ре­бе­нок, и Ии­сус час­тень­ко раз­ре­шал ему воз­ле­жать у се­бя на гру­ди, чем ино­гда вы­зы­вал не­удо­воль­ст­вие ос­таль­ных, при­ни­мав­ших эти вза­им­ные лас­ки за про­яв­ле­ние со­до­ми­че­ских на­клон­но­стей. Но уж ес­ли и ду­мать мож­но бы­ло пло­хо о ком из них, так уж ско­рее об Ио­ан­не. Он и с бра­том сво­им Иа­ко­вом ино­гда за­те­вал до­воль­но стран­ные иг­ры. Маль­чик — а это был еще дей­ст­ви­тель­но поч­ти маль­чик, са­мый юный из них. Был весь­ма де­ли­кат­но­го, мож­но ска­зать, да­же де­вичь­е­го сло­же­ния, с неж­ной шел­ко­вис­той ко­жей, не тро­ну­той, как у его бра­та, вес­нуш­ка­ми, но с та­ки­ми же куд­ря­вы­ми ог­нен­но— ры­жи­ми во­ло­са­ми, как у бра­та, с глад­ким юно­ше­ским ли­цом, на ко­то­ром толь­ко лег­ким на­ме­ком на­чал про­би­вать­ся свет­лый пу­шок над верх­ней гу­бой.

Та­ко­вы бы­ли пер­вые спут­ни­ки Ии­су­са, пер­вые его по­сле­до­ва­те­ли и уче­ни­ки. Мож­но бы­ло, ко­неч­но, най­ти ко­го и по­лу­чше, но так уж вы­шло: они пер­вые по­па­лись на гла­за, а дру­гих в на­ча­ле пу­ти не ока­за­лось.

Что де­лать: на без­ры­бье и рак ры­ба, как го­ва­ри­ва­ли ры­ба­ки-га­ли­лея­не, вы­тас­ки­вая из пус­тых се­тей слу­чай­но за­пу­тав­ше­го­ся в них ра­ка.

ФАД­ДЕЙ И МАТ­ФЕЙ

Иду­чи бе­ре­гом с се­ве­ра на юг то­го же мо­ря Га­ли­лей­ско­го, про­хо­ди­ли они ми­мо ка­ко­го-то за­ху­да­ло­го го­ро­диш­ки — то ли Хим­не­ре­фа, то ли Ма­гда­лы — и уви­де­ли мы­та­ря, си­дя­ще­го у сбо­ра по­шлин. По­до­шел к не­му Ии­сус, пред­ста­вил­ся, тот в от­вет на­звал­ся Лев­ве­ем. Раз­го­во­ри­лись. Мы­тарь был поль­щен, что та­кой на вид об­ра­зо­ван­ный и, воз­мож­но, да­же знат­ный че­ло­век так за­про­сто тол­ку­ет с ним, пре­зрен­ным па­ри­ей. Мы­та­рей в на­ро­де не лю­би­ли, как не лю­бят ни­где сбор­щи­ков по­да­тей. А в чем, соб­ст­вен­но, они ви­но­ва­ты-то? Ведь так уж мир уст­ро­ен: один пла­тит по­да­ти, дру­гой их со­би­ра­ет, а тре­тий — кла­дет их се­бе в кар­ман. Так же, как ни за что не лю­бят тю­рем­щи­ков: ведь не будь пре­ступ­ни­ков и не будь тех, ко­го на­до от них за­щи­щать, — и тюрь­мы бы­ли бы не нуж­ны!

При­гла­сил Лев­вей Ии­су­са с его друзь­я­ми к се­бе до­мой и уст­ро­ил там уго­ще­ние, на ко­то­рое по­звал еще и дру­гих сво­их дру­зей-мы­та­рей. И воз­ле­жал с ни­ми Ии­сус, тра­пез­ни­чал, и вел бе­се­ды ум­ные, и мно­гих скло­нил на свою сто­ро­ну.

Боль­ше всех по­нра­вил­ся Ии­су­су один из мы­та­рей — Мат­фей. Он очень тре­пет­но вни­мал ка­ж­до­му сло­ву Ии­су­со­ву, а ино­гда и во­про­сы за­да­вал, дель­ные и глу­бо­кие. По­ни­мал Ии­сус, что слу­шать это еще не зна­чит ус­лы­шать, но вот во­прос за­дать мо­жет толь­ко тот, кто по­нял поч­ти все, что слы­шал, но хо­чет уз­нать еще чуть боль­ше. И по­ду­мал Ии­сус: "Хо­ро­шо бы его к нам при­об­щить. Бу­дет дель­ный по­сле­до­ва­тель мой. Ведь не толь­ко ру­ки да но­ги нуж­ны, на­до бы и го­ло­вой об­за­вес­тись в мо­ей об­щи­не. А то ведь все на мне!"

Пра­во­вер­ные иу­деи, уви­дев, что Ии­сус тра­пез­ни­ча­ет с греш­ни­ка­ми и мы­та­ря­ми, ко­их все не лю­би­ли, го­во­ри­ли уче­ни­кам его: "Как так?! Ваш учи­тель и ест, и пьет с мы­та­ря­ми! Как же вам толь­ко не стыд­но есть и пить с пре­зрен­ны­ми греш­ни­ка­ми?"

Ус­лы­шав это од­на­ж­ды, Ии­сус от­ве­тил им:

— Не здо­ро­вые име­ют ну­ж­ду в ле­ка­ре, а боль­ные! Я при­шел при­звать не пра­вед­ни­ков, но греш­ни­ков к по­кая­нию. Кро­ме то­го, чем мы­тарь ху­же ува­жае­мых пра­ви­те­лей? Мы­тарь сби­ра­ет по­да­ти с на­ро­да, но не для се­бя же со­би­ра­ет! За что же пре­зи­рать его? Он ведь, как и ры­ба­ки, и пас­ту­хи, за­ра­ба­ты­ва­ет на жизнь се­бе и се­мье сво­ей. А уж ес­ли ко­го и пре­зи­рать, так это тех са­мых празд­но жи­ву­щих бо­га­те­ев, к ко­то­рым эти де­неж­ки и сте­ка­ют­ся!

Ну, что на это от­ве­тишь? Труд­но бы­ло воз­ра­зить Ии­су­су: хо­тя мы­та­рей все рав­но все не­на­ви­де­ли — та­ко­ва уж на­ту­ра че­ло­ве­че­ская. При этом мно­гие тай­но им да­же за­ви­до­ва­ли — ра­бо­та не пыль­ная, по­сто­ян­ная, и оп­ла­та хо­ро­шая, а тут ишачь то ли на бар­ка­се с во­ню­чи­ми се­тя­ми, то ли под па­ля­щим солн­цем по скло­нам гор, го­няя ста­до ту­пых и не­по­слуш­ных коз да овец!

По­сле тра­пе­зы ска­зал Ии­сус Лев­вею: "Сле­дуй за мною, бу­дешь не по­да­ти со­би­рать, а ду­ши че­ло­ве­че­ские..." По­том ог­ля­нул­ся на Мат­фея и об­ра­тил­ся к не­му:

— Ви­жу я в те­бе не­за­уряд­но­го че­ло­ве­ка, Мат­фей. Был бы рад, ес­ли бы ты был ря­дом, мы бы — я уве­рен — ста­ли хо­ро­ши­ми друзь­я­ми. И ве­рю я, что ждет те­бя ве­ли­кое бу­ду­щее!

И оба, Лев­вей и Мат­фей, ос­та­вив всё, по­сле­до­ва­ли за Ии­су­сом. Так еще двое при­ба­ви­лись к дру­жи­не Ии­су­со­вой. Лев­вею бы­ло да­но про­зви­ще Фад­дея.

ЗА­ТО­ЧЕ­НИЕ ИО­АН­НА

Спус­тя ка­кое-то вре­мя, уз­нал Ии­сус, что Ио­анн схва­чен и от­дан под стра­жу. Ока­зы­ва­ет­ся, не толь­ко кре­стил да гря­ду­ще­го Мес­сию про­воз­гла­шал Ио­анн: он еще взял­ся и за власть пре­дер­жа­щих. Са­мо­го чет­ве­ро­вла­ст­ни­ка Иу­деи Иро­да Ан­ти­пу об­ви­нил в гре­хов­ном об­ра­зе жиз­ни. Ко­неч­но, да­ле­ко не пра­вед­ни­ком был Ирод, но кто из нас не без гре­ха? Не мог стер­петь это­го чет­ве­ро­вла­ст­ник, при­ка­зал схва­тить Ио­ан­на и за­то­чить в тем­ни­цу, хо­тя по­вод для это­го на­шел не лич­ный, а го­су­дар­ст­вен­ный: мол, Ио­анн, го­во­ря о при­хо­де не­кое­го Мес­сии, или по-гре­че­ски — Хри­ста, при­зы­ва­ет на­род к бун­ту про­тив рим­ской вла­сти, а за­од­но и про­тив ме­ст­ных ев­рей­ских упра­ви­те­лей. Ведь еще све­жа бы­ла в на­ро­де па­мять — не про­шло и сот­ни лет! — как без­род­ный раб-фра­ки­ец Спар­так вот так же ни­от­ку­да и не­ожи­дан­но воз­ник и по­вел сво­их дру­зей— гла­диа­то­ров на борь­бу с Рим­ской им­пе­ри­ей. И Ио­анн, мол, под­тал­ки­ва­ет на­род к не­по­ви­но­ве­нию го­су­дар­ст­ву и церк­ви.