— Милорд! Я невероятно рад Вас видеть в моём скромном заведении. Надеюсь, Вы пришли сюда по делу? Мне было бы приятно оказать Вам услугу...
Подобные речи трудно давались Циульсу: он не любил пресмыкаться или "лебезить", но — именно так можно было зазвать к себе богатого клиента. Жить-то надо...
Раньше Стефан высказал бы Антонию всё, что думает о его унижении перед герцогом. Точнее, это Бертольд высказался бы. А Стефан...Стефан смолчал: Айсер оказался мудрее Шварца.
— О да, мэтр Циульс, мы явились по зову долга. Семейного долга.
За тучами жеманства показался огонёк волнения и души...Была у этого человека душа, Бертольд в то мгновение был в этом уверен абсолютно! Жаль только, что душу эту спрятали за пошлым лоском свиты и ложным блеском драгоценных камней.
Мэтр изменился в лице: туча налетела, серая, нет, чёрная-чёрная, которой даже ночь испугается...
— Я к Вашим услугам, Ваше сиятельство. Стефан, займи разговорами уважаемых господ, — и этак многозначительно посмотрел на Айсера.
Подмастерье всё понял: нужно было дать герцогу и алхимику пообщаться наедине, без посторонних. Что же такое случилось?
"Семейное дело...Так...надо вспомнить...Кажется, жена герцога вот уже пятый или шестой год как живёт вдали от города, на западном побережье королевства...Стоп! А ведь у него есть дочь, лет семнадцать недавно исполнилось, и сын лет пятнадцати. Может, с ними что-то произошло?"
Надо сказать, что Стефан размышлял над возможными причинами визита герцога — и одновременно занимал свитских рассказами, о том, "а что это за череп? Ах, какая прелесть! Какая прелесть! Фи, а что же это? Даже таааак..."
Минут через двадцать герцог и алхимик вновь вернулись. Циульс мыслями был где-то далеко-далеко, за небесами и горними высями. А вот Рудольф заметно повеселел.
— Благодарю за помощь, мэтр! Буду ждать Вашего подмастерья с необходимыми составами! — склонил голову в благодарном жесте герцог, удаляясь из лавки.
Свита, шурша и топоча, последовала за Рудольфом.
На мгновения, показавшиеся Стефану вечностью, воцарилась задумчивая тишина.
— В общем, так, Стефан. Тебе -предстоит завтра отправиться во дворец, у дочки герцога болезнь какую-то нашли...Ха, много его лекари понимают в болезнях! Судя по всему, у неё — несчастная любовь, потому и угасает. Я кое-какие бодрящие зелья подготовлю, ты ей их принесёшь...А заодно поддержишь светскую беседу. Пусть нормального человека увидит хотя бы, приятного мужчину, а не ничего не смыслящих в жизни врачей и вздыхающих над любовными новеллами кормилиц! Много они в жизни-то понимают!
Антоний — пускай на краткий миг! — помолодел, стряхнул с себя лет тридцать! Молодецкая ухмылка, огонь юности в глазах, пышущий силой и задором! Но молодость проходит — а эта, вторая, проходит ещё быстрей. Плечи Циульса поникли.
— Знаешь, Стефан, мне не один десяток раз хотелось избавиться от моего таланта, от моего желания творить искусство алхимии! Ведь талант — это та мера, которую мы платим за успех нашего дела. А за своё дело, которое почти что никому и не нужно, я заплатил слишком многое...Ладно, Стефан, не слушай старого, больного, глупого Антония. Может, тебе повезёт больше, чем мне...А может, я окажусь прав, и ты заплатишь непомерную цену за свои успехи. Кто знает?
— Что ж, продолжай молчать, не бойся, разговорим, не таких петь заставляли! — ухмыльнулся Бертран Дебаярад. — Но, знаешь, не хочу я жестокости: слишком уж уважаю умельцев, особенно тех, чьи творения могут помочь делу Белого Ордена. Помоги делу добра и света, поделись секретом "чёрной пыли"! Гильдия механиков обладает секретом подобной штуки, но она не по карману нам. Нет, у гильдейских рецепт мы перекупим, но вся казна Ордена уйдёт на полтора десятка бочонков с этим оружием. От тебя зависит успех дела Справедливости! Подумай сам! Часто ли т слышал о Белом Ордене что-то хорошее? Где наша слава? Померкла...Прошло время рыцарей, чести и верности идеалам, не эти вещи правят балом, далеко не эти.
Речь Бертрана была полна неизбывной печали, нотками реквиема по утерянному могуществу Ордена, по канувшим в небытиё временам блистательных рыцарей, облачённых в снежно-белые одежды. Уж нету рыцарей, прошло время света...Прошло время...
— Помоги мне вернуть былое, помоги мне победить зло и несправедливость, одолеть врагов рода человеческого, ниспровергнуть зло в обитель Палача!
— Я видел Палача, Бертран, и поверь мне, я не завидую ему! Хранители Равновесия, ревнители добра и правды уничтожат тысяч, сотни тысяч людей! Какое доброе, какая справедливость, какой свет? Хэвенхэлл не заслужил света, если даже Палач, защитник этого мира, всего лишь запутавшийся в себе парень, тысячу лет закованный в кандалы судьбою! Нет, Бертран, уж лучше пусть сам мир решает, кому жить, а кому — нет! Я не помощник в убийстве! Моё творение умрёт месте со мною!
Бертольд Шварц горделиво запрокинул голову, выказывая всем своим видом твёрдость своих слов, важность своего "памфлета".
— Ага. Ну ладно, как...
И тут корабль тряхнуло в третий раз — но с такой силой, что алхимик не смог устоять на ногах и полетел на пол, ударившись о косяк двери.
В коридоре послышались крики, возня, гром — и в капитанскую каюту ворвался...Анкх!
— А я уж думал, ты не придёшь, вестник, — улыбнулся, превозмогая боль, Бертольд...
Глава 14.
Рвусь из сил — из всех сухожилий,
Но сегодня — опять как вчера:
Обложили меня, обложили!
Гонят весело на номера!
Владимир Высоцкий
— Белый Орден! Всем на месте замереть! — раздались крики со всех сторон.
Анкх старался держать себя в руках, мысленно повторяя одну и ту же фразу: "Я в безопасности, со мною всё хорошо, всё обойдётся, мне нельзя сейчас своей сущности показывать!".
Шаартан затравленно огляделся по сторонам — и, глубоко вздохнув, поднял руки вверх, показывая, что не собирается драться. Магнус же переминался с ноги на ногу, глядя, как к ним подходят вооружённые и настроенные весьма и весьма решительно "беляки".
— Сдали нас, значит, — прошипел сквозь зубы некромант. Но что ж, ему было не привыкать...
Махтун много интересного рассказал Шаартану в тот день. Древние сказки, непредназначенные для детских ушей, секреты и тайны соседей, многие из которых ещё топтали эту землю. Но главное — Махтун поведал об Ушедших в Пески, покинувших этот мир. Там, за чертой, за гранью этого мира, существовали мириады других, для каждой души — свой, крохотный мир-мечта. Для каждой души, будь её владелец хоть вором последним, хоть первым праведником.
— Спросишь, отчего так, сын Шары? Мне трудно будет тебе объяснить, пускай ты и научился взывать к Ушедшим в Пески, но ты не прожил за них жизни. А я пожил здесь, в этом мире, я кое-что знаю, о многом задумывался, о некоторых вещах не раз и не два думал...Ведь души — они не злые, не добрые, души — это души. Да и люди не самого же рождения тати, развратники и душегубы! О, сын Шары, если бы знал людей не четырнадцать лет, а семьдесят, ты, бы, может, и не согласился со мною...Хотя и в свои годы ты можешь назвать мои слова вымыслом, россказнями мечтателя...Да, я — мечтатель, но я верю в Человека! И кто-то, создавший наши миры, разделяет мою веру, вот почему каждому уготован островок мечты посреди тьмы Вселенной. Помни об этом, Шаартан, и не думай, что после смерти ждёт лишь тьма и злоба. После смерти — будет что-то иное, будет...Будет то, о чём ты всю твою жизнь мечтал, что ты созидал каждый твой день, каждое мгновенье твоей жизни. И всё же...Не спеши туда, что мы зовём Песками. Там...одиноко, там очень одиноко...Некому мне там рассказывать сказки. Сын Шары, уходи отсюда поскорей: скоро рассвет, я чувствую. Сомневаюсь, что ты избежишь наказания, если тебя здесь обнаружат, да ещё и рядом с этим твоим знаком. Беги, сын Шары, каждой сказке настаёт конец — настал конец и этой.
Дух взмахнул призрачной рукою, показывая, что Шаартану надо торопиться. Доброе, задумчивое лицо Махтуна озарил внутренний свет — погасший через краткий миг бесконечной вечности. Сказка кончилась...
С той ночи юноша почувствовал в себе силу, настоящую силу: ведь даже мёртвые послушны его зову! Шаартан с жадностью набросился на манускрипт Нафураздэ, вбирая в себя знания и опыт этого странного автора. На одной странице книги этого некроманта соседствовала сухая научность и полубезумная поэтичность, дерзкие идеи и полное непонимание повседневной жизни. Порой сын Шары мечтал встретиться с человеком, назвавшимся Нафураздэ, но думал, что тот уже давно отправился на тот свет, получив возможность "вплотную" заняться исследованием мира духов. А может — и миров, если верить Махтуну.
Каждое полнолуние Шаартан приходил на кладбище, каждый раз вызывая нового духа. Несколько часов возвращения в беззаботное прошлое — разве это не стоило целого месяца волнительного ожидания и нескольких часов страха за успех задуманного дела? Но постепенно некромант пожелал овладеть не только общением с духами: Нафураздэ говорил, что сила мёртвых может быть не слабее волшебства. А уж если ты владеешь обоими искусствами — сколько дверей откроется перед тобою!
И Шаартан принялся за дело. Наставник только диву давался, насколько жадно ученик тянется к крупицам знаний о волшебстве, считая, что парень наконец-то взялся за ум! Кто знает, как бы повернулось дело, не пожелай учитель обучить сына Шары всему, что знает сам...
— Саид, Вы мне не поможете? — девичий голос настиг Шаартана на полпути к дому.
Обычно юноша ходил, глядя в землю, мало обращая внимание на окружающий мир, но этот голос...Было в нём что-то такое...Сын Шары точно не мог сказать точно, что же в этом голосе заставило его остановиться.
Один взгляд...Шаартан не мог оторвать свой взор от волос этой девушки. Вселенная сузилась до размеров цвета хны...А где-то там, серыми звёздами, сверкали невероятно, до умопомрачительной одури, глаза...Некромант в тот миг понял, КАК может придти любовь.
— Саид...— голос шёл откуда-то издалека, из другого мира, прекрасного, в котором Шаартану хотелось бы жить...
Некромант влюбился — безумно, влюбился — навсегда. Образ лучшей из женщин, девушек и девочек, Эльвиры Шаартан бережно хранил в своём сердце, даже в тот день, когда весь город вышел на "казнь" пойманного с поличным "колдуна".
А ведь как всё замечательно шло! Любовь к Эльвире вот-вот должна была изменить жизнь сына Шары, отвадить его от некромантии. Ну как можно думать о мертвецах и духах, когда рядом с тобою — прекраснейшее создание на свете, яркая и тёплая, как первый луч восходящего солнца?! Однако этот же свет и погубил Шаартана.
Это был вечер перед полнолунием — с того времени Шаартан возненавидел полную луну.
Вот-вот Эльвира и сын Шары должны были разойтись по домам, и надо же было случиться троим пьяницам, решившим повеселиться!
— О, да парень-то с красоткой! Красотка, красотка, не погадаешь нам, а? Не ждёт ли ночь любви нас? — сухощавый решил блеснуть своим "умом". — Ну куда же ты, красотка! Так нечестно!
— Всё — честно, — с вызовом ответил Шаартан, закрывший собою Эльвиру.
Как же смешно выглядел паренёк, только-только отметивший наступление семнадцатого года жизни, по сравнению с теми тремя взрослыми, крепкими мужчинами.
В ночном свете блеснули лезвия доставаемых ножей.
— А тебя вообще не спрашивали, парень, — похоже, из этой троицы мог говорить только один, тот самый сухощавый, высокий и "весёлый".
— Спрячься в безопасное место, — коротко, с холодком в голосе сказал Шаартан, выставляя руки перед собою.
Холёные такие руки, с изящными, почти что девичьими кистями...
— О, да ты шутник, парень! Н вот мы и повеселимся! — и снова на арене самого грустного из самых весёлых миров блистал тот самый сухощавый.
Двое его дружков подбирались всё ближе и ближе.
— Прочь, — прошипел Шаартан, вкладывая всю свою злобу в это короткое слово.
Помогло? Ничуть, те бандиты разве только уверенней стали.
Для некроманта без времени замедлился. Волшебство применить? Не поможет, Шаартан не знал заклинаний, которые бы сейчас помогли против троих вооружённых человек...Оставалась...Да, оставалась только некромантия. Парочка "фокусов" из неё сейчас была бы как нельзя кстати.
— Сами напросились, — подмигнул Шаартан и резко, рывком, вскинул правую руку вверх. — Аз-зарай малак аз-зарай, гады!
Слабо различимая в ночной полутьме, разгоняемой только редкими факелами и масляными фонарями, чёрная "змейка" полетела в ближайшего нападавшего. Тот застыл на месте, когда "змейка" ударилась в сердце — и рухнул на землю: сердце остановилось. Ещё мгновенье — и уже второй труп лежал на земле.
— Ну что, погадать тебе, а? — злорадствовал Шаартан. — Никто не смеет угрожать моей любимой, ясно тебе, ясно???
Сердце сухощавого остановилось, когда некромант произнёс эти слова. "Змейка" славно поработала...
Некромант обернулся — и увидел только спину Эльвиры, убегавшей куда глаза глядят...Никто не любит некромантов — ведь как можно любить непонятое и непонятное?..
Слишком уж многое начинаешь понимать, только ощутив это "многое" на собственной шкуре. И как часто хочется, чтобы не было у тебя этого опыта, этого понимания, как страстно ты желаешь оставаться в неведении...
— Смирные уж слишком, — недоверчиво проговорил рыцарь Ордена, опасливо подходя к Шаартану.
Некромант злобно поглядел на "беляка", перевёл взгляд на волновавшегося Анкха ("Хоть бы выдержал!")...
— Смирные, смотрите-ка! Спасибо, морячок, за помощь Белому Ордену! Ты должен быть горд тем, что помог великому делу добра! Улыбайся, морячок!
"Беляк" захохотал, наслаждаясь собственным "чувством юмора". Кнехты, стоявшие позади него, приподнятого настроения командира не разделяли.
— Что ж, — "беляк" наконец-то изволил стать серьёзным. — Прошу на наш корабль, рыцарь-магистр решит, что с вами делать. А что этот так на меня злобно смотрит? Что, не нравится облик ревнителя света? Ну ты у меня...
Рыцарь Белого Ордена замахнулся на Анкха, явно желая влепить увесистую пощёчину, и...
Этот смешливый "ревнитель", наверное, так и не успел понять, что же произошло: он просто отлетел на десяток шагов назад. Туда, что раньше "Беляка" было лицом, смотреть совершенно не хотелось: при малейшем взгляде накатывала тошнота.