F20.Балансировать на грани

   — Я не знаю.

   — Никто не знает ответа на этот вопрос, но Коля остался дома, Алину оперировал другой, кстати, тоже талантливый хирург, результат его работы тебе известен. Днем Олег работал с психически больными пациентами, вечерами оставался один на один с парализованной женой. В то время мы напрочь потеряли с ним контакт.

   — Дети всегда на первом месте, так скажет любой здравомыслящий взрослый человек. В первую очередь, нужно спасать детей.

   — Думаю, Олег это понимает. Но правда остается таковой. Коля сделал выбор и потерял сына, разум которого не смог выбраться из ловушки, которую уготовила судьба. Ты бы видела его состояние, когда после вскрытия сообщили, отчего умерла Алина, что в остановке ее сердца виноват именно он. Я думала, он голову себе разобьет о стену, мы понятия не имели, что делать. Прокурор требовал показания, вызывал его на допросы. Встал вопрос о лишении лицензии. Мы не выдержали и отвели его к психиатру. Лечение заняло несколько лет, после чего он, кажется, стал возвращаться к жизни. А теперь безумие снова поглощает его, разрушая все достигнутые за это время успехи.

   — Вините в этом меня? — закрываю лицо ладонями, не в силах смотреть в глаза сидящей рядом женщины. С минуту она молчит, потом гладит меня по голове.

   — Ты должна понять, что его болезнь — это не поле боя, и мы не враги вам.

   — Кажется, теперь Олег каждого считает своим врагом, даже меня.

   — Вот взгляни, — Инна Викторовна поднимается и подходит к столу, достает из своего ежедневника белый неподписанный конверт, протягивает мне.

   Внутри крохотная измятая записка. Косые буквы на неровно вырванном из тетради в клеточку клочке бумаги: "Демоны повсюду хотят убивать не слушай закрой уши"

  — Что это?

   — Записка Пестрова. Ты сказала, что Олегу нужно знать о ней. Хочешь — отдай ему ее сама.

   — А может быть такое, — я продолжаю говорить после того, как прочистила горло, — что Олегу стало хуже раньше, до несчастного случая с Алиной? Что он был неспособен правильно рассчитать дозировку именно из-за шизофрении?

   — Никто не знает. Поговори с его лечащим врачом. Может, он сможет помочь тебе. Я понятия не имею, что делать. Под замок его сажать бесполезно. В больницу вы его помещать отказываетесь, а я каждый раз чувствую себя монстром, когда настаиваю на госпитализации.

   Она говорит тихо, устало потирая лоб, словно сейчас не десять часов утра, а поздний вечер. Впервые я так близко к Инне Викторовне и могу рассмотреть глубокие морщины, оставленные возрастом и печалью. Ее благородная внешность, идеально уложенная прическа, сидящий по фигуре отличный костюм восхищают, создавая образ преподавателя, известного доктора, но именно сейчас я вижу перед собой лишь растерянную, лишенную надежды мать.

   — Аля, я его уже похоронила. Ты не пугайся моих слов, но иначе я не смогла бы жить. Я его похоронила тогда, когда снова нашла умирающим в ванной. Я никому не говорила, но... первой мыслью было дать ему спокойно умереть, уйти и прекратить эту борьбу, которая медленно высасывает силы из нас всех. Разумеется, в следующую секунду я набрала номер скорой и принялась его откачивать, но эта первичная идея навсегда поселилась в голове. Словно я простилась с ним в тот раз, в ту секунду.

   — Я не знаю что сказать, — растерянно бормочу.

   — Если в тебе есть силы — борись за него, — горячо продолжает она. — Я сделаю все, что ты скажешь. Помогу всем, чем смогу, но подсознательно я каждую минуту ожидаю известия, что его больше нет.

   Моя машина, преодолев трассу, находит место на парковке у парка, отказываясь ехать куда-либо еще, пока ее хозяйка, то есть я, не придет в себя после разговора. На самом деле у меня спустило колесо, и пока насос его накачивает, я решаю обдумать дальнейший ход действий. Перечитываю несколько раз записку, словно надеясь, что в ней закодирован способ спасения моего шизофреника. Глупости, откуда этот сумасшедший старик, "Хемингуэй", мог знать, что происходит с Олегом? "Демоны повсюду хотят убивать не слушай закрой уши", — эта фраза выбивает из колеи, вызывает холодок по позвоночнику и желание сесть за руль и уехать, куда глаза глядят. Давить на газ, пока не кончится бензин в баке, пока не наступит новый день, приносящий новое решение, новую надежду. Новую жизнь. Наверное, Инна Викторовна права, не следует Олегу показывать эту записку. Вдруг подает голос сотовый — меня срочно вызывают на работу. Я заканчиваю чинить колесо и сажусь за руль.

* * *

   Задержавшись в офисе дольше, чем необходимо, с целью обдумать, стоит ли показывать Олегу записку Пестрова, я не заметила, как стрелки часов подбежали к полуночи. Мобильный и рабочий телефоны молчат, на мое смс о том, что появлюсь дома поздно, Олег ответить не соизволил. Родившаяся в голове спонтанная идея — а не сбежать ли мне к маме под предлогом ее плохого самочувствия, которое бы она могла изобразить по моей просьбе, — решительно отвергнута. Во-первых, шутить со здоровьем родителей не стоит, а во-вторых, такой поступок выглядел бы слишком трусливо с моей стороны, я перестала бы себя уважать. Одевшись и положив перечитанную на сто рядов записку в карман куртки, я покидаю офис и направляюсь к машине. Из-за моего непростительного опоздания на работу пришлось припарковать автомобиль через квартал от месторасположения офиса, так как рядом с "Flowers" негде было велосипед бросить, не то, что "четырехколесного друга".

   В современном мире передвигаться по городу ночью не страшнее, чем днем. Улицы отлично освещены благодаря не только часто установленным фонарям, но и десяткам рекламных вывесок и баннеров. В паре метров проносятся автомобили, то и дело встречаешь поздних прохожих. Именно так я себя успокаивала, когда, свернув в переулок, почувствовала, что кто-то идет следом. Как обычно поступают в таких случаях, я ускоряю шаг, мимолетно оглянувшись — крупный мужчина, прячущий лицо под капюшоном, не отстает. И людей вокруг становится меньше, и небо над головой темнее, а каблуки выше и неудобнее. Глупости, тревожность Олега, кажется, заразна.

   Посмеявшись над необоснованными страхами, я подхожу к небольшому парку, раздумывая, сократить дорогу через сквер и добраться до машины за пять минут, или же продолжить идти по улице и потратить на тот же путь не менее десяти? Поразмыслив долю секунды, я продолжаю путь по тротуару, опасливо косясь за спину. И в тот момент, когда, поддавшись панике, я выбрала более безопасный путь, я пугаюсь по-настоящему, словно добавив реальности воображаемой угрозе.

   За небольшим и уютным сквером располагается старый пятиэтажный дом, во дворе которого я оставляла машину десятки раз, в каждый из которых смело шла через парк, погруженная в мысли о предстоящих сделках или поставках, не оглядываясь. Сейчас же колени предательски подкашиваются, а сердце набирает обороты. Не без раздражения припоминаю, что в течение дня возникала идея переставить машину поближе к офису, как только начнет темнеть, но я поленилась. Тот самый дом, рядом с которым стоит машинка, мое спасение, с каждым движением становится ближе, я визуализирую, как сажусь за руль, закрываю замки на всех дверях и еду домой, набираю номер Олега и прошу, чтобы он встретил меня у стоянки. Шаги за спиной слышатся все отчетливее, я вздрагиваю, когда ботинок преследователя с громким всплеском погружается в лужу, чему следует невнятное матерное ругательство, произнесенное хриплым голосом. Случившееся спокойствия не добавляет.

   Поворачивать обратно слишком поздно — до оживленной улицы расстояние такое же, как и до машины, столкнуться лицом к лицу с незнакомцем не хочется, доставать телефон страшно, так как этот жест может спровоцировать предполагаемого преступника к более решительным действиям. Совсем рядом шуршат спортивные штаны, брякают застежки на куртке, доносится кашель. Незнакомец равняется со мной и в тот момент, когда он должен меня обогнать, а ведь в глубине души я не сомневаюсь, что опасность, исходящая от идущего позади мужчины — не более чем плод моего больного воображения, он спрашивает:

   — Почему такая красивая девушка гуляет ночью в одиночестве? — насмешливо и низко.

   Вздрогнув от неожиданности, я позволяю себе рассмотреть возвышающегося надо мной на полголовы незнакомца, по-прежнему прячущего под темным капюшоном взгляд или намерения по отношению ко мне. Его черная, неухоженная щетина, мятая одежда и душок перегара завершают образ маньяка-психопата. Шаг я не замедляю.

   — Меня встречает муж, давайте разойдемся по-хорошему, — крепче прижимаю к себе сумку, вспоминая, что ценного в ней лежит и насколько проблемным будет сейчас с ней расстаться. Права, паспорт, кошелек, несколько кредиток, телефон.

   — Да никто тебя не встречает, мэм. А вот я провожу. К себе домой. Пошли, тут недалеко. Заварю чаек, то да сё.

   — Идите куда шли, — грубо отвечаю, припоминая, что на лавочках во дворе дома, как раз недалеко от того места, где я бросила машину, частенько собирается молодежь, распивая пиво, ругаясь с бабушками, живущими на нижних этажах. Подбодрившись идеей, что при свидетелях идущий рядом пьяница не посмеет распускать руки, я добавляю: — Отойдите немедленно, а то я вызову полицию, — голос звучит уверенно, на пару секунд незнакомец действительно отстает, но потом снова возникает рядом уже с другой стороны, а я вижу в пятидесяти метрах от себя машину, освещенную скудным светом единственного в запущенном дворе фонаря. Днем этот двор казался милым, хоть и неухоженным. Летом утопал в зелени. Он был старым, неубранным, но никогда не виделся опасным.

   — Ну и где твой муж? Заканчивай ломаться, мэм, видно, что ты тут не просто так гуляешь, — он открывает лицо и подмигивает подбитым глазом, дотрагивается до плеча, после чего я дернулась и рванула вперед.

   — Куда?! Стой, дура! — он настигает у машины, дергает за руку, поворачивая к себе. — Враль. Меня бесят врали. Деньги и цацки гони, — выдыхает мне в лицо смесь перегара, лука и жареного мяса. Запаниковав, я прижимаю к груди сумку, планируя в следующую секунду вручить ее ублюдку, а самой, достав из кармана ключи, прошмыгнуть в машину. Судя по затуманенному взгляду мужчины, ему нужны деньги на выпивку или наркотики, у меня практически нет наличных, но часы и серьги можно продать неплохо. Лишь бы не трогал.

   — Пожалуйста, я заплачу, только...

   — Заплатишь, но сначала поработаешь ртом, мэм.

Увы, моя сумка и украшения его не интересуют, по крайней мере, пока. Он наваливается всем телом, прижимая к машине, я попыталась драться, на что слышу:

   — Заткнись, сука, у меня нож, — гаркает он и скалится. Сердце провалилось куда-то вниз, паника парализовала, лишая возможности сопротивляться. Этого не может быть, только не со мной. Снова пытаюсь его отпихнуть и вырваться, но он ошарашивает новой угрозой разукрасить мою физиономию, если не успокоюсь. В матерной форме.

   — Расстегивай куртку, дура, если не хочешь, чтобы я тебе ее порвал, — шарит руками по верхней одежде.

   В этот момент, когда мои одеревеневшие от ужаса пальцы касаются пуговиц, а мозг хаотично ищет выход, по стеклу машины стучат. Что самое удивительное — с внутренней стороны. И я, и насильник замираем, переводим взгляды на окно пассажирского сиденья, за которым четко проглядывается лицо Олега. В следующую секунду он выходит из машины, а незнакомец, извиняясь, пятится назад, причем так быстро и умело, что в момент, когда Олег подходит, тот уже скрылся в тени дома.

   — Боже, как хорошо, что ты здесь! — облегчение кружит голову, кажется, еще немного и я грохнусь в обморок. Мутит. Бросаюсь к Олегу, не веря в удачу и благополучное стечение обстоятельств, которые привели Олега в мою машину. Судя по заспанному лицу, он задремал, пока дожидался. — Ты не представляешь, как я испугалась! — вцепляюсь в его куртку, дрожа всем телом, мечтая разделить свой ужас, наслаждаясь облегчением и ощущением безопасности. С тех пор, как мы познакомились, Олег стал мне поддержкой, главной опорой в жизни. Учил быть счастливой, не обращать внимания на мнения других людей, получать удовольствие от секса, еды, простых объятий. А теперь он спас меня от ограбления и, возможно, насилия.

   Воспользовавшись его расстегнутой курткой, я протискиваю руки под одежду и прижимаюсь так сильно, что если бы он вздумал застегнуть молнию, мы бы оба поместились под его одеждой. От моего напора Олег охает, но в ответ не обнимает.

   — Это кто? — спрашивает довольно резко. Недовольство в его голосе режет по ушам, в этот момент я мечтаю услышать или что-нибудь ласковое, или его крик на тему: какого черта я шляюсь по ночам в одиночестве? Я заслуживаю и первое, и второе в равной степени.

   — Понятия не имею. Прицепился на улице Стасова и шел следом. Я себе и представить не могла, что он начнет приставать. Вокруг, как назло, ни души. А ты как здесь оказался? Любимый, ты будто почувствовал, что нужен мне, — и снова цепляюсь за его плечи, но Олег отстраняется на расстояние вытянутых рук.

   — Я спрашиваю, кто это, Аля? — ледяным тоном произносит он. — Это не Дмитрий и не Сергей, я бы узнал.

   — Я клянусь, что не зна...

   — Не лги мне!

   — Олег, ты не видишь что ли? Меня до сих пор трясет, я не имею ни малейшего понятия, кто этот алкоголик, который приглашал к себе в гости. Ты же не думаешь, что я с ним... — брезгливо скривила лицо, все еще ощущая тошнотворный запах.

   — Не знаю, что думать. Я приходил к тебе в офис сегодня днем — тебя не было в кабинете.

   — Мне не передавали.

   — Я прождал тебя на улице, у входа в бизнес-центр до девяти, потом решил прогуляться и нашел машину, спрятанную в этом дворе. Ты, видимо, забыла, что я знаю об этом месте.

   — Олег, днем у меня были дела, но на работе я появилась в четыре. Понятия не имею, почему ты не видел, как я захожу в здание. Да спроси хоть у Нины или охранника.

   — Вы все в сговоре! — злится он, ударяет ладонями по машине.

   — Да нет же! Днем я была у твоей матери, спроси у нее. Или ты считаешь, что она тоже хочет скрыть мою измену тебе?

   На его лице впервые отражаются сомнения в собственных убеждениях.

   — Зачем ты ездила к маме?

   — Чтобы поговорить о тебе. Олег, может, поедем домой? Мне не по себе здесь, — я опасливо оглядываюсь. Из окна третьего этажа на нас в упор смотрит полный лысый мужчина, голый по пояс. Надеюсь, что по пояс. Олег тоже замечает свидетеля нашей семейной разборки и кивает, открывая мне дверь, затем усаживается рядом, и я выруливаю, наконец, из ужасного двора, в котором едва не случились страшные вещи. Утром позвоню в полицию. В голове не укладывается, что недалеко от оживленного проспекта можно встретить подобных людей. Возможность в любой момент дотронуться до Олега невероятно успокаивает. Я начинаю храбриться, убеждая себя, что инцидент исчерпан, говорить о нем не стоит. Будет мне уроком на будущее.

   — Так зачем ты ездила к маме? — в его голосе звучит недоверие. Дорога практически пустая, поэтому я могу позволить себе отвлекаться на серьезный разговор.