— Остановитесь, пожалуйста, Николай Станиславович. Я не люблю стихи и не знаю французского, — перебивая Вилецкого на очередной высокой ноте, вдруг сказала Лиза. Она сидела спиной ко входу, и Лев пожалел, что в этот момент не видел ее лица. — Меня волнуют куда более прозаические вопросы... Давайте вернемся к вашему проекту создания губернии. У нас не так много времени.

— Категорически поддерживаю! — довольным голосом заявил о своем присутствии Каганов. Кацаф даже вздрогнул от неожиданности. Лиза с улыбкой обернулась к нему, и кабинет ресторации словно наполнился сиянием ее глаз.

Лев снова сел напротив. И как-то особенно неуклюже задел недействующей рукой чашку. Та со звоном разбилась. И, конечно, от Лизы не укрылась его неловкость.

— Лев, все в порядке? Что с твоей рукой? — спросила она внимательным серьезным тоном.

— Да ничего смертельного, — хмуря брови, неохотно ответил Каганов. — После Самары правая рука у меня только для красоты.

Он так привык к своему увечью и приспособился жить с ним, что практически не помнил о нем. Привыкли и окружающие, а многие и не знали Каганова иным. Лиза знала. Ему сразу вспомнилось то гулянье на Масленицу в девятьсот шестнадцатом, когда он на глазах у Лизы быстрее деревенских хлопцев поднялся до верха деревянного столба на одних только руках. Сказалось увлечение гиревой гимнастикой. Помнится, староста деревни со смехом вручил ему в качестве награды дойную козу. Богатый подарок по тем временам. А Лев тут же передарил ее Корнеевым. У них была маленькая дочка, и козье молоко пришлось очень кстати.

Судя по задумчивому взгляду Лизы, мыслями она перенеслась в то же далекое время.

Неловкое молчание нарушил половой, принесший тарелки с приборами для Каганова.

— Лев Маркович, — вступил Кацаф. — Мы тут в твое отсутствие рассказали Елизавете Михалне наше, так сказать, виденье устройства будущей Сожельской губернии.

Говорил Кацаф удивительно чисто, без своих излюбленных жаргонизмов в духе местечкового лавочника. И становилось понятно, что привело сюда лично его. Конечно же, тема губернии.

— И как Вам наш проект, товарищ Корнеева? — Спросил Каганов, между делом распиливая непокорный кусок отбивной.

— Если оценивать его шансы на воплощение, то он — малореален, — ответила Лиза, внимательно наблюдая, как Лев сноровисто управляется со столовыми приборами практически одной рукой. — Да и вообще, вы неправильно расставляете акценты. Все эти резолюции, что мы насобирали в Могилеве и Сожеле, нужны лишь для принятия принципиального решения. Украина не хочет отдавать северные уезды, требует, чтобы Сожель, как при Директории, вошел в ее состав. Белоруссия вообще нацелилась на большую часть Западного края: Смоленск, Могилев, Витебск, ну и Сожель, конечно. Поэтому Москве нужны веские доводы в противовес. Доказать, что население данного региона желает быть в Великороссии и нигде иначе. В конце месяца — возможно уже через неделю — в Наркомате Внутренних Дел планируется провести межгосударственные переговоры как раз по вашему вопросу. Там будут делегаты от Украины и ЛитБела, кому-то из вас нужно присутствовать. Вот тогда и появится ответ на главный вопрос — быть или не быть губернии.

— Хочешь мой прогноз, Лиза? — Забывшись, Каганов вновь перешел на доверительный тон. Впрочем, вышло это вполне естественно.

— Относительно переговоров? — наклонив голову, уточнила она.

— Да вообще — в целом. Что и как будет.

Кацаф заинтересованно повернулся в его сторону и нацепил очки.

— Принципиальное решение по принадлежности к Великороссии уже принято. А на тех переговорах, о которых ты говоришь, его просто произнесут вслух. Затем... Нам с радостью сообщат, что Сожельская губерния будет создана, что наше обращение в Центр услышано и решено положительно. И никто не будет вдаваться в частности, как именно оно решено. Однако всем нам известно, что дьявол кроется в мелочах. Если мы выступим с претензией: мол, вовсе не желали оставаться одним регионом с Могилевом и переносить губернский центр от них к нам, а думали создавать новый, на нас обрушатся с гневом. Неблагодарные, зарвавшиеся, царьки, советские губернаторы, как там еще, Иосиф?

— Карьеристы! Ты, Лев Маркович, почти всё назвал, не дал мне блеснуть эрудицией! — Засмеялся Кацаф. — Да, Елизавета Михайловна! Увы, многое из этого мы уже проходили и как нас только не обзывали. О! Еще и чинодралами!

— Надо написать обзорную статью в центральные газеты, разъяснить целесообразность создания нового региона, а не переименование старого, — встрял Вилецкий. — Оно, конечно, не сыграет решающей роли, но... Думаю, польза была бы.

Комиссаров, наконец, отодвинул от себя тарелку и заметил:

— Ну так и карты тебе в руки, Николай! Сам знаешь — лучше тебя никто не напишет.

— Не скажи, Семен, — покачал головой Вилецкий. — Журналист я весьма посредственный. В Сожеле есть люди поталантливее. Вот пропагандист — да, нескромно скажу — неплохой.

— В любом случае, Семен прав, — кивнул Каганов. — Тебе стоит этим заняться. А уж самому писать или приглашать кого-то — решишь. Статья не помешает, хорошее предложение.

Лиза обвела глазами присутствующих и с недоумением спросила:

— Даже если так и прогноз Льва оправдается, то что в том плохого? Вы получите огромную губернию, наверное, самую крупную в европейской России. И город ваш заслуженно станет губернским. Честно сказать — я не понимаю...

Тяжело вздохнув в ответ, Каганов переглянулся с товарищами. Все как-то замялись, и он понял, что говорить придется ему.

— Лиза, ты вчера была в Могилеве, но не знаю, успела ли прочувствовать тамошнюю атмосферу?

Корнеева хмыкнула. Сразу же вспомнился необоснованный 'великосветский' снобизм могилевской партийной верхушки и прочие старорежимные издержки, которые прочно прижились среди молодых руководителей региона. Даже Гопнер не выдержал и прямо на совещании образумил некоторых деятелей.

— Кажется, успела. Но неужели это и будет Вашим главным козырем в борьбе за свой проект губернии?

— Нет, конечно, мы можем назвать куда более лицеприятные аргументы, — с улыбкой заметил Вилецкий. — Но, между нами говоря, не они главные.

— Теперь понятно. И все-таки — неужели вы боитесь конкуренции с ними?

— Лиза, — мягким голосом попытался объяснить Каганов. — О чем ты? Никакой конкуренции не будет. Они приедут сюда и согласно партийной дисциплине заставят нас убраться. Кого на фронт, кого в другую губернию, кого к чертям собачьим. Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Что они долго здесь не протянут, Центр быстро заменит. Но, поверь, времени у них будет достаточно, чтобы успеть перечеркнуть наши наработки и сослать всех, кто мешает.

— На фронт тебя уж точно не сошлют, — Лиза кивнула на правую руку Льва. — И Свердлов в обиду не даст. Твой авторитет довольно высок. Да и потом — почему вы думаете, что они будут во главе губернии, а не вы?

Комисаров похлопал по плечу Каганова и ответил за всех:

— Потому что мы — работники уездного уровня, местячкового, а они — губернского! Вот только Льва, наверное, у них и не получится проглотить... Ладно, извините, товарищи, но мы с Кацафом вынуждены откланяться! Дела зовут! Кстати! — Он зорко посмотрел на Вилецкого. — И тебя, Николай, тоже!

— Это какие-такие дела? — Удивился Вилецкий.

— Важные! — Улыбнулся Семен. — Выйдем, расскажу. До свидания, товарищи!

Каганов мысленно поблагодарил Комиссарова. И тут же вспомнил:

— Семен, погоди секунду!

Тот растерянно оглянулся.

— У тебя в Ревкоме мы с Пуховым совещание назначили на шесть часов вечера. Сегодня.

— Вот так номер! — Засмеялся Комиссаров. — Сегодня? У меня? Что за надобность такая срочная? Эх, без меня меня женили!...

Каганов с сожалением покачал головой.

— Увы, есть у нас важный и срочный повод. Тебе, конечно, надо быть.

— Ладно, буду! — Комиссаров хлопнул его по спине и пошел к выходу, пробормотав на ходу. — Это ж всего полтора часа осталось!

Обернувшись к Лизе, Лев отчего-то оробел. Как оказалось, он был совсем не готов остаться с ней один на один. Лиза тоже как-то отстраненно и задумчиво смотрела на него.

— А ведь ты любила стихи и французский знаешь, — вдруг вырвалось у Каганова. Улыбаясь, он присел возле нее на бывшее место Вилецкого.

— Знаю и люблю, — тихо ответила она. — Но этот ваш редактор совсем не к месту... Я понимаю, что он старался впечатление произвести и вероятно это хорошо работает на девочках. Но ты же знаешь, что я давно уже не девочка и мальчиковые приемы вижу издали. Господи, такая усталость от всего...

— Как вы с Маргаритой пережили зиму? Я скажу, чтобы вам с собой продуктов собрали...

— Не выдумывай! — Остановила она его, бессознательно тронув за руку. Но сообразив, что именно за больную руку, слегка покраснела. — Извини...

— За что? Она не болит уже. Просто не движется, как отсохла. Сухожилия в плече перебиты, да еще врачебной помощи не было...

— Ты бы медикам показался в Москве или Петрограде.

Лев усмехнулся.

— Да я еще в декабре в Москве в госпитале лежал.

— Жаль, я не знала.

— И хорошо, что не знала. Я на привидение был похож.

Они помолчали, пауза затягивалась. Сердце гулко ухало в груди, а время бессмысленно утекало.

— Я закурю, ты не против? — Спросил Лев.

— Дай и мне папиросу, — кивнула Лиза. И тут же ответила на его немой вопрос. — Да, я курю. Как Коли не стало — пробило...

Спички ломались, не желая загораться. И только предпоследняя из коробка, наконец, занялась огоньком.

— Тогда я Маргарите повидлы и шоколад передам. Дети любят сладкое. Мне по пайку выдали, а я не ем. Не торговать же! — Усмехнулся он.

Лиза неуверенно пожала плечами. И затушила едва раскуренную папиросу.

— Не знаю, неудобно право... Ты, может, своей девушке отдай.

— Некому, — коротко ответил он и прямо посмотрел ей в глаза. Она смутилась, зарумянилась, но взгляд выдержала. Назад дороги, похоже, не было.

Медленно, словно пробиваясь сквозь удары сердца, он протянул руку к ее волосам.

— Знаешь, я целый день мечтал до них дотронуться...

— Дотронься... — Чуть дрогнувшим голосом разрешила Лиза.

Сердце заколотилось еще сильнее. Уже знакомый аромат ландыша, пробиваясь сквозь едкий табачный дым, настойчиво звал его к себе. Лев с трепетом провел ладонью по светло-русому шелку волос. Осторожно пропустил через пальцы выбившуюся прядь, и остановился взглядом на ее губах. Они приоткрылись, стали еще желаннее. Лиза подняла лицо к нему. Короткий туманный миг и Лев ощутил вкус ее губ...

С трудом сдерживаемая страсть, наконец, прорвалась и захватила обоих. В первые секунды он еще понимал, что место совершенно не подходящее и что не стоит совершать глупостей. Потом все условности отошли на задний план.

— Лев! — Нашла в себе силы опомниться Лиза. — Лев, остановись! Давай уйдем... куда-нибудь...

Приходя в себя, он прокрутил в голове все доступные варианты. В 'Савое' им и шагу не дадут спокойно ступить. Домой ехать долго... И тут вдруг вспомнилось о пустующей квартире сестры, расположенной в соседнем доме! И даже ключи оказались с собой!

Оставив деньги за обед на столике, Лев помог Лизе быстро собраться, крепко взял ее за руку и потянул за собой. Выскочив на залитую солнцем, мокрую улицу, они оглянулись по сторонам и безмолвно, почти бегом нырнули в арку под зданием на другой стороне Румянцевской. Завернули в первый подъезд и буквально на одном дыхании взлетели по лестнице на второй этаж.

Он услышал хриплый шепот Лизы где-то возле своего лица и кожей ощутил ее улыбку.

— Я себя чувствую, будто мне шестнадцать, — выдохнула она и сама поцеловала его.

Ключ никак не хотел попадать в замочную скважину. Не в силах оторваться от Лизы, Каганов тихо рычал — то ли от страсти, то ли от досады. Наконец, замок поддался, и они буквально вломились в сумрачную и прохладную квартиру. Ни Лев, ни Лиза холода уже не замечали. Пальцы путались и слетали с кнопок и крючков на Лизиной одежде — одной рукой расстегнуть их не получалось. От нетерпения и досады можно было сойти с ума. 'Я сама...' — взволнованно прошептала Лиза ему в губы, их пальцы на застежках соприкоснулись, и через миг он ощутил под ладонью ее обнаженную шелковистую кожу...

...О совещании они вспомнили с трудом, но загодя. Уже одеваясь, и всё еще отвлекаясь на поцелуи, Лев вдруг тихо спросил:

— Зачем я тебе, Лиза? Ты красива, молода, успешна...

— А ты еще моложе меня! — весело перебила она, чуть повздрагивая от холода.

— Нет, я серьёзно, — продолжил он, неловко укутывая ее в плед.

Корнеева испытующе посмотрела на него. И после паузы спросила:

— Скажи, ты ведь тогда, в шестнадцатом, был в меня влюблен?

Лев улыбнулся и утвердительно кивнул головой. К чему было скрывать очевидное? Наверное, весь поселок ссыльных судачил о его увлечении женой большевика Корнеева. Но он и сам тогда понимал, что не имеет шансов. Кто был Лев против Николая Корнеева? Еврейский мальчик, едва отошедший от раннего неудачного брака и тут же вляпавшийся в другую безответную любовь. А у Лизиного мужа было университетское образование, годы эмиграции и нелегальной работы за спиной. Да и сама Лиза, учительница по образованию, не просто так к мужу приехала — отбывала ссылку за распространение запрещенной литературы и антиправительственную агитацию. Она дружила с женой Свердлова и до сих пор, наверное, была вхожа в их дом.

— Я ведь знала об этом. Сначала всерьез не воспринимала. Отшучивалась, когда все вокруг намекали. А потом увидела однажды — ты дрова рубил — словно другими глазами. Ты тогда совсем худой был, но жилистый, жесткий и магнетизм такой от тебя исходил!.. — Лиза вздохнула. — Да еще в тот момент оглянулся, и мы глазами встретились. Меня всю обожгло, даже страшно стало. Я рада была, что ты уехал вскоре!

Лев покачал головой и хотел что-то возразить, но она перебила:

— Нет уж, позволь, доскажу. Мне, конечно, было известно, что ты здесь, в Сожеле председательствуешь. И я сама напросилась у Свердлова к тебе приехать по случаю. Любопытно было посмотреть. Просто посмотреть. М-да... — Лиза замолчала, задумавшись о чем-то на мгновение. — Не ожидала я, Лёва, что ты таким станешь. Другим. Возмужал, заматерел, авторитетом давишь. Давишь-давишь, не возражай! И не думала я, что у нас случится то, что случилось. Даже не знаю, как теперь быть. Но я рада, что это произошло.

— Что значит — не знаешь, как теперь быть? — У Льва похолодело на сердце от предчувствия. Хоть сам он еще и не размышлял над тем, каким может быть их будущее.

Она словно на что-то решалась. Встала, прошлась кругом по комнате, избегая встречаться взглядом со Львом.

— У тебя кто-то есть? — Догадался он.

Лиза побледнела, кивнула в ответ. На душе стало тяжело и мерзко, и светлое ощущение чуда, которое только что переполняло его, в миг растворилось. Прямо сейчас Лиза подтвердила, что он действительно ей не нужен. И всё вот это замечательное происшествие оказалось для нее не более, чем ностальгическим приключением.