Мистер Лоббс вошел в класс, успев только снять свой макинтош и оставить в кабинете пару резиновых калош. Теперь он вошел в безукоризненных лаковых туфлях. Первым делом он привычным движением раскрыл окно, чтобы проветрить помещение. Небо расчистилось, и на подоконнике заблестели солнечные блики. Мистер Лоббс достал из мешочка кусок мела и начал урок математики: "А теперь, господа, давайте вспомним, на чем мы остановились!"
Хонни постепенно отвлекся от темы тайника и погрузился в тайны преобразования десятичных дробей. Потом залаяла собака за окном. Вслед за ней, не прошло и пяти минут, как донесся со двора тележный скрип.
— Ну, нелегкая! Шевелись, толстозадая!
По классу пронеслись смешки. "Прошу не отвлекаться, господа", строго произнес мистер Лоббс, закрывая окно. Хонни облегченно вздохнул. Судя по голосу, Питер Теннер был в добром здравии и в полном сознании. Телега пройдет прямо и ничего не заденет. На некоторое время в классе воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком мела о доску. Директор принялся выписывать из задачника длинный пример. Хонни переглянулся с Филом Мэлбрайтом. "Сейчас он подгонит телегу к самому сараю!" — прошептал Фил. "И зацепит бадью!" — отозвался Хонни. Директор тем временем вытер руки тряпочкой и как бы невзначай тоже подошел к окну. Лицо его сморщилось в недовольную гримасу. "Ну что ж, господа! Теперь, я думаю, вы сможете самостоятельно проделать это преобразование у себя в тетрадках!" — веско произнес он, сняв очки. Дружно заскрипели перья ручек и зашелестели тетрадные листы. Но в ту же минуту за окном раздался невообразимый грохот. "Бадья повисла!" — в один голос провозгласили трое или четверо учеников. "Бадья? Какая бадья?" — спросил директор и подбежал к окну. "Чтоб тебя разорвало на части, дьяволово отродье, тпрру...у...!" — отчетливо донеслось снизу. Директор закрыл своим телом окно и снова призвал учащихся к порядку. "Кобыла тронулась раньше времени!" — констатировал Фил Мэлбрайт. "Хорошо, хоть бадья не опрокинулась" — отозвался Хонни. "Нет, бадья уже на телеге, — успокоил всех директор, — мистер Корнхайт, вы уже приступили к решению примера?"
Хонни вновь погрузился в дебри математики, изредка прислушиваясь к звукам из окна. Судя по всему, старый Питер прилаживал веревки и затягивал узлы, чтобы не опрокинуть бадью по дороге в Ноттсбери-корт. Самая трудная часть работы была у него уже позади. "Сейчас он глотнет из фляжки" — со знанием дела прошептал Фил. Все с нетерпением ожидали, какой еще номер отколет старый Питер на прощание. И точно, старик изо всех сил принялся горланить песню: "Приди ко мне, малютка Долл, я задеру тебе подол..." Директор со страхом начал прислушиваться к словам старинной песни, наконец, терпение его иссякло, он рывком отворил створку окна.
— Любезнейший! Да-да, это я вам говорю! Не могли бы вы сбавить обороты, это вам не скотный двор!
Школьники переглянулись. Выражение "сбавить обороты" выдавало в директоре заядлого автомобилиста. Его белый "Лэндровер" занимал почти весь велосипедный сарай. Мистер Лоббс убедился, что его автомобилю не грозит быть задетым Питеровой телегой. К тому же звуки песни постепенно затихали вдали, и мистер Лоббс смог благополучно довести урок до финального звонка.
3
На перерыв все дружно высыпали во двор. Питера с его телегой давно уже и след простыл. Задний двор уже наполнился школьниками, тем не менее, Хонни решил все же провести разведку. Засунув руки в карманы и безмятежно насвистывая, он медленно направился в сторону велосипедного сарая. Но убедиться в сохранности тайника ему помешало непредвиденное обстоятельство. Двое старшеклассников топтались под прикрытием стены сарая и передавали из рук в руки окурок. Приблизиться он не решился, опасаясь насмешек. Эти двое ни в грош не ставили особое положение Хонни, с наслаждением его задирали, обзывали Святой Сесиллией или задрипанным аптечным принцем, а при случае могли наградить и пинком. Хонни решил не рисковать и обождать за углом.
Но тут к нему подбежали Фил с Томом Эвансом и потащили в сторону бассейна. Случилось нечто неожиданное. Терри Джойс и Парки Мэлбрайт уже находились у парапета. Они потребовали, чтобы Хонни немедленно пересчитал кроликов. Хонни пересчитал и убедился, что кроликов тринадцать. Ошибки быть не могло — одного кролика не хватало. Хонни пожал плечами. Первым обнаружил потерю астматик Терри Джойс, при этом он клялся, что еще ранним утром до того, как отправиться в церковь, он лично пересчитал кроликов — все они были на месте. Хонни был учинен форменный допрос, ведь он один оставался в стенах школы. Хонни уверял, что все время сидел на подоконнике и глядел во двор. Ему очень не нравилось, что со всеми претензиями по поводу кроликов лезут именно к нему, мол, кролики были подарком его папаши. Лишь один Фил Мэлбрайт крикнул: "Что вы все к нему пристали, ведь это дело рук старого Питера!". Воцарилось молчание. "А ты точно пересчитывал кроликов сегодня утром?" — переспросил Хонни у Терри Джойса. "Ну да!" — немного неуверенно ответил тот. "Это Питер!" — веско подытожил Фил.
Но прежде чем сделать окончательный вывод, надо было тщательно обследовать место преступления. Чтобы добраться до кроликов, вору необходимо было спуститься на глубину около шести футов. Единственная приставная лестница хранилась среди прочего инвентаря в школьном подвале. Все четверо озабоченно направились к школьному зданию, чтобы убедиться в неприкосновенности массивного замка на подвальной двери. Ржавый замок висел на месте.
— Мог ли вор попросту прыгнуть в бассейн? — задал резонный вопрос Терри.
— Тогда бы он продавил сетку! — отмел эту идею Хонни.
В любом случае эту возможность следовало проверить. И взялся за это Фил. Двое ребят осторожно спустили его за руки на самое сетчатое покрытие. Балансируя руками, Фил переступал с кирпича на кирпич, стараясь не придавить кроликов, так он исследовал каждый дюйм. Когда его вытащили наверх, Фил категорически заявил, что возможность прыжка исключена. Сетка лежала ровно.
— А, может быть, у него была веревка. Такая длинная с крючком! — высказал догадку Хонни.
— И большая удочка! — скептически добавил Фил, соскребая щепкой грязь с подошв.
— А может, это и не Питер, а кто-нибудь другой? — осторожно заметил Хонни.
— Директорская секретарша, — усмехнулся ироничный Фил.
— Питерова кобыла, — подхватил кто-то.
— Или волкодав Хау, — добавил третий.
Но Хонни не имел в виду ни секретаршу и не кобылу. Ему пришел на память тот самый высокий человек в черном сюртуке, способный проходить сквозь сетку забора. Но раскрыть этот секрет он не решился из боязни, что его поднимут на смех.
— Ну, довольно развлекаться! — строго сказал Фил, — У нас нет фактов. Мы не можем предъявить неопровержимых доказательств вины Питера.
— И что ты предлагаешь?
— Я знаю одно, что если кто-то повадился красть кроликов, то он на этом не остановится. Кролики у нас будут продолжать исчезать. Надо установить наблюдение и поймать вора с поличным.
Все с уважением поглядели на Фила Мэлбрайта, его отец был адвокатом.
— Итак, какой у нас сегодня день? — энергично и деловито начал Фил следственный процесс. Он знал, что сегодня понедельник, но спросил просто так, для солидности. Питера с его телегой следовало ожидать в среду или в четверг. До среды в обязанности Хонни вменялось наблюдать за двором из окна, в то время когда все отправятся в церковь. Но в среду утренней молитвы не было, в церкви был общинный сбор. А сам Хонни вместе со всеми должен был присутствовать на первых двух уроках — музыки и английской литературы. Следить из окна было некому. И как раз в это время должен был заявиться Питер.
— А если кому-нибудь заболеть и посидеть в это время в лазарете? — эту блестящую идею подал младший из братьев Мэлбрайтов — Парки. Действительно, лазарет находился на первом этаже, из его окон был прекрасный обзор заднего двора.
— Точно! — воскликнул его брат Фил. Тут все как один сразу же поглядели на Хонни. Что ему стоило предъявить какие-нибудь симптомы приближающегося припадка? Но Хонни категорически отказался обсуждать эту возможность, он не любил разговоров о своей болезни. К тому же, мистер и миссис Корнхайт будут немедленно оповещены и ударятся в панику. Они не оставят своего наследника в каком-то лазарете, а вызовут такси и заберут домой в Лондон. Эпилепсия, таким образом, была отвергнута. Перебрав все остальные заболевания, включая аппендицит, свинку и бешенство, было решено остановиться на несварении желудка. В качестве кандидатуры на сей раз был избран хилый и болезненный Терри Джойс. Чтобы его отравить, не до смерти, а чуть-чуть, многого не понадобится. Но чем отравить?
— Вареным шпинатом! — воскликнули все в один голос, зная, что Терри сидел на диете и питался только теми продуктами, которые присылали его сердобольные родители. Однако Терри уперся, он кричал, что точно может умереть в муках или, по крайней мере, будет так страдать от колик, что ему будет не до кроликов. Чем еще можно было отравить бедного Терри кроме шпината? Все испытующе поглядели на Хонни — известного знатока микробиологии и фармакологии.
— Фенолфталеин! — крикнул Хонни, — Химический индикатор и одновременно — потрясающее слабительное. У отца в лаборатории его хоть лопатой греби.
На Хонни можно было рассчитывать, он не подведет. Итак, во вторник вечером он отправится домой повидаться с родителями, а заодно раздобудет этот самый фенол. Самым ранним утром Терри Джойс наглотается этого химиката и тогда... Дальнейший ход событий зависел от многих вещей. Во-первых, будет ли урок литературы проводить мистер Плакк, во— вторых вызовут ли Терри к доске, и в какой именно момент начнет действовать препарат. Дальнейшая разработка этого захватывающего сценария увела присутствующих несколько в сторону от темы. Сценарий этот продолжал обсуждаться и разрастаться новыми увлекательными подробностями на протяжении всего вторника. За весь день численность кроликов осталась неизменной, и подозрение относительно Питера Теннера, высказанное Филом, еще больше укрепилось.
Увы, осуществить этот замысел с химикатом Хонни не удалось. Не то, чтобы ему не удалось вытащить из лабораторного шкафа пакетик с индикатором, просто миссис Корнхайт вздумалось утром собирать сына в школу. "Сэмюэль! Сэмюэль! — возопила она, — смотри, что я нашла у твоего сына в сумке!" Доктор Корнхайт сбежал вниз по ступенькам и застыл с сэндвичем в руке. Ну что стоило Хонни придумать, что препарат ему понадобился для химических опытов на уроке? Мы уже знаем, что Хонни, если и лгал, то весьма неискусно. Ему не пришло в голову ничего другого, как сослаться на Терри Джойса, который последнее время неважно себя чувствует.
— Это истинная правда, моя дорогая, — примирительно заметил мистер Корнхайт своей супруге, — но, детка, ты ошибся. Терри нуждается совсем не в этом препарате.
С этими словами он отобрал у Хонни порошок и принес ему новенький дыхательный флакончик для астматика Терри.
Утро выдалось теплым и солнечным. Первые два урока прошли гладко. Мистер Плакк насморочным голосом читал ученикам из "Потерянного рая", а мистер Оливи разучивал с ними "Плач на реках Вавилонских". Питер Теннер так и не явился со своей телегой, видимо "накануне перебрал лишнего", как выразился Фил. И мистер Плакк и мистер Оливи смогли в тишине провести свои уроки весьма плодотворно. Тишина была просто поразительной, никто из учащихся не проронил ни звука. Учащиеся внимали трепетно каждому звуку, но не бессмертным стихам Мильтона, а тому, что творилось за окном. И только в конце второго урока пристойный порядок был нарушен — во дворе залаял волкодав. Крышки парт загрохотали, и все опрометью бросились к окнам. Первым припал к оконному стеклу Хонни. Ничего особенного он не увидел, но на секунду ему померещилось что-то знакомое. Долговязая черная фигура мелькнула вдалеке и скрылась за дорожной насыпью.
На перерыве вновь была учинена проверка. Фил и Парки Мэлбрайты, Том Эванс, Терри и Хонни, все по очереди пересчитывали кроликов. Их было тринадцать, как и прежде. Казалось только, что ненасытные черные, белые и черно-белые грызуны еще больше разжирели, чтобы заполнить пустующее место.
Весь день, до самого вечера Хонни размышлял о своем видении. Существовал ли на самом деле этот человек, так похожий своей фигурой на декана? А, может быть, стоило рассказать о нем Филу? Фила всегда отличал здравый смысл. Сегодня утром Фил сурово отчитал его за неудачу с фенолфталеином. И если бы приехал на своей телеге старый пьяница, и снова исчез бы кролик, то виной во всем был бы он, Хонни. Но Питер не приехал, все кролики были на месте, и интерес к этой затее стал постепенно угасать. В глубине души Хонни был этому не так уж и рад. Пусть бы Фил еще долго играл в эту игру и забыл бы навсегда свою затею с динамитом. Зачем Хонни тогда проболтался? Вот и теперь за ужином Фил первым делом спросил у Хонни насчет тайника. Хонни пообещал при малейшей возможности его перепрятать.
В столовой Хонни первый встал из-за стола со своим подносом. Недоеденная котлета с вареным шпинатом отправилась в помойное ведро. Хонни поспешил прочь из столовой, чтобы не выслушивать постоянных насмешек по поводу ежедневного рациона. Он предпочитал слоняться где-нибудь в одиночестве, и лишь потом, когда про ужин все забудут и рассядутся смотреть телевизор в холле, он незаметно присоединится и пристроится поодаль. Так Хонни поступал каждый вечер.
Вот и сегодня он надел теплый свитер и отправился к выходу немного побродить. Через раскрытую дверь мерцал в сумерках пустой двор, вдалеке чернели сарай и шары на столбах. Тишину нарушали лишь звуки телевизора, доносящиеся из холла на втором этаже. Он был здесь один, но выходить наружу не торопился, чтобы глаза привыкли к темноте и лучше различали очертания предметов. Не было на свете места для Хонни более притягивающего и, одновременно, более грустного, чем эти задворки в поздний час. Светился только один фонарь из четырех или пяти, да еще слабая лампочка над черным входом в школу. И если сейчас переступить порог и идти напрямик к забору, то постепенно освещенный гравий под ногами потускнеет, а длинная тень расплывется. Он войдет в темноту, как в черную воду, и если не оступится и не упадет, то вытянутыми руками упрется прямо в заборную решетку. Всего лишь пятьдесят шагов, или двадцать пять шагов левой ногой. Надо только не семенить, а идти, пусть медленно, но без страха. И когда руки упрутся в холодную проволоку, а не в каменный столб, то можно считать, что цель достигнута. Как-нибудь он проделает весь путь с закрытыми глазами, но не просто так, а чтобы оставались все те же двадцать пять шагов левой ногой. А когда он достигнет решетки, то поднимется на приступку или на подножие столба, прислушается и ощутит ровный шум большого города вдали. Там, за насыпью дороги начинался другой мир. Но не только с приступки, но даже из окна второго этажа школы ничего не видно за этой насыпью, кроме верхушки церковного шпиля. И тогда он повиснет руками на решетке и, задрав голову, будет во все глаза глядеть на небо, чтобы различить Млечный путь, про который рассказывал отец.
