Онтологически человек: вода и ветер

— Я думаю, нам следует встретиться. Лично. И обсудить этот вопрос. И, как вы понимаете, этот разговор не стоит... афишировать.

Женщина обхватила себя за плечи.

— Если я... если я попробую воспользоваться порталом за пределы Авалона, вопросы обязательно возникнут.

Рин раздвинул губы в улыбке.

— А вы пригласите меня к себе. На правах хозяйки дома. И мы поговорим. Наедине.

Краска сбежала с ее щек.

— Когда? — спросила женщина.

— Когда захотите, — улыбнулся Рин. — И если захотите, конечно.

Теперь она покраснела.

С мудростью тоже не ахти, подумал Рин.

Женщина в зеркале выпрямилась, сжимая в руке цепочку на шее. Что у нее там, амулет?

— Будьте моим гостем. Чем скорей, тем лучше.

— Значит, сейчас, — сказал Рин и прошел сквозь раму.

Он оказался в довольно просторной комнате. Судя по запаху, в основном, она использовалась для приготовления пищи. Рин прислушался, готовый тут же отступить — но хозяйка действительно была одна.

Женщина суетливо собирала на стол. Руки у нее дрожали, вода расплескивалась.

— Присаживайтесь. Пожалуйста. Чаю? — жалко спросила она.

Рин сел, упер локти в стол и переплел пальцы.

— Вы же понимаете. Делить с вами трапезу — не в моих интересах. Это очень... наивная уловка.

Женщина отвела глаза.

Рин неторопливо продолжил.

— Столь дорогой вашему сердцу Эльфин сейчас находится у нас... скажем, в гостях.

— У вас — это где?

— У нас — это у нас, — Рин скупо улыбнулся. — Он несколько... злоупотребил нашим гостеприимством. И в наших общих интересах сделать так, чтобы он вернулся к вам как можно быстрее. Собственно, я здесь для того, чтобы понять, как лучше его... мотивировать. У вас есть какие-нибудь идеи?

— Я... я могла бы с ним поговорить, — неуверенно сказала женщина.

— Боюсь, это невозможно.

— Можно было бы что-нибудь передать... — она потеребила цепочку на шее. На пальце блеснуло кольцо.

— Передать... это мысль, — медленно кивнул Рин. — Он бросил взгляд на украшение. — Это Эльфин вам подарил?

— Да, — женщина покрутила металлически ободок на пальце. — Обручальное.

— Нет-нет, не снимайте, — Рин сделал отрицающий жест. — Позволите?

Женщина протянула вперед руку. Рин аккуратно притянул ее к себе через стол и чуть наклонился вперед, присматриваясь к безделушке. Да, сомнений не было — эта вещь когда-то принадлежала Эльфину. Побег папоротника, сорванный, обернутый вокруг пальца и обращенный в золото. Очень по-авалоновски.

Рин сделал быстрое движение. Лезвие сверкнуло и вонзилось в столешницу — нож отсек безымянный палец, не задев среднего и мизинца. Женщина дернулась, отшатываясь — разумеется, бесполезно. Свободной ладонью она зажимала рот, давясь криком, расширенные от ужаса глаза стремительно наполнялись слезами. Рин вынул из кармана иглу-анестетик и воткнул над костяшкой. Кровь перестала течь. Это было хорошо — Рин терпеть не мог неряшливости.

— Тшшш, — сказал он. — И совсем не больно.

Он выпустил женщину; она попятилась и вжалась в угол, мелко хватая воздух ртом, как делают собаки в жару.

Рин достал шкатулку, промокнул излишки крови и аккуратно вложил туда отрубленный палец. Активировал шкатулку, сунул ее во внутренний карман, огляделся и вытер со стола. Оставлять за собой беспорядок было бы просто невежливо.

Женщина не проронила ни слова, только следила за ним из угла. Веки у нее набрякли, лицо шло пятнами, из носа текло. Рин до последнего ждал, не попробует ли она что-нибудь выкинуть — но она даже не попыталась. Жаль.

Рин поднялся и склонил голову, прощаясь:

— Спасибо за идею. Я надеюсь, она поспособствует скорейшему достижению согласия между нами и Эльфином.

"Нет прекрасней и мудрее". Подумать только.

— У нас для тебя подарок, — сказал Мэлгон и уронил на стол перед Эльфином шкатулку.

Эльфин поднял брови.

— Открывай, не бойся, — поощрил его Мэлгон. — Не взорвется.

Эльфин нажал кнопку. Шкатулка открылась. По бесстрастному лицу Эльфина скользнула тень какого-то выражения — и исчезла.

— Ты, конечно, можешь сколько угодно спорить со мной, — произнес заранее заготовленную фразу Мэлгон. — Но факты ты отрицать не можешь.

— Факты... — Эльфин взял шкатулку, повернул к свету и начал комментировать содержимое. — Безымянный палец левой руки. Принадлежит женщине, смертной, в возрасте... ну, для людей бы я назвал это преклонным возрастом. Ноготь коротко острижен. Ах, нет, обкусан. Да, еще эта рука пару дней назад месила тесто. На пальце кольцо, которое я когда-то подарил своей жене.

Эльфин со стуком захлопнул шкатулку, сунул ее в рукав и откинулся на спинку кресла. Глаза у него искрились.

— Ах, Мэлгон. Боюсь, тебя обвели вокруг пальца. В буквальном смысле.

[1х12] златая цепь: сын

— Почему ты не сказала раньше? — спросил Мирддин.

От слов "Приезжай срочно. Эльфин пропал" до его появления на пороге прошло не больше получаса — и от русалки в невестках бывает польза.

— Сказала, как смогла, — отрезала Керидвен. — Три дня назад я перестала его слышать. Я не заподозрила ничего необычного, ты же его знаешь. Наткнулся на какой-нибудь особо неповторимый экземпляр мятлика болотного, сел созерцнуть и отрешился от бренного мира. С ним такое бывает. Но вчера со мной связался хмырь из фир болг и заявил, что хочет сюда явиться.

Она вывела на зеркало изображение.

— Тебе не следовало звать его в дом, — слабо сказал Мирддин.

— Ты меня еще поучи детей рожать! — зыркнула на него Керидвен. — Конечно, я его позвала, мне надо было выяснить, в какую дыру провалился Эльфин, раз я его не могу отследить обычными методами. Ничего нового этот хмырь не сообщил — наш дорогой папенька опять сунул куда-то свой длинный нос... и застрял там у кого-то, как кость в горле. Зато теперь у нас есть возможность за это горло взяться и тряхануть как следует. Отследить положение по перемещениям мне не удалось. Но у нас есть маячок, который этот болван уже наверняка притащил Эльфину в зубах, виляя хвостиком. Вся эта нечисть одинакова.

Какой маячок, хотел было спросить Мирддин и осекся, заметив перевязанную руку.

— Где он, — бесцветно произнес Мирддин, даже интонацией не обозначая вопрос. — Неважно. Я найду.

Керидвен щелкнула у него перед глазами здоровой рукой. Мирддин моргнул.

— Соберись. В первую очередь тебе надо искать отца, а не мстить.

— Да, конечно, — прозрачным голосом отозвался Мирддин.

Керидвен хищно улыбнулась:

— Но если по дороге ты этому мерзавцу что-нибудь оторвешь — можешь ничего мне не дарить на Рождество.

Она встала на цыпочки и чмокнула сына в щеку.

Мирддин кивнул ей через плечо — и шагнул с порога дома прямо в Аннуин.

Ярость была ледяная, чистая, хрустальная. От нее становилось легко-легко, прозрачно, стремительно. Мирддин нырнул в нее, как в воду.

Чудовище без крови, без жил, без сухожилий, без кости и без мяса, без головы, без тела; не старше, не моложе, чем было изначально; нет у него желаний и плотских устремлений, как забушует море, когда его извергнет!

След из родной крови горел во тьме. Легкое серебристое сияние, четкий, безошибочный указатель. Не было ничего проще, чем следовать за ним. Ничего естественней.

Великие несчастья оно доставит с юга; туман великий сядет, когда оно явится; полями и лесами пройдет оно безногим, в дороге не устанет, хоть годы его старше пяти эпох великих.

Своей громадной тушей всю землю закрывает, не знавшее рожденья и смерть не испытает; несет оно несчастья на суше и на море, куда Господь укажет, не видит и невидно кружит, шагая к цели, является нежданным, а к ждущим не приходит. Hа суше и на море со всеми справедливо, всех пред собой равняет, во всех концах Вселенной не знает снисхожденья; со всех концов приходит, ни с кем не совещаясь, само не даст совета.

На пути возникали полотнища, как тучи, пытаясь заступить дорогу. Он проносился через них, не задерживаясь. Они рассеивались клочьями и оставались далеко позади.

Его ведет дорога от белых скал над морем; и немо, и шумливо, и грозно, и смиренно. Всевидяще и слепо; на землю выползая, оно несет молчанье, что громче и ужасней любого шума в мире. И зло и милосердно, всегда несправедливо, не прячется, поскольку никто его не видит, повсюду проникая, во всех вселяет ужас, но зла не причиняет и не несет ответа за все свои деянья.

Оно на землю сходит зимою и весною, при ярком свете солнца, под лунным бледным ликом, под звездными огням; из всех созданий мира его избрал Всевышний, чтоб принести возмездье за зло, что сделал Мэлгон!

Вдруг он уперся в золотую стену, как упираются ладонью в грудь.

"Нет мудрей и прекрасней моей жены и нет бардов, равных моему сыну".

Мирддин осознал смысл — и кубарем скатился из ветра в себя обратно.

Он стоял на какой-то площади, а прямо перед ним стоял Эльфин.

— Ты... ты... — Мирддин хлопнул глазами, как четырехлетний.

Конец фразы — "ты и правда так считаешь" — он проглотил как бессмысленный. Замковые заклинания из чего попало не делают.

Эльфин чуть развел руками — мол, как видишь.

— Мне надо было быстро чем-нибудь запечатать заклинание. А это самое прочное, что у меня есть, — чуть виновато сказал он.

Мирддин хотел ответить, но тут его сбили с ног и приставили нож к горлу.

Это был мальчишка, смертный, он не нанес удар сразу — и Мирддин понял, что напавший ни разу не убивал человека. Или того, кто выглядит, как человек.

Мирддин тоже. И не собирался начинать.

Эльфин прихватил паренька за шкирку и аккуратно снял с Мирддина.

— Это Гвальхмаи, — пояснил Эльфин. — Все надеется героически погибнуть за родину и сограждан.

Мирддин поднялся и потер шею:

— Почему героически?

Эльфин молча показал пальцем ему за спину. Мирддин обернулся.

По холму взбегала колея шириной в пару улиц — будто крейсер через город тормозил.

— Тебя пытались остановить, — сказал Эльфин. — Но не преуспели.

Мирддин потер лоб.

— Я... я не помню. Ну, то есть, я готов был драться, это точно. Но я не помню, чтоб это делал.

— А что ты помнишь? — мягко спросил Эльфин.

Мирддин наморщил лоб.

— Почти ничего... а кто такой Мэлгон?

— Солнцеликий Мэлгон, — промурлыкал Эльфин, — это тот, с кем у меня возникли небольшие разногласия по вопросам прикладной педагогики.

Мирддин включил комм на запястье — возникло изображение. "Скажем так — знакомец. Старый. Очень старый".

— Это он?

— Нет, — сказал Эльфин. — Это Рин, правая рука Мэлгона.

— Как его найти? Где он?

— Ммм... — Эльфин задумчиво поднял глаза к небу. — Полагаю, сейчас равномерно распределен по атому где-то между Сириусом и Бетельгейзе. Твоими стараниями. А что, он тебе зачем-то нужен одним куском?

— Нну... Керидвен просила его скальп. Так что я опять перед проблемой — что дарить маме на Рождество. — Мирддин нервно рассмеялся.

— Встань на табуретку и прочитай стишок, — посоветовал Эльфин. — Это ее всегда делало счастливой.

— Вариант.

Все бы проблемы так легко решались.

— Ты чудовище, — выдавил Гвальхмаи.

— Скорее, чудо, — спокойно сказал Эльфин. Он повернулся к пареньку. — Это Мирддин, мой сын, и он тебе не враг. Никто из нас не враг тебе.

Каким-то краем сознания Мирддин понимал, что мальчишка прав, но плевать он хотел на это с высокой колокольни.

— Не враг?! — задохнулся Гвальхмаи. Он махнул рукой в сторону развалин. — Пон, Мощь. Син, Мудрость. Мор, Любовь. Рин... — голос его сорвался. — Что ты с ними сделал?!

— Рин отрезал палец моей матери, чтобы запугать моего отца, — жестко сказал Мирддин. — А я позаботился о том, чтоб у него не было возможности сделать что-нибудь подобное еще раз. Ни по отношению к моим близким, ни по отношению к кому-либо вообще.

— Рин действовал по приказу Мэлгона, — сказал Эльфин. — Как и все остальные перечисленные.

— Это неправда! — запротестовал Гвальхмаи. — Этого не может быть! Солнцеликий милосерден! И милостив!

Вместо ответа Мирддин вдруг надул щеку, стукнул по ней кулаком, выбивая воздух, оттопырил губу и быстро провел по ней пальцами — "брлюм!"

Гвальхмаи осекся — так неожиданно это выглядело. Мирддин хищно ухмыльнулся.

— Знаешь, что самое главное в барде? Он не говорит неправды. Я так понимаю, вам всем тут это умение тоже не помешает.

Гвальхмаи попытался что-то сказать, но вместо слов у него вышло только невнятное бульканье — брлюм! брлюм! брлюм!

— Тты... ты меня заколдовал! — наконец, выдавил он.

Мирддин опять ухмыльнулся:

— И не только тебя.

У Эльфина блеснули глаза:

— Вавилонское проклятье?

— Ага. Местной... архитектурой навеяло.

Эльфин совершенно по-кошачьи прижмурился.

— Знаешь, сын, чувство юмора у тебя явно от мамы.

— И тут она непременно сказала бы — "а мозги явно от папы, потому что мои на месте". Где мы и как ты умудрился загнать себя в такую щель?

Эльфин вздохнул.

— Это так называемый Город Солнца. Проект Мэлгона Гвинедда, который пытался создать свой маленький идеальный мир. Мы в свое время сильно... разошлись во мнениях о том, как следует относиться к людям. Мэлгон придерживался так называемой теории "пастыря и стада". Состояла она в том, что люди, как существа-однодневки, падшие, несовершенные и не могущие понять, в чем состоит их благо, нуждаются в так называемой "твердой руке", которая бы о них заботилась, а также определяла пути развития. И заодно представляют собой идеальную кормовую базу, необходимую фир болг для существования. Жертвоприношения, молитвы — все способы передачи жизненной энергии, которой у людей так много, а у нас так мало. Стабильный запас еды. Мясники и овцы.

Мирддин скривился.

— В защиту Мэлгона стоит сказать, что пару-тройку тысяч лет назад этот город действительно бы мог показаться многим неплохим вариантом, — задумчиво произнес Эльфин. — Относительная безопасность, регулярное питание, какая-никакая медицина, какие-никакие науки... Мэлгон утверждал, что можно достигнуть равновесия. Что жертвоприношения можно ограничить птичками и бабочками. Мои расчеты показывали иное. — Эльфин помолчал. — И мне глубоко претила роль божка. К тому времени многие из нас уже пробовали этот вариант, и можно было видеть последствия. Я тогда заявил, что предпочту сдохнуть от Жажды сразу, чем выживать из ума столетиями. По крайней мере, это быстро. — Он поморщился. — Но, когда я случайно столкнулся с Мэлгоном, и тот предложил взглянуть на "свой проект", я не удержался. Любопытство кошку сгубило. Не знаю, на что я надеялся... Словом, я оказался здесь. И, как выяснилось, у меня не получается спокойно смотреть, как кто-то кого-то жрет, хотя бы и по обоюдному согласию.

— Не смей! Не смей так говорить! — выдавил Гвальхмаи. Голос у него сорвался. Он попытался что-то еще сказать, но у него опять получилось только "брлюм! брлюм! брлюм!"

— Что бы тебе ни говорил Солнцеликий и что бы ты ни думал, Сын Солнца, — мягко сказал Эльфин, — любящий родитель не выращивает ребенка, чтобы принести его в жертву самому себе.