* * *
— Ба, Серж! Твое поручение уже в небольшую операцию превращается. Прав был Павел Степанович — и часа не прошло, а у тебя уже под командой отряд из трех родов войск. Пехота, моряки и артиллерия! Тебе еще кавалерии не хватает и союзники сами сдаваться побегут.
Любящий посмеяться Субботин не упустил случая пошутить над молодым товарищем. Неожиданно ему ответил мичман.
— С нашим адмиралом вполне может быть. Он уже многих морских офицеров к пушкам приставил. Ведь офицеров корпуса морской артиллерии не хватает. Приходиться нам грешным артиллерийское дело осваивать.
Мичману, как он еще недавно считал, не повезло. После отбитого штурма союзники обстреляли позиции русских и шальной бомбой на левом фланге четвертого бастионе были выведены из строя два орудия. Как раз там, где он командовал. И в такое интересное время, когда врагу насыпали перца на хвост, ему пришлось заниматься доставкой поврежденных пушек в мастерские для ремонта. Ремонт грозил затянуться, тем более, что пришел приказ уменьшить количество людей на бастионах.
Как было сказано — 'для предотвращения неоправданных потерь и отдыха нижних чинов и офицеров'. Все это приводило в уныние деятельную и храбрую натуру любознательного офицера, уже влюбленного в свои пушки. Но сегодня ему повезло оказаться неподалеку от Тотлебена, когда тот инструктировал Климова на предмет помощи артиллеристам Особой Бригады. Услышав озадаченный вопрос подпоручика о том, как он, простой сапер, может помочь артиллеристам, да еще и из Особой бригады, мичман обратился к известному всему Севастополю Тотлебену, буквально напросился на визит к 'сибирякам' сказав, что уж пушкарь пушкаря поймет всегда.
И вот теперь, у него появился шанс не просто познакомиться с этими загадочными людьми и их внушающими безмерное уважение и интерес орудиями, но и помочь приспособить их к возможной стрельбе по морским целям.
Сейчас он стоял рядом с прапорщиком, одетым в почти уже привычную для глаз форму неяркого защитного цвета и восхищенно пытался представить, как можно стрелять и попадать в корабль, находящийся на дистанции как минимум в три раза большей, чем та на которую могли послать ядро известные ему орудия. Серж, хоть и признался, что сам по кораблям не стрелял, многозначительно добавив: 'Пока не стрелял'. И добавил, что для их орудий нет ничего невозможного. Под впечатлением от таких слов мичман даже и не заметил, что прекрасные парусные корабли были названы его новым другом 'неповоротливыми корытами'.
* * *
Подходящее для огневой позиции место на Безымянном мысу, удалось найти достаточно быстро. Прапорщику и лучшему наводчику батареи ефрейтору Федорову приглянулась небольшая ровная площадка. Видно, кто-то раньше хотел построить на этом месте дачный домик с шикарным видом на Северную бухту и на море. И уже очистил площадку от камней, но, видно, что-то помешало. Немного посовещавшись, офицеры решили остановить свой выбор на этом месте.
Мичман немного смущенно признался, что именно отсюда он бездеятельно наблюдал за бомбардировкой Севастополя с моря в октябре прошлого, 1854 года.
— Простыл я тогда. С бастиона прогнали, чтобы я инфлюэнцей никого не заразил. Тоже мне, бомбы лопаются, а меня из-за соплей прогнали. Отлеживаться стыдно было. Когда англичане с французами открыли бомбардировку с моря, пришел на батарею, а там все при деле были, меня прогнать задумали. Вот и наблюдал отсюда.
Серж живо заинтересовался тем, насколько хорошо все было видно, и что именно видел Григорий. Но тот лишь развел руками, сказав, что смотрел не вооруженным взглядом, поэтому в деталях он много из-за порохового дыма не увидел, но точно может сказать, что далее десяти кабельтовых корабли союзников не стояли. Смотрели на бомбардировку и с Северной стороны, но, по словам мичмана, и там расстояние оценивали также Не больше десяти кабельтовых.
— Простите мичман, я ведь сухопутный артиллерист, кабельтов это что?
— Десятая часть мили.
— Почти верста?!
— Это не та миля, это морская! Ха-ха!
— Тьфу, Господи, а в этой морской миле сколько сажений?
Мичман считал "в уме", периодически бормоча: "семь английских футов, сажень, миля, шесть тысяч восемьдесят футов".
— Восемьсот шестьдесят восемь и две сотых.
— Спасибо, я сейчас запишу.
Прикинув расстояние, прапорщик в возбуждении даже притопнул.
— Отсюда мы их всех достанем! Достанем, Федоров?
Ефрейтор, сосредоточенно рассматривающий, что-то на море, повернулся к Сержу.
— Так точно, Вашбродь. Мне бы только снарядов побольше, да и пристреляться надо бы. А то я по кораблям не стрелял раньше ведь.
— Вон смотри, Федоров. Видишь наши корабли стоят? По такой мишени попадешь?
— Ваше благородие! На земле то хоть я когда стреляю, на глаз да знаю, сколько до вражины, или там до мишени будет. А здесь... Не пойму я пока, как надо будет. Пробовать надо, стрелять надо. А у нас снарядов — с гулькин нос. Сами помните, как господин подполковник говорил, что бы берегли. Что подвоза теперь долго не будет.
— Ну, с этим разберемся, Федоров. Не беспокойся. Установи-ка пока, служивый, инструмент.
Прапорщик кивнул на буссоль и присев в стороне на бревно стал что-то писать и зачеркивать в блокноте, внимательно осматривая местность. Мичман с подпоручиком с интересом наблюдали за тем, как ефрейтор сноровисто устанавливал треногу и крепил на ней какой то прибор.
— Серж, а что это такое?
Забудский кивнул на установленную буссоль, в которую уже с любопытством, спрятав руки на всякий случай за спину посматривал подпоручик Климов. Драгоценный прибор аккуратно придерживал давно освоивший его подготовку сметливый наводчик.
— Батарейная буссоль Михайловского-Турова.
— А для чего она нужна?
Не дожидаясь ответа Руденко, мичман произнес, разглядывая угломерный лимб:
— Пеленгатор с подзорной трубой... Забавно. А что вы им меряете?
— Она служит для определения азимута стрельбы — наведения орудия в цель по горизонту.
— А по дальности?
— Вот здесь, если посмотреть в окуляр, есть шкала для измерения вертикальных углов. Если мы знаем высоту предмета — можем примерно определить дистанцию.
— Плюс-минус ... — Забудский скептически хмыкнул — я вам секстантом измерю вертикальный угол гораздо точнее, только все равно невязка на такой дистанции с полкабельтова будет...
Руденко горестно вздохнул:.
— Понимаете, мы армейские пушкари, не моряки. Опыта для такой стрельбы нет, ориентиров нет привычных, а снарядов мало. Пока дистанцию нащупаем, пока все прочее... В общем, времени немало пройдет. Самое главное — сюрприз для гостей уже не получится, еще и передумают в гости заходить. Зазря только снаряды потратим. Вот и подумал... надо бы в море выйти, ну и в тех местах где их корабли стояли в прошлый раз, — прапорщик, повернувшись к морю, изобразил рукой какую то геометрическую фигуру, — вешки поставить... Пристреляем ориентиры, вешки эти самые, результаты запишем. А потом...
— ...Господа союзники дисциплинированно расставятся по нашем вешкам, как же... — с иронией продолжил мичман — извините, прапорщик — армеутские фантазии. У вас второй пеленгатор... этого... Туровского, есть?
— Есть.
— Тогда будем стрелять по крюйс-пеленгу. Вон там и там — мичман показал на противоположные концы выбранной площадки — поставим ваши пеленгаторы — тут саженей сто между ними будет. Расстояние точно замерим — получим основание треугольника. Затем меряем пеленги на цель с двух точек и решаем задачу для младших классов морского корпуса — как по двум углам треугольника и стороне между ними найти его высоту.
— Поздравляю, господин мичман — убито произнес Руденко — Вы только что мне про стереоскопический дальномер рассказали...
— Он у вас есть?
— У нас на батарее нет, а вот у фон Шведе есть.
— Так он, наверное, не откажет?
— Не знаю, его кажется, Ларионов куда-то услать хочет. Я не знаю наверное.
— В любом случае, с дальномером или с двумя буссолями мы справимся.
— Все хорошо господа! А чем я вам сейчас могу помочь со своими нижними чинами?
Прибодрившийся Климов требовательно смотрел на молодого прапорщика. Тот неожиданно смутился.
— Понимаете... Мне командир батареи, приказал удобное место приглядеть и ему доложить, а не позиции готовить. А уж начальство, — он кивнул в сторону расположения родной батареи, — как то так выразилось...
— Что мы здесь и оказались. Бери больше, тащи дальше. Понятно. — Закончил за него поручик. — Так в чем же дело? Доложите своему командиру, а мы пока разметим позицию. Я думаю, он одобрит и место и то, что здесь уже люди будут.
Сергей кивнул.
— Я ему сейчас донесение напишу, кроки нарисую и с фельдфебелем отправлю. Отсель грозить мы будем ...
— Турку! — одновременно закончили поручик и мичман.
Глава 19. Тяжело в учении ...
Идея Ремезова сформировать роты по территориальному принципу, чтобы во взводах были уроженцы по возможности одной или хотя бы соседних губерний, в целом дала положительный результат. После того как солдаты перезнакомились в отделениях образовались устойчивые группы земляков.
Первое, что пришлось освоить предкам, это конечно было оружие. Закрепленный за каждым предком, 'дядька'— земляк, начинал свое обучение с неполной разборки винтовки. Забавно было наблюдать как двадцатипятилетний 'дядька' помогал освоить эту премудрость своему старшему по возрасту подопечному.
— Слухай сюда. Перво наперво, нажми на защелку магазинной коробки, вытащи нерасстрелянные патроны.
— Так их тута нет!
— Знамо что нет, так могут и быть. Разборку надо производить, когда винтовка без патронов. Не дай Бог стрельнешь случайно! И вообче, слухай, что тебе говорят и делай.
— Слушаюсь 'дядя' Егор.
— Далее, подаватель и крышку коробки прижми друг к другу, и тащи вот так подаватель. Получилось?
— Ага.
— Потом отделяешь штык. Вот так, это надо чтобы чистить винтовку было удобнее. Видишь как?
— Вижу, счас. Готово! Правильно?
— Правильно. Теперь открой затвор, нажми на спуск, вытяни затвор.
— Так?
— Так. Разбираем затвор. Держи курок, поверни вот так стебель затвора. В таком положении, курок спущен. Боевую личинку вперед. Понял ли?
— А то!
— Теперь сам.
— Так, и так. Далее чего?
— Показываю. Боевую личинку поверни вот так и отдели от соединительной планки. Вилкой соединительной планки надо вывинтить ударник. Только запомни, пружина может "выбить" детали в разные стороны, крути аккуратно, курок придерживай. Давай делай, я посмотрю.
— Все вроде?
— Все. Запоминай как что называется. Курок, стебель с рукояткой, боевая личинка, соединительная планка, пружина, ударник. Повтори.
Подопечный, старательно повторял. Попутно 'дядька' показывал, как надо чистить оружие, перечисляя условия при которых производят полную разборку.
— Винтовка хорошая, простая и надежная, но запомни, она любит она ласку, чистку и смазку.
— Ровно как баба?
— Даже больше. Да и ты от нее в бою зависишь более, чем от бабы. Ты о ней заботься, и она не подведет.
— Понял.
— Теперь собирай все обратно, показывать буду, как заряжать и как целиться.
* * *
Унтер-офицеров и фельдфебелей собрали в отдельную группу. Чтобы не унижать их 'высокого' достоинства, 'дядьками' при них стали равные им по чину 'попаданцы'. С этими предками было полегче, все были грамотные. Группу возглавлял фельдфебель пятой роты Андрей Перетятько. Он всегда отличался своим мягким южнорусским выговором, а тут он вовсе перешел на малороссийский диалект. Поминутно поминая бисову душу, он довольно скоро добился того, чтобы 'предки' вполне освоились с новым оружием.
Эта группа первой перешла к практической части изучения правил приемов стрельбы.
— Слухай Гринчук, притисни приклад до плеча, як бабу притискають, інакше при пострілі віддачею тобі ключицю зламає, або з ніг звалить. Зрозумів?
— Так точно!
— Всіх стосується, панове унтера! З руки стріляти, в русі при атаці, незручно, просто патрони спалите! У кожного з вас, при собі є упор, коліно. Показую як цілиться з коліна! Потім перевірю!
Унтера старательно копировали то, что показал им фельдфебель.
— Я тобі показував бiсова душа, ось так треба на коліно ліктем спиратися. Ось так! А ти що тут показуєш? Це неподобство! Ще раз!
Провинившийся унтер, старательно осваивал новый прием. Опираясь локтем в колено левой ноги, прижимая затыльник приклада к плечу, тщательно целился в воображаемого противника.
После того, как Перетятько счел, что все освоили прицеливание с колена он начал учить подчиненных передвижению по полю боя, по-пластунски, короткими перебежками, особенно напирая на то, что во время перебежек, надо бежать зигзагом.
— От ви, начебто розумний мужик, унтер-офіцер, як біжиш? Ти повинен прицілитися ворогові в себе не дати. А ти по прямій несешся, наче кажеш, "От він я! Стріляйте в мене!" Показую ще раз, якщо не зрозумієш, будеш картоплю на кухні всю ніч чистити!
Угроза чистить картошку всю ночь, не смотря на отсутствие таковой в гарнизоне, действовала безотказно.
Перетятько ловко перемещался вперед, под воображаемым огнем неприятеля. Потом сказал всем присутствующим:
— Заліг, прицілився і веди вогонь поки тво товариші перебігають. Треба, щоб супостат весь час був під вогнем, щоб цілиться не міг. Французи з англійцями стріляти будуть стоячи, а ви повинні стріляти з коліна, або лежачи. Перейдемо до вивчення стрільби з положення лежачи.
Разбив унтер офицеров и фельдфебелей на отделения, новоявленный Песталоцци, начал отрабатывать тему "Взвод в атаке".
* * *
Обед, раздаваемый из полевых кухонь, произвел на солдат и унтеров еще большее впечатление, чем на офицеров. Правда к густым, наваристым из-за использования тушенки щам и гречневой каше не полагалось обычное мясо 'на лучинках'. С продуктами по нормам шестнадцатого года положение было напряженное.
Для 'севастопольцев' обед выглядел роскошно, но вот для их 'потомков', привыкших получать на обед три четверти фунта мяса, обед показался не сытным. Слава Богу, полковник Мезенцев расстарался и к обеду каждый получил причитавшуюся норму свежеиспеченного хлеба, а не сухари.
Некоторые побывавшие на фронте в пятнадцатом году солдаты вспоминали, что бывали дни и даже недели, когда вообще ничем не кормили. Люди вынуждены были ползать на нейтральную полосу, чтобы обшарить ранцы погибших немцев. У тех всегда находился 'железный' паек. Банки с 'гороховой колбасой' пользовались одинаковым успехом по обеим сторонам фронта. Свой неприкосновенный запас, состоявший из банок мясных и рыбных консервов, русские солдаты съедали практически сразу, как только его получали. Надо быть дураком, чтобы хранить запас, если тебя могут убить в любую минуту! А белые галеты, были так вкусны с открытой банкой осетрины!
Очередь перед полевой кухней продвигалась быстро, в котелок черпаком наливались щи, туда же, вваливалась гречневая каша. У немногих счастливцев, имевших со времен пребывания на фронте трофейные германские котелки, порции были разделенные. В котелке щи, каша в крышке.
