1940hr

Собственно, на этом и строилась вся идея эвакуации людей и техники — чтобы мы могли вылететь на Медведях и, насрав на ПВО противника — высота полёта у малыша до сорока пяти километров — движок оборотистый, кислорода не требует, лопасти широкие и с большим запасом тяги. Перелетаем в нужное место, садимся вертикально в зоне, где ПВО подавлено. Или доставляем десант прямо через линию ПВО, правда, я не уверен, что прямое попадание из пушки ПВО пойдёт броне на пользу... И тем не менее!

Почему я вспомнил про вертолёты? Так ВДВ — это в первую очередь вертолётный десант, а парашютный способ — вторичен. По крайней мере, в нашем времени. Но тут ситуация иная. При разработке техники я был вынужден ограничить нас возможностью по эвакуации техники вместе с людьми — оставлять немцам особо ценные образцы уж очень не хотелось. Пятнадцать тонн. Гнать Левиафан туда — ну очень не хочется, он может отбросить человека потоком создаваемого ветра на десятки метров. Его приземление — вырывает деревья с корнем, а если гружёный полностью — то вековые деревья. Репульсорные платформы лишь слегка помогают Лёве взлетать и садиться, стабилизируют...

Под брюхо наших вертолётов хотел подвесить бомбу — передумал. Расширил боезапас втрое — с двухсот до шестисот 30-мм снарядов. И главное — установил по бокам пилоны, как у МИ-24, и под ними подвесил ПТУРы и ракеты воздух-воздух. Последние имели средний радиус, по три ракеты на каждый пилон, при должном применении вертолёт сможет подавить своими управляемыми ракетами любое ПВО противника с недосягаемого для него расстояния — батареи ПВО на земле, истребители ПВО — в небе. И конечно же, пушку никто не отменял. Её на большинстве вертолётов решили заменить на скорострельный миниган — прежде всего потому, что у скорострельного больше вероятность поражения цели. Против техники нормально работали и ракеты, а под кабину установили шестистволку с темпом огня в шесть тысяч в минуту. Ну и большим боезапасом, конечно же, укладываемом в бункер между кабиной пилотов и десантным отсеком.

Я провозился с постройкой Белого Медведя последнюю неделю, но результат того стоил. Мы получили возможность использовать на поле боя машины БМД-1. Что характерно, машины имели крюки для подвески их под полозьями вертолёта — после втягивания машина поднималась и почти жёстко крепилась к вертолёту, не раскачиваясь, это улучшало стабильность полёта. Летел вертолёт благодаря хвостовому толкающему винту, поэтому ему не нужно было сильно наклоняться вперёд. БМД-1.

Эта машина была великолепна. Когда я пригласил василия Афанасьевича обкатать, он прилетел так быстро, что я удивился — быстрее своего десанта, едва из сапогов не выпрыгивал. Я, значит, сижу себе на полигоне и пристреливаю пушку БМДшки, и тут прилетает, весь в мыле, едва не притопывает сапогами.

— Эй, Иванов, вылазь! — постучал по броне.

— Да здесь я, здесь, — открыл люк мехвода, — чё стучишь, Василь Афанасьич.

— Эта машина?

— Она самая, — киваю, — зацени!

— Уже заценил. Ох, порадовал ты старика... показывай, что у тебя там!

Я недолго думая, вылез и начал рассказывать ТТХ:

— Боевая Машина Десанта, она же БМД, экипаж — два человека, в десантном отсеке умещается четыре человека, либо три тонны груза. Оснащена гладкоствольной пушкой калибра 85мм, тремя пулемётами типа ДТ, либо двумя пулемётами ДШК, крупнокалиберными. Запас хода — пятьсот километров, боекомплект — сорок выстрелов пушки, четыре тысячи патронов к пулемётам, либо две тысячи к крупнокалиберным. Так, мощность двигателя — триста лошадиных сил, проходимость сравнима с танками, скорость по пересечённой местности — сорок километров в час, на плаву — восемь-десять километров в час. Броня выдерживает попадания из противотанковых ружей и крупнокалиберных пулемётов, но не больше — внутренние противоосколочные экраны могут защитить личный состав от поражения осколками брони. Пушка позволяет бороться со всеми типами вражеских танков и самолётов — она имеет большой угол возвышения, так что при необходимости БМП может открыть зенитный огонь...

— Дай сам почитаю, — он взял у меня из рук инструкцию, но тут же захлопнул, — ты лучше скажи, этот твой лёгкий танк по одному самолёты перевозят?

— А-12 — по одному, А-22 — по четыре, А-122 — по шесть.

— Отлично. Просто замечательно!

Я заинтересовался такой энергичностью:

— А что это вы, Василий Афанасьевич, так довольны?

— Нам Сталин дал приказ, хочет проверить моих ребят в деле. Поэтому каждая машина сейчас — дополнительный шанс выжить!

— Хорошо, проверим и мы, — я согласно кивнул, — у меня есть ещё много чего интересного... Но потом.

Я припомнил вертолёты. Они ведь по наступательной мощи тоже очень даже ничего, и если после уничтожения ПВО поддержат десант огнём — это будет замечательно. Решено, я полечу с десантом и обеспечу ему успех. Естественно, полетят и вертолёты БелыйМедведь, но вылетев вместе с остальными, они будут кружить на тридцатикилометровой высоте и ждать окончания операции.

— Что штурмуем?

— Ну, чтобы не обосраться с самолётами — цель выбрали подальше, аравийский полуостров. Наша задача — захватить нефтепромыслы...

Я рассмеялся. Вряд ли Василий Афанасьевич знает, сколько я эти сраные пески аравии перепахал своими снарядами, так что...

— Чё ржёшь? — он ткнул меня в плечо, — дело крайне важное, нефть!

— Да так, просто этот ТВД мне знаком. Даже больше, чем вы можете себе представить. Не, тут придётся по-другому к делу подходить. Там свои особенности, песок быстро стачивает гусеницы, жара днём и холод ночью, борьба идёт за линии коммуникации и островки жизни в пустыне, за города. Это классическая война крепостей, тут без меня никак не получится.

И правда. Нужно построить огромный подземный нефтепровод из аравии в Сибирь и на урал. Лучше всего нефтехранилища делаются при помощи плазменного щита, в качестве огромных полостей в земле — геофронтов. Придётся много-много поработать, чтобы выкачать арабскую нефть. И тут без наших насосов и реакторов ну никак не обойдётся.

— Ясен пень, — он хмыкнул, — давай, готовься. У нас есть только десять тысяч бойцов.

— Тогда нам даже не понадобится крупный десант. По крайней мере, пока что — нужны только тяжёлые транспортники, чтобы перебросить войска.

— Как знаешь. Тяжёлые транспорты — это уже к тебе вопрос.

И правда, ко мне. Я спешно дал Берси команду переделать наших гигантов в грузовозы — благо, такая возможность есть. В самолёт умещалось двадцать танков, придётся и танки отдельные сделать, пустынные. Тут уже обычными тридцатьчетвёрками не обойтись. Да и кондиционеры, опять же.... Опять придётся притормозить темпы строительства на Корсике — а мы начали столько проектов, что остров превращается медленно в курортный и военно-транспортный рай. Хотя... Тут есть и плюс — корсика ближе.

Я задумался.

— Не, ошибся товарищ Сталин. Главное — перекрыть немцам доступ к африке и африканской нефти. В первую очередь — в Ливии, придётся повоевать, причём воевать всерьёз. А Аравия — уже потом. В пятистах километрах от берега Ливии есть остров Сардиния, ныне принадлежит лично мне. Я его захватил силами десанта, сейчас там гигантские стройки, строится огромный транспортный узел...

— Сталин мне про это говорил. Про корсику и Сардинию, думаешь, мы будем летать через весь мир за каждой мелочью? Твои аэродромы — основная база снабжения.

— Тогда и про Ливию должен был что-то решить... Там же немцы, гребут нефть...

— Нефтедобыча там есть, но относительно скромная, плюс нам достаточно пока только застопорить немецкие танкеры, это уже обещал сделать флот. Кстати, сталин говорил что-то про подводные лодки...

— Я думаю, он меня скоро вызовет и сам расскажет.

На ловца и зверь бежит. Через шесть часов после того, как поставил задачу Василию Афанасьевичу, сталин вызвал меня в штаб. Нет, он не сидел круглосуточно в кремле, хотя там была его главная рабочая резиденция. Сталин вызвал меня в генштаб, я вошёл по своему рабочему пропуску. Штаб несколько раз переносился, в результате всех переездов он укрепился в подземном бункере под Воробьёвыми Горами, на глубине трёхсот метров, укрытый многими слоями бетона. Вход и въезд в штаб был хорошо замаскирован под автомобильный тоннель. К слову, тоннель был, крупная развязка двух больших дорог. Но чуть повернув налево, можно было въехать в большие стальные гермодвери толщиной почти в метр. Под ними — большой автомобильный спуск, проложенный явно моим плазменным щитом, причём без моего ведома, и проехав ещё четыре километра вниз, мы оказывались в подземном бункере генштаба. Судя по уклону и четырём заворотам, этот бункер находился где-то в километре от тоннеля-въезда. Можно было и на лифте спуститься, тоже явно нашего производства автомобильно-пассажирская платформа.

Заехал в подземный гараж, в котором стояли машины — десятки ЗИСов и эмок, мой скромный Понтиак на их фоне выглядел тоже неплохо. Прошёлся пешочком по длинным коридорам, показал пропуск... Бункеры гитлера отдыхают по сравнению с этим — тут была весьма неплохая отделка, свежий воздух, большие пространства, тепло и сухо, чисто как в больнице. Но обстановка — почти спартанская, мебель долговечная, преимущественно из стальных хромированных труб.

Сталин был в большом зале совещания руководства РККА и РККФ, я вошёл последним, оглядел присутствующих. Около доски стоял товарищ Жуков и что-то говорил.

— А, товарищ иванов, — Сталин улыбнулся, — я уж думал, вы не приедете.

— Секунда в секунду, — я посмотрел на свои часы, — товарищи, что у вас за планы относительно Африки? Почему я узнаю всё в последний момент?

— Товарищ иванов, — сталин пыхнул трубкой, — успокойтесь. Эти планы касаются РККА в первую очередь...

— И моих баз снабжения на Сардинии. А нефть перекачать из Африки и Аравии в СССР вы тоже сами собрались? В СССР нет даже производства труб большого диаметра, не говоря уже про добывающее и транспортное оборудование такой мощности. Так что работы у меня непочатый край, и приходится снимать десятки тысяч профессионалов с работ, чтобы спешно подготовиться.

— Товарищ иванов, уверяю, для нас будет достаточно иметь собственное превосходство в регионе, а с нефтью мы сами разберёмся. Со временем будут и трубы, если понадобятся. Товарищ жуков, продолжайте.

Я сел, не спрашивая разрешения.

Жуков рекламировал идею строительства МКАДа. Да, его ещё не построили, в кольцо он предлагал объединить многие транспортные магистрали и сделать кольцо — последним эшелоном обороны города, самым стойким и самым крупным, сконцентрировав на нём безумное количество живой силы и техники. Сталин поднял вопрос на голосование, я поднял руку:

— Товарищ Сталин, разрешите дополнить идею товарища жукова?

— Да? — остальные посмотрели на меня как на смертника-идиота.

— Кольцо, как видно, очень удобная транспортная форма с точки зрения развития не только снабжения обороны, но и для автомобилистов. Уверен, в ближайшем будущем поток машин будет увеличиваться. По моим подсчётам, нормой в стране является семьсот машин на тысячу трудоспособных человек. Москва — город с особым статусом, это не только столица. Из-за всех социальных особенностей союза, в москве сконцентрированы в приказном порядке большие научные и административные мощности, производство, лучшее снабжение... Я считаю эту политику крайне губительной, но не об этом речь...

— Нет, вы развивайте мысль про политику, — вернул тему сталин.

— Ладно, скажу коротко — наши бомбёжки германии не привели к хоть какому-то снижению темпа выпуска их промышленностью товаров. Промышленность имеет диверсифицированную структуру и уничтожение одного-двух заводов и даже городов не играют никакой роли. Поставщики продукции быстро находятся новые, у каждого сборочного завода есть три-пять поставщиков каждой детали, потеря одного-двух — не мешают. Наоборот, выживший получает больше заказов и больше денег, рабочие и станки с разрушенных заводов перекупаются уцелевшими. В союзе установлена полисоцентрическая промышленная система, промышленность сконцентрирована по крупнейшим узлам и центрам, при этом обычно у сборки нет никакого выбора поставщиков комплектующих, если один завод уничтожается, всё производство встаёт. Так, например, случилось недавно на ГАЗе, тысячи шасси грузовиков скопились, потому что производство моторов временно приостановилось из-за переоснащения. Губительной же эта тактика является, потому что она порождает слои населения, более того, вбивает чёткую грань между рабочими и крестьянами, городом и деревней. Жить в деревне где-то в нецентрической стране — нормально. Никто не относится к деревенским жителям как к людям второго сорта. Жить в советской деревне — значит принадлежать к самому бесправному и малоимущему слою населения. Вечноголодному крестьянству. Москва для них — город надежд и всесоюзный рынок. Сюда едут, чтобы купить что-то, что просто не поставляется в другие города, или поставляется, но кое-как...

— Пока что это не сильно заметно, — хмуро ответил Сталин, — я понял, что про дорогу?

— Дорога ограничит рост города — это раз. Дорогу нужно проектировать сразу крупной, рассчитывая на интенсивное грузовое сообщение, грузовики массой под десять-двадцать тонн быстро раздалбывают асфальт. Это двас. Ну и наконец, помимо всего прочего движение по МКАДу должно быть безостановочным, то есть все дороги и шоссе придётся провести либо тоннелями, либо мостами. Я бы предложил тоннелями. МКАД, предлагаемый товарищем Жуковым, это аналог средневековых городских стен, со всеми социальными особенностями.

— Это понятно, — Жуков посмотрел на меня пристально, — идея именно такая, да. Плюс мы можем снабжать всю линию обороны гораздо быстрее.

— Согласен. И последнее — по МКАДу необходимо пустить железнодорожный и легкорельсовый транспорт, лёгкое метро с переходом через подземное метро, без покупки дополнительного билета. Я бы предложил использовать в этом качестве монорельсовую дорогу над основном шоссе — это сэкономит нам место.

— Товарищ Иванов, этот проект — уже ваша работа. У вас есть опыт постройки монорельса?

— Да, и большой. Сейчас у нас для Корсики строятся в массовом порядке сотни составов и десятки тысяч опор прибрежного монорельса. Мы можем без труда поставить их по окружной дороге.

Жуков только взгляд с меня на сталина переводил.

— Если у вас уже есть проект — я бы хотел на него взглянуть.

— Установка произойдёт быстро. Очень быстро, технология давно отработана, так что через неделю уже сможем открыть первый участок.

— Быть посему, — решил Сталин, — с электричеством тоже поможете?

— Помогу, конечно же. Не обеднею от пары гигаватт.

Примерно в таком ключе и закончили обсуждение плана Жукова. После этого слово перешло ко мне.

— Я не в курсе всех ваших планов относительно Африки и Аравии. Но приказ есть приказ — сниматься с места и лететь туда. Тем более — в деле участвуют мои аэродромы и острова, могли бы сообщить. Я не ваш подданный или тем более — военный, чтобы молча смотреть, как моими услугами пользуются и даже не ставят в известность. Мой план предельно прост — мы устанавливаем трубы, которые перекачают нефть под землёй из Африки и Аравии в советский союз. Это обеспечит советскому союзу тотальное превосходство над любым противником в энергетической сфере. США имеют нефтеносные страны южной америки, собственную нефть, но на евразийском континенте у нас не будет соперников. Это позволит советской экономике, конечно же, при дальнейшем активном развитии автотранспорта и нефтегазовых энергосистем, получать дополнительно солидные деньги в бюджет. Правда, тут есть и подвох... — я осмотрел их лица, военные, военачальники, — экономическая зависимость страны от экспорта сырья — ведёт к деградации промышленности, превосходству сферы услуг над сферой производства, и как следствие... В общем, мы откатимся обратно, в доиндустриальную эпоху, когда Россия гнала на запад дерево и пеньку, а бумагу, мебель и канаты — импортировала. Поэтому превосходство в контроле энергоресурсов не должно ни в малейшей мере подавлять развитие промышленности, конкурентоспособной промышленности. Товаров, способных заинтересовать не только деревенских пентюхов, но и придирчивого потребителя. К сожалению, культура подобных производств в советском союзе начала утрачиваться, поэтому я не уверен, что это не сделает СССР зависимым от продажи нефти настолько, что это страну и погубит.