Блин, я ведь совсем про эту рыбу забыл!
Да если ее сразу приготовить, оргию можно забацать на весь Верхний город. Еще и Среднему кое-что останется.
К счастью, Мазай притащил только две рыбины. Как я сказал, так он и сделал — по одной на каждого посчитал. "Желание клиента" и все такое... Но даже две рыбины — это ведь до хрена и еще столько же! Может, и правда, организовать небольшой праздничек?.. Типа, гуляют все! Жалко будет, если ценный продукт испортится.
Оказалось, что я напрасно беспокоюсь. Рыбаки умеют сохранять любую рыбу, тем более — реально золотую. К тому же на этот товар всегда найдется покупатель. Только шепни, и сразу толпа народу набежит. А, если мне не хочется толкать рыбку самому, то можно сдать оптом. На корабль. Там тоже завсегда возьмут.
Я на секунду представил себе команду, обожравшуюся этой рыбой, и пожалел корабль. Потопят ведь, черти озабоченные, и не заметят.
Мазай долго смеялся над моей придумкой. Сказал, что давно не слышал такой веселой шутки. Потом выдал страшную тайну и под большим секретом. Моряки и рыбаки эту рыбу не едят. Чтоб не сожрать случайно одного из своих родственников. Который умер человеком, а родился рыбой.
— Совсем рыбу не едите? Вы что, голодаете? Или питаетесь одними водорослями?
Мы сидели на маленькой веранде — с нее не видно выбитого окна — и культурно отдыхали. Немного фруктов, немного вина, немного музыки и танцев. Малек тоже перебрался на веранду, а обе Орси радовали наши глаза своими телодвижениями и звенели браслетами.
Мазай опять засмеялся. Так ему понравилась моя шутка про голод.
— Мы едим морскую траву, мы едим рыбу, — сказал он, когда устал смеяться. — Только не всякую рыбу. А еще мы едим ракушки. Есть и такая ракушка, что помогает мужу, как Одеяло Многоструйного. Только это большая тайна, — опять зашептал Мазай. — Про ракушки надо молчать. Ты будешь молчать, Многодобрый?
— Буду.
— Тогда я не буду тебя убивать.
— Не надо. Не убивай. — И мы опять засмеялись. — Только скажи, зачем вы ловите Одеяло? Это же опасно! Продавали бы ракушки, если они действуют так же.
— Нет, не годится, — замахал руками Мазай. — Что ты такое говоришь?! За Одеяло платят золотом, а ракушки — полсабира мешок. Ракушки мы сами съедим, а потом жен будем радовать!
— Хитро придумано!
— Это нас Многоструйный научил.
Мазай так гордо это сказал, будто Многоструйный был его ближайшим родственником. Особо уважаемым.
— Вот и расскажи мне о нем, — потребовал я. — А то мы этот кувшин допьем, и ты спать завалишься, а я опять ничего не узнаю.
— Кто спать завалится? Я?! Да я три таких кувшина сам выпью! Пусть несут, а ты смотри и завидуй! — и Мазай попытался встать.
Без особых успехов, но главное — попытка, а не успех.
— Сиди! — дернул я мужика за ногу. — Рассказывай. И получишь свои три кувшина. Потом.
Мазай допил то, что было в его чаше, и начал рассказывать. Где-то на средине рассказа я на минутку отключился. Глаза я не закрывал, так что отключки никто не заметил. Кажется. Ближе к финалу я проснулся и понял, что ничего существенного не пропустил.
Если убрать все преукрашения, типа, "его голос был громче Гремящего пролива" или "глаза его сияли, как море рано утром", то получалась совсем даже простая история.
Жил себе парнишка возле моря. Рыбу ловил, за ракушками нырял, так просто в воде плавал. Рыбаки тогда еще плавать и нырять могли. И были у парнишки родители, братья, сестры, дяди, тети. Короче, полный набор родни. Но в один ужасный день он вдруг осиротел. Море забрало всех. Кто-то нырнул за ракушками и не вынырнул, кто-то отправился на рыбалку и достался тварям морским, а кто-то угодил в шторм и пропал вместе с лодкой и командой. Полный беспредел творился тогда на море. Каков хозяин — такой и порядок. А морем управлял тогда совсем другой бог. Или не бог. Но управлял очень плохо. За тварями морскими не следил, они выбирались из глубин и безобразничали возле самого берега. Некоторое, особо наглые, топили лодки и корабли, даже на берегу не было от тварей спасения. Волны тоже выплескивались на берег, когда хотели. И вытаскивали из могил тех мертвецов, которые умерли на берегу. Не всех тогда хоронили в море. Так паренек нашел тело своего недавно похороненного брата. Посреди улицы нашел, когда волны убрались из города. Разозлился он на бога за такое неуважение, и отправился поговорить с ним. Как мужик с мужиком. Сначала в лодке плыл, потом нырнул. И на самом дне нашел ленивого хозяина моря. И поговорил с ним. После того разговора власть в море поменялась. Паренек стал называться Многоструйным, а тот, другой... Ну, он куда-то подевался. Может быть, умер от огорчения. Но он успел проклясть воду, и рыбаки не могли в ней больше плавать и нырять. За сотни сезонов проклятье ослабело, но рыбаки разучились плавать и нырять. Еще тот, другой, подговорил водяных разрушить дамбу, чтобы волны утопили город, из которого прибыл парнишка. За такую подлянку Многоструйный отнял у того, другого, Имя, а водных загнал на глубину. Поближе к тварям морским, чтоб они перебили там друг друга. Ну, а сам стал порядок наводить. С тварями разобрался быстро — они так схлестнулись с водяными, что до сухопутных им уже и дела нет. Волны тоже приструнил. Они теперь в двух— и трехлунье немного шалят. Ну, еще приход Карающей отмечают. А тем рыбакам, кто в море утонул, Многоструйный в рыб разрешил перерождаться. Назначил несколько особо крупных пород, которых рыбаки для продажи ловят. Чтоб тот, кто съест эту рыбину, в следующей жизни тоже рыбой стал. Еще кладбища на суше ликвидировал. Рыбацкие. И правильно хоронить мертвецов научил — в ракушечном плаще. (Кто его знает, где он такой плащик присмотрел). И каждого мертвеца лично оплакивает. В свободное от основной работы время. Еще за рыбой следит. Чтобы она плодилась, размножалась и в сети попадалась. Короче, такую вот реальную работку огреб себе простой рыбацкий паренек.
Ну, выпили мы за его здоровье, пожелали успехов в его нелегком труде, и тут Мазай потребовал свои три кувшина. Во, память у мужика! Я уже и забыть о них успел. А этот взял и напомнил. А я не дал. Не потому, что пожмотничал, просто вспомнил, что мне после обеда у Алми надо быть. Вот и не стал Мазая наедине с кувшинами оставлять. Вдруг он сам их не одолеет, и помочь некому будет. Рыбаку в море тонуть полагается, а не в вине — Многоструйный такого не одобрит.
Мазай со мной согласился, и заявил, что до завтра он совершенно свободен, и может отправиться куда угодно. Хоть по бабам, хоть со мной в гости, хоть на корабль — рыб толкнуть.
Я немного подумал и решил все это совместить.
Мы отправились в гости со своими Орси и золотыми рыбами. Малька я тоже с собой взял. Вчера он дома остался — и такая вот фигня с ним приключилась. Правда, Малек сначала отказывался. Говорил, что шкатулку кому-то охранять надо. Но я эту проблему тоже решил. Увязал шкатулку в мятый плащ и Мальку вручил. Хочешь охранять — охраняй, но к Алми ты все равно поедешь. Так мы и отправились на пяти паланкинах — десять Орси и нас четверо, если Кранта считать. А куда он одного меня отпустит? Да еще после вчерашнего. Только за ширму, к усулу.
Чтоб Мальку лучше охранялось, к нему в паланкин рыб пристроили. А в три других, где Орси расположились, по кувшину тифуры. Той, что Мазай выпить грозился в одиночку. Еще один кувшин, поменьше, я в наш паланкин поставить велел. Подумал, на дорогу нам этого хватит. Крант все равно пить не будет. Он на работе.
Тамила, конечно, удивилась, когда увидела, что я отправляюсь куда-то в такой компании. Но я сказал, что она сама велела мне отдыхать, вот я и отдыхаю. А паланкидеров предупредил, чтобы шли медленно и плавно — тифура не любит, когда ее трясут и взбалтывают. Она тогда выход искать начинает. И, как правило, находит.
В дороге Мазая на песни растащило. А голосок у него не из слабых! Таким шторм перекрикивать можно. Я немного послушал, а потом о вечном задумался. И глаза закрыл, чтобы думалось лучше. Но мужик продолжал свое сольное выступление. Наверное, для Кранта. Тот не возражал. Кто бы мог подумать, что Кранту нравятся бардовские песни. Кое-что я запомнил. И на русский перевел. Как смог.
Нос по ветру! Нож на пояс!
На Арилунгу нас несет.
Рыдают жены наши в голос,
А мастер плащ из раковин плетет.
Нож на пояс! Ветер в спину!
Идем с добычею домой!
Пусть от команды половина
Тот богатый, кто живой.
Песня, конечно намного длиннее. Между этими двумя куплетами был где-то час дороги. В паланкине. Да и не уложились в моей башке все эти рыбацкие термины. Или пиратские? Я как-то сразу и не понял, а спросить не успел — мы прибыли к Алми.
Сказать, что мужик удивился — это значит, ничего не сказать. А когда он разглядел, какие девушки улыбаются ему из паланкинов — у него гляделки стали большими и круглыми. У его соседей, кстати, тоже. Они, конечно, не в первый раз меня видят, но такой развлекухи я здесь еще не устраивал.
В дом через лавку Алми нас не пустил. Сказал, что мы слишком веселые, и нас слишком много. Ну, это он просто невнимательно смотрел. Слишком веселым у нас был только Мазай. Он по дороге сам прикончил кувшинчик тифуры, и ему резко и внезапно вставило. От жары, наверное. И, пока я здоровался с Алми, Мазай в третий раз затянул куплет, где "тот богатый, кто живой". Или мужика зациклило, или так в этой песне и полагается.
Не только улица Алми, но и две соседние наслаждались голосом Мазая.
А вот я был совсем даже не веселый — самую малость навеселе. Так что ситуацию контролировал, и все прекрасно соображал. Я даже сделал небольшое открытие сегодня. Оказывается, паланкины — это те же носилки, только со всеми удобствами! В них ковер и подушки есть, чтобы уставший мужик мог отдохнуть, и специальная емкость с крышкой — типа, компактный походный усул. Чтоб не пришлось за борт того... Вот я и воспользовался всеми удобствами, пока добирался до Алми.
Кстати, Кранта он вообще напрасно обидел. Только слепой назовет нортора веселым. А Малек веселым может быть, но только под настроение. Сегодня он был задумчивым и немного усталым. Девочки наши вообще еще ничего не пили. Это работа у них такая — изображать радость и веселье.
Пока я думал, как бы это Алми так объяснить, чтобы он понял и не обиделся, мужик привел нас к другому входу. Тому, что в переулке. И здесь мы стали выгружаться из паланкинов. Переулок оказался небольшим — три паланкина в нем уместились, а два остались на улице. Ждать своей очереди.
Корзины с рыбой Мазай никому не доверил — обе унес с собой. А я не оставил Орси самих на улице. На такой товар всегда желающие найдутся. А если к девушкам еще и кувшин тифуры прилагается, то... Лучше уж я лично за всем прослежу. Заодно и проветрюсь окончательно. В переулке хорошо — тенек, прохлада и ветерок с моря подул.
За дверью нашлась лестница на второй этаж. А там — комната. Большая и пустая. Только ковер на полу и много подушек по углам ковра свалено. Еще низенький столик имеется. Правда, ножек у столика многовато. Прям, не столик, а сороконожка деревянная.
Оказалось, что этот стол по типу матрешки сделан. Нужно тебе два стола — верхний сдвинул, под ним еще один нашелся. И еще. И еще. Сколько гостей, столько и столов. Чтоб соседа случайно не обидеть — кусок его не доесть. Плохой приметой это здесь считается.
Жены Алми быстро раздвинули столы, расставили закуски, и так же быстро и тихо исчезли. Только шторы за ними шевельнулись. Все стены этой комнаты были затянуты тканью. Ни окон не видно, ни дверей. Если хозяин не покажет, где выход, долго искать придется.
Откуда появился капитан Барг, я так и не заметил. Высматривал его, высматривал и... просмотрел. Лежал себе на ковре, с Алми разговаривал, ягоды пощипывал. По вкусу — черешню напоминают, но растут гроздьями, как виноград. Орси концерт для нас устроили. С музыкой, песнями и танцами. Я одним глазом на девушек посматривал, а вторым ягоды поспелее выбирал. И вдруг ткань на стене зашевелилась!
Глядь, а посреди комнаты еще один гость стоит. Похожий на Мазая, но на полголовы выше и в плечах поуже. И третья жена Алми рядом с гостем стоит, улыбается. Она же и столик гостю организовала, и тарелки с фруктами и десертами притащила. Алми сказал, что мясо попозже будет. Знает мужик, что я мясо люблю. Против хорошей рыбы я тоже не возражаю, но мясо — это всегда мясо. И его только другим мясом можно заменить.
И тут я вспомнил про корзины, которые стерег Мазай. Подтащил одну к себе, показал содержимое хозяину дома. Тот приятно удивился. Даже покраснел от удовольствия. Кто не видел, как негры краснеют — много потерял.
— Многодобрый, это очень дорогой подарок.
Капитан тоже заглянул в корзину.
— Дорогой, — с видом знатока подтвердил он.
— Мужики, вы что? Это не подарок — это еда!
Алми немного испугался.
— Многодобрый, ты хочешь все это съесть?!
— А что тут такого? Одному, может, и много, а в хорошей компании да под тифуру... Сжуем и не заметим!
Капитан задумчиво почесал бровь. Еще и посмотрел на меня с таким интересом, что я в его ориентации начал сомневаться.
— Сжевать — это не трудно, — в конце концов, изрек он. — Я и сам с таким куском управиться могу. И управлялся. Вот Алми подтвердит.
Алми кивнул. Из его прически выпала косичка, украшенная мелкими красными бусинами.
— Так в чем проблема? — не понял я сомнений капитана. — Если надо, как-то по-особому приготовить, так Мазай сделает. Он у нас специалист по рыбе.
— Приготовить и я могу, — махнул рукой капитан. Подвески на его браслетах тихо звякнули. Танцовщицы тоже такие браслеты носят. Или очень похожие. — Я другого боюсь...
Блин, сколько талантов у мужика, а он еще чего-то боится.
— ...сотрется у нас кое-что, когда эта еда подействует. Сам ведь знаешь, какая это рыба.
— Мне говорили. Но я не думаю, что все настолько серьезно.
— А ты ее пробовал? — вклинился в наш разговор Алми.
— Нет. Охотиться на нее приходилось, а вот пробовать...
— Если бы ты попробовал, то не сомневался бы.
— Она у мертвого поднимет, — усмехнулся капитан.
— Шутишь?!
— И не думал даже. Я в своего помощника кусок этой рыбы впихнул, а для него уже плащ вытащили. Так подействовало, что и он поднялся, и у него поднялось! А на корабле ни одной Орси не было. Пока до берега добрались, связанным его пришлось держать. Целый день к берегу шли, а он в трюме выл. И два дня потом на корабль не возвращался.
— А на фига ты это сделал с ним? Хохмы ради?..
— Хохмы? — Капитан, похоже, не понял моего вопроса. Или слово новое услышал.
— Ну, шутки...
— Да за такие шутки убить могут!
— Так в чем дело?
— А тебе зачем? — капитан недоверчиво прищурился. — Спрашиваешь тут. Говоришь... непонятное.
— Да интересно мне. И вдруг для дела пригодится.
Блин, ненавижу оправдываться!
— Скажи ему, — попросил Алми. — Он — Многодобрый, ему можно.
— Слышал я, что эта рыба от тяжелых ран помогает. Проверить только не получалось, а тут вдруг случай подвернулся, — снизошел до объяснений капитан.
