— Длань Веры действует не так оперативно, как колдуны. Хотя, конечно, и более надёжно, чем мы...У нас бы людей не хватило столько кордонов поставить. Да и смотри, тут же повсюду инквизиторы!
И правда. Улица полнилась патрулями "следиков" и послушников. В каждый дом случались служители Длани и расспрашивал, подробно и обстоятельно, обитателей Лихой. Кто что видел, слышал или даже видел во сне. Инквизиторы недоверчиво поглядывали на Евсефия с Филофеем, их даже несколько раз остановили, но приходили на выручку грамоты Иоанна Дуки Ватаца.
— Проходите, — бурчали инквизиторы, уставшие от бесплодных поисков и предвкушавшие "разгон" от настоятелей Длани.
— Как будто тут не один колдун поработал, а целая армия под предводительством демонов, — в какой-то момент заметил Филофей, поглядывая на очередной пропавший из виду патруль.
Лихая петляла, выплясывая безумные коленца, и потому дорога заняла уж очень много времени у "ночников". Но путь, будь он даже в миллион локтей длиной, когда-нибудь да заканчивается — вот наконец и показались развалины мастерской. Груда почерневших от копоти кирпичей, искрошенных и разбросанных взрывом. Несколько участков кладки сохранилось, и можно было угадать, при хорошем воображении, как располагались комнаты в этом здании. И, насмешкой над магией, сохранился "красный уголок" — не тронутая ни взрывом, ни возникшим после пожаром стена, увешанная иконами. Инквизиторы, кстати, обступили это место едва ли не тройным кольцом. Любой колдун, сунувшись туда, узнал бы, что такое Пекло, и причём задолго до Суда.
— Филофей! Евсефий! Вас только и ждём! — помахал рукой один из офицеров виглы, Декурион Хрисаоф.
Всегда подтянутый, улыбчивый, исполнительный, этот сероглазый и рыжеволосый потомок айсов был одним из лучших "ночников". Правда, Аркар обделил его острым умом и сообразительностью. До него не всё доходило с первого раза. А, да что там говорить — и с третьего, бывало, не получалось втолковать Хрисаофу. Но если уж он что-то уразумел — то как блестяще справлялся с возложенной задачей!
Возле Декуриона скалой молчания возвышался "ручник": аккуратный чёрный балахон, пресловутая длань, вышитая под сердцем. Правда, этот инквизитор разительно отличался от Флавиана Марцелла. Преклонных лет, лысый, с носом-крюком, он походил на престарелого коршуна, высматривавшего дичь.
— Вот, отец Дионисий, и замечательный служитель императора, Филофей Ириник. Пока дрункарий Ласкарий отсутствует, Филофей занимает его должность. Можете доверять иллюстрию Иринику как мне, — отчеканил Хрисаоф.
— Благословите, отче, — Ириник решил, что лучше соблюсти церемониал.
И, может, это польстит Дионисию? Он, наверное, не последний человек в Длани.
Ириник поклонился, ожидая благословения святого отца.
— Благословляю, сын мой, и нарекаю тебя готовым трудиться во славу Аркара и императора, — голос инквизитора был очень глубоким, раскатистым, но меж тем холодным и опасным, как тихий омут в глухомани. — И тебя, сын мой, благословляю.
Евсефий тоже получил "благодать" от "следика".
— Что мыслишь, сын мой? Как будешь искать поправшего запреты людские и божьи? — от взгляда отца Дионисия становилось не по себе. Как будто священник в мгновение ока исповедь получал о всех твоих смертных грехах и уже готовился наложить епитимью. — Церковь надеется на помощь сынов верных своих.
— К сожалению, пока ничего точного мне сказать не удастся. Сперва "послухов" во всём городе опросим, устроим облаву по всем притонам и злачным местам столицы. Подобным образом мы нашли предыдущего колдуна.
— Аркар и Церковь покарали язычника поганого, но следующему колдуну будет дано наказание ещё страшнее!
Нечто такое мелькнуло в глазах отца Дионисия при этих словах, что Филофей посочувствовал бедняге-колдуну. Явно инквизиторы проявят всю возможную изобретательность в пытках. Наверное, "сапожок" и "хохочущая дева" покажутся жалкими игрушками.
— Но мне ещё следует осмотреть место преступления. Вдруг что-то важное я смогу отыскать? — Ириник захотел поскорее уйти из-под взгляда отца Дионисия.
— Как ты, сын мой, пожелаешь. Но я пребываю в сомнениях: удастся ли тебе найти то, чего не отыскали служители Аркара, — заметил инквизитор.
Надо отдать ему должное: так самоуверенно и, между тем, бесстрастно могут говорить только настоящие профессионалы. Ну или великие гордецы. Хотя, конечно, профессионалы от последних редко отличаются.
— Премного благодарен, святой отец, — Ириник принял прощальное благословение Дионисия. — Декурион, пожалуйста, оговорили со святым отцом те меры, которые Длань веры и вигла примут для поисков колдуна.
— Да, Филофей, можешь не волноваться, — Хрисаоф. До того с надеждой смотревший на Ириника как на спасителя, теперь приуныл.
Декурион недолюбливал "следиков", да и всевозможные переговоры ему было трудновато вести. Однако кого же оставить было, не Евсефия же! Ириник представил себе эту картину:
"— Отче, жалованье не платят. Голодаем, жена выгнать из дома хочет....Это...так бишь о чём я...Да. Точно. Все меры примем, всяческие и всевозможные, чтоб жалованье...Э...То есть я хотел сказать, чтоб поганого сыскать"
— А Вы с чего улыбаетесь, я интересуюсь? — "виновник торжества" прервал размышления Филофея на самом интересном месте. — Вы чего-то придумали?
— Пока ещё нет, Евсефий, — Ириник начал поиски среди руин.
Гончар, надо сказать, был из состоятельных: обложил дом плинфой, тонким кирпичом не из дешёвых. Правда, высокая цена ещё не значила прочности. Вот как всё разнесло! Глиняные черепки, щепки, нетронутые огнём лоскуты ткани, даже...Филофей вовремя отвернулся, чтобы не вывернуться наизнанку при виде того, что осталось от хозяина мастерской или члена его семейства.
— Вот так и живём. Все под Аркаром ходим. Врагу б не пожелал. А если бы моих так...Мерзость богопротивная, а не люди это сделали! — в сердцах бросил Евсефий.
— Ты лучше ищи что-нибудь, ищи...— еле справляясь с дурнотой, приказал Ириник.
— А чего искать-то? Чего? Вы скажите, а я завсегда...
— Странное что-нибудь. Привлекла же колдуна чем-то именно эта мастерская!
— Так это, вдруг просто потешиться решил? Мол, ему вигла с инквизицией не указ? — Евсефию, похоже, совершенно не хотел копаться. А тем более — после того, как здесь уже всё обыскали инквизиторы. — Чего мы здесь найдём-то?
— Не знаю! Должно быть что-то! — Ириник тут же перешёл на шёпот. — И, молю Аркара, чтобы это "что-то" раньше нас "следики" не отыскали.
— Что-то...Что-то...Прямо как в басне...— вздохнул Евсефий и вслед за Филофеем принялся рыться среди руин.
А тут, похоже, был гончарный круг: уйма кусков глины, обожжённой взрывом и последовавшим пожаром, множество черепков, заготовки, остатки самого круга. Филофей вздохнул. Прекратив рыться в одной из куч, в которой перемешались остатки плинфы, черепицы, мебели и ещё не пойми чего. Ничего необычного.
— Нам бы здесь целую команду, да какую-нибудь штуку, чтобы помогала отыскивать металлы, — размечтался Ириник. — Да чтоб ещё и на пол-локтя под землю...
Филофей замер на месте. Под землю. Под землю...В мастерских должен быть подвал!
Рядом показались "следики": они тоже рыскали меж руинами, но уже без всякой энергии и увлечённости. Наверное, уже сами потеряли надежду отыскать хоть что-то полезное.
Ириник дождался, когда "следики" отойдут подальше, и спросил:
— Евсефий, ты не знаешь, есть ли здесь подвал?
— Подвал? — "ночник" задумался. — А как не быть? Мастерская ведь! Да и ледник должен быть, как же без ледника продукты-то хранить? Семья-то не из бедных...Подвал. А Вы думаете, что...
Евсефий ухмыльнулся.
— Сейчас попробуем сыскать! Это мы мигом! Чего не сделаешь, чтоб насолить "следикам"! Подвал должен быть рядом с кухней, чтоб к леднику недолго ходить...Только где тут кухня-то?
Евсефий окинул безрадостным взглядом руины.
— По запаху мы её уж точно не найдём, — Филофей не жалел соли, когда сыпал её на раны. — Вот если бы...
— Если мы в мастерской, то кухня должна быть на противоположном конце, чтоб шум и грязь не мешали хозяйке, — бубнил на ходу Евсефий, минуя кучи мусора и хлама.
Инквизиторы лишь пожимали плечами, глядя, как "ночники" родят меж развалин, даже не пытаясь что-то откопать. Ну не хотят работать — и ладно. Длани веры только лучше, весь почёт и слава достанутся Церкви!
— Вот где-то здесь, я думаю, — кивнул Евсефий.
Здесь всё было завалено обгоревшими балками и штукатуркой: перекрытия, рухнув, не сгорели до конца, и потому найти что-то было проблематично. Это место вообще было самым захламлённым в свежеиспечённых руинах.
— Да тут десяток человек понадобится, не меньше, — выдохнул Ириник, оценив масштаб бардака. — Да уж...Инквизиторы и сюда дойдут, а потом и подвал найдут, обгонят нас. За виглу обидно...
— А мне не обидно, — вполголоса ответил Евсефий, показывая руками на груду балок. — Смотрите!
Ириник вгляделся. Ну балки и балки, грудой лежавшие на...на...Постойте-ка! Вот он! В груде мусора виднелось большое металлическое кольцо, прикрученное к полу. А если точнее, то не к полу, а к люку! Иначе и быть не могло — зачем к полу кольца-то такие массивные приделывать? Ну разве что здесь планировали пыточную устроить или "красный дом"...
— А что, может, и вправду обидно не будет, — улыбнулся Ириник. — Так, покопаемся здесь ещё некоторое время, и уйдёт с понурым видом. Не надо, чтоб инквизиторы догадались, что мы нашли что-то важное.
— Как скажете...Эх! Если бы хоть что-то важное здесь было! Сплошные руины! — как можно громче постарался сказать Евсефий. Актёр обрушившегося театра, понимаете ли. — Иллюстрий, ничего мы здесь не найдём!
— Найдём! Найдём! Обязательно найдём!
Со стороны ближайших "следиков" послышались глумливые смешки. Инквизиторы думали, что у "ночников" совершенно ничего не выходит. И пусть считают! Главное — раскрыть это дело первыми! А гордость — уже на втором месте!
— Пойдём отсюда, — в какой-то момент произнёс Филофей. — Надо бы попрощаться с отцом Дионисием и вернуться в казармы...
Святой отец сдержанно попрощался и пожелал успехов в деле. Но Ириник готов был поспорить, что отец Дионисий внутреннее торжествует: ещё бы, "ночники" терпят поражение! Это будет отличная месть за успех в деле поимки предыдущего колдуна. Что-то их развелось...
— Так, Евсефий. Ночью отправимся с другими ночными стражами и попробуем добраться до подвала. А раньше, боюсь, делать будет нечего, — Филофей скорее размышлял вслух, чем беседовал с Евсефием.
Последний лишь иногда поддакивал да вставлял слово-другое в нужных местах разговора. Но вот показался поворот в квартал Тритон — и Евсефий оживился:
— Раз работа только вечером предстоит — можно мне домой заглянуть? Жену повидать...
— А...Что? Да, конечно, иди... — отмахнулся Филофей, хватаясь за мысль, едва от него не убежавшую обратно в мир идей. — Конечно...
— Спасибо! А к вечеру буду на положенном месте! Вас буду поджидать у той мастерской!
Ириник продолжил путь обратно в Большой Императорский дворец в одиночку. Дорога предстояла неблизкая: полгорода миновать — и потому Филофей решил погрузиться в размышления. Он опустил взгляд — так лучше думалось — и лишь каким-то чудом находил верную дорогу меж толпами люда. Вот уже был поворот на Среднюю улицу, а там уж напрямик до большого императорского дворца, как...
Филофей поднял взгляд, чтобы посмотреть на того, кто же ему преградил дорогу. Какой-то нищий, с ветвистой клюкой, в провонявшей ветоши, с мутными глазами. Слепой?
— Милостыню подайте! Милостыню! Добрый господин! — хрипло взмолился нищий, протягивая покрытую струпьями и лишаями худющую руку. — Милостыню!
Филофей вообще не любил попрошаек, особенно таких неприятных, и спешил как можно скорей от них отделаться. Попрошайки, в свою очередь, не любили Филофея и старались как можно дольше его задержать.
— Ну сейчас...Обол куда-то закатился...— Ириник достал монетку из кармашка, пришитого к внутренней стороне рукава. — Обол, сейчас...
Филофей протянул монету — и вдруг с неба в его руку упал пергаментный свёрток. Спикировавший голубь уже был далеко, вне досягаемости Филофея. Ириник удивлённо пожал плечами, хотел было отдать монету нищему — но того и след простыл. Мимо брели аркадцы, поглощённые собственными мыслями и делами. "Ночник" стал озираться по сторонам — но не сумел отыскать взглядом слепца. Удивлёно пожав плечами, Филофей раскрыл свёрток, оказавшийся письмом, в которое был завёрнут ключик.
Иринику хватило лишь беглого взгляда, чтобы понять: письмецо, как и ключик, было непростое:
"Филофею Иринику, имеющему честь занимать должность главы "ночной стражи", от доброжелателей" — гласила первая строка послания.
Пренебрежение, недоверие, постоянные нападки горожан. Обольное жалованье, которое задерживали по неделям, а порой и по месяцам. Трудности в семьях. Хождение по канату, натянутому между вратами рая и сковородками ада. Смерть, точившая косу в каждом закоулке, за каждым поворотом. Бессонницы и нервотрёпка. Страшные преступления. Опасные тайны. Головокружительные повороты судьбы. Сюрпризы и находки. Великие открытия и безвестность. Из таких мелочейи складывалась жизнь "ночной стражи"...
Королевство. Тронгард.
Слабый свет одинокой свечи ложился на желтоватые странички дневника...
Запись девятая. Мне хочется поделиться своими открытиями с Гильдией, и иного выхода, кроме как созвать конференцию магов, я не вижу. Архимаг Асфар согласился на это. Он, правда, желал прежде общего собрания узнать, что же на самом деле я открыл, и мне с большим трудом удалось убедить главу Гильдии потерпеть. Это должно быть сюрпризом, это будет как удар Огнара по ксариатским армиям! Надо подготовиться к выступлению. К сожалению, опрометчиво было бы демонстрировать мои умения, ведь способ выхода в Астрал немедля отвратит Гильдию от моего открытия. Мне и самому так мерзко и гадко от единой мысли о том, что мне пришлось убить человека! Но я сделал это ради Магии!
Надо снова повторить речь перед конференцией...
Запись десятая. Позор! Позор Гильдии магов! Они смеялись, как они смеялись над моею речью! Когда я закончил свою речь, обращённую к сердцам всех этих людей, наступила тишина...А потом...потом...потом...А потом кто-то захохотал, а за ним — и весь зал. Это было ужасно: стоять за кафедрой, когда тебя окружают смеющиеся...нет, даже не глупцы — животные! Неспособные посмотреть дальше кончика собственного носа, они мнили себя магами, волшебниками, творцами прекрасного, демиургами, хозяевами мира. Они ошиблись — они просто обезьяны, в чьи руки попала книга с формулами заклинаний.
Я порывался доказать, что нашёл способ попасть в Астрал — но меня никто не слушал! Позор! Позор Гильдии! Я бросил эти слова прямо в пасть этому беснующемуся, заливающемуся грязью своего смеха, многоголовому животному! Но это животное было глухо...
Мне ничего не оставалось, как покинуть эту конференцию — и Гильдию. Я окончательно уверился в том, что мне не дадут заниматься исследованиями эти глупцы! Даже Архимаг Асфар, и тот провожал меня насмешливым взглядом. А ведь я считал его почти отцом! Он же принимал мои выпускные экзамены в Магической академии...
