— Когда ты его назвал "господин Апрель"?
— Да!
— Андрей... По правилам нашего этикета, истинные имена al'lil — так мы называем сами себя — являются запретными для слуг. То, что ты сделал — это фамильярность. Примерно то же самое, что пришел бы к своему Олегу Максимовичу и сказал ему с порога "Привет, Олежек, сладенький мой!"
— Я уже понял... Ваш птенец мне объяснил... Но не сказал, как его называть.
— Просто "господин".
— Как вас?
— Меня по тому же этикету ты обязан называть "хозяин". "Господин" — это послабление.
Молчит.
Тоже молчу.
— Что еще... в вашем этикете?
Пожимаю плечами.
— Не пререкаться, даже если тебе обидно. Выполнять поручения. Не все, конечно. Можешь отказаться, сказав "хозяин не одобрит". Но только, если я действительно не одобрю, а не потому, что тебе лень.
Усмехается.
— Мне некогда лениться. Апр... Ваш птенец загрузил меня по полной программе. С готовкой и с уборкой. Я понятия не имел, что перила нужно чистить специальными средствами, да еще и учитывая породу дерева.
Улыбаюсь.
— Это он перестарался. Хочет показаться значимым. Андрей, Апрель по нашим меркам еще совсем молод. До ста семидесяти-двухсот лет за него несет ответственность Наставник. Потому что только в этом возрасте птенец осваивает навыки полета, учится контролировать голод, привыкает к солнечному свету и вообще свыкается со своей ситуацией. Учитывая, что Апрель пробыл с Наставником всего лет восемьдесят-девяносто, а остальное время просидел в плену, навыков у него для его ста пятидесяти лет толком нет. Летать он не умеет, солнца боится. Его нельзя выпускать на самостоятельную охоту, пока в воздухе держаться не будет. Ему очень неловко от своей беспомощности. Конечно, я поговорю с ним, чтобы он тебя так не гонял. А для уборки можно нанять домработницу.
— Спасибо, — благодарит меня слуга.
* * *
Маша ложится спать утром, часов в восемь. На улице — темно.
Апрель отправляет спать и ее отца. Тот возражает.
— Ну, не хочешь, не ложись, — пожимает плечами. — Только вот твоя дочь будет скакать ночью, а ты будешь спать. Потом у нее спросят: "Машенька, а как вы провели с папой каникулы?" Она и скажет: "А мы с папой не виделись, он спать ложился, а я вставала. И наоборот". Этого хочешь?
Смущается.
— Марш в кровать! — рявкает птенец. — Бего-ом!
Андрея буквально выносит из кухни.
— Ох... Добрый я стал с тобой, Шеш. Объясняю твоему слуге, как ребенку.
Киваю.
— Это да.
— Аугусто был не такой добрый.
— Я не Аугусто.
— Я вижу. И я теперь не его птенец, а твой.
— Его самого бы доучить. Самонадеянный он слишком, — говорю.
— Если еще не ушел в Тень... — вздыхает Апрель.
— Кстати, — вспоминаю. — Ты до какого тома дошел?
— Эм... — покаянно опускает голову, — я еще... первый пока читаю...
Протягиваю руку и ударяю птенца силой.
Отлетает в угол, едва не свалив мусорное ведро.
— Ты говорил, что я добрый? — вкладываю силу и в голос. — Сроку тебе — три ночи. Через три ночи спрошу.
— Там девятнадцать книг!
— И что? — щурюсь. — У тебя сколько времени было? Так тебе хотелось не физику читать, а моего слугу дрессировать. Забыл, что ты птенец? В комнату ожидания возьми. Там почитаешь.
Поднимается, отряхивает невидимые пылинки. Вздыхает.
— Я понял, Старший. Прошу прощения.
Кошка стоит на холодильнике в напряженной позе. Во взгляде — готовность убежать.
* * *
Днем оставляю "спящее царство" и еду в компьютерный магазин.
Продавцы меня вспоминают, улыбаются.
Выбираю ноутбук.
От операционной системы отказываюсь.
"Накатить операционку" — дело получаса. Еще часа два — настроить ее сугубо под данный компьютер.
Хорошая система. Использует ресурсы машины наиболее выгодным образом, вдобавок неуязвима для любого из вирусов.
Сам писал.
Интересно, сколько бы за нее заплатили в компании "Microsoft"?
Апрелю предстоит много учиться. Знание фундаментальных наук очень и очень облегчит ему жизнь.
* * *
— Я ушла от мужа, — говорит мне Алена.
Голос слегка усталый.
— И где ты сейчас обитаешь? — спрашиваю.
— У мамы, — вздыхает.
— У тебя хорошая мама.
— Это да. Только вот не знаю, как объяснить детям, что Новый Год пройдет без папы.
— Отметь с кем-нибудь из друзей, у кого есть дети. Скажи, что в этот раз вы поедете в гости. Детям будет весело, и они отвлекутся.
— Можно и так, — соглашается.
Глаза все равно грустные.
Обнимаю ее за талию.
Подается, прижимается ко мне.
Запах снега на меховом воротнике.
— Как Антон?
— Нормально, — пожимаю плечами. — Дома сидит, физику читает.
— Он где-то учится?
— Нет, но будет поступать. Пока не решил еще, в политехнический или медицинский. Ему и туда, и туда хочется.
— Сколько ему лет?
Мешкаю.
— Двадцать один вроде...
— Большой мальчик. А чего раньше не учился?
— Семейные проблемы, — говорю. — Не было возможности.
Кивает с пониманием.
Идем по улице.
— А чего мы все об Антоне? — оживляется. — Давай о тебе!
— Давай, — соглашаюсь. — Что тебе рассказать?
— Ну... Все с самого начала.
— Хорошо, — покорно киваю. — В начале сотворил бог небо и землю; земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною...
Смеется, бьет меня варежкой.
— Марк!!!
Смеюсь в ответ, уворачиваюсь.
— Я не про это!!!
Хватаю ее за руки.
Легкий толчок, усиливаемый слабым вектором, и мы падаем в снег.
Барахтается в сугробе.
Лежу рядом.
— Марк! — говорит, усевшись посреди снежной кучи. — Извалял меня!
— А то! — замечаю удовлетворенно. — Как это так: зимой — и не поваляться?!
— Марк!
— А? Я тридцать шесть лет Марк... Претензии?
Переползает и садится на меня сверху.
— Ты сумасшедший.
— Ага, — соглашаюсь. — Давно заметил, только вот удавалось скрывать... Ты меня раскусила.
Смеется.
Смех звонкий, как колокольчики.
Приподнимаюсь на локтях, поворачиваюсь, и Алена снова оказывается в снегу.
— Как будто мы снова дети.
Важно киваю.
— Почему бы и нет?
— Вот бы это навсегда!
...— Их нет, Шеш!
— Как нет? Я ведь... вчера...
— Не вчера, а много дождей назад!
— Как... много?
— Четыре руки руки.
Пытаюсь представить.
— Четыре руки?
— Нет, Шеш... Четыре руки руки.
Пытаюсь представить.
— Это — плата за вечность, Шеш...
— Если это будет длиться вечность, то это надоест.
Встаю и помогаю подняться Алене.
Отряхиваем друг друга.
* * *
Вишу под потолком гостиной, пытаюсь прилепить на вершину елки звезду из фольги.
Апрель стоит внизу, держит в руках мишуру.
Отпускаю звезду. Вроде держится.
Киваю птенцу.
Медленно поднимается ко мне, протягивает "дождик".
Забираю "дождик", вешаю на хвою.
— Марк Витальевич! — слышится голос Маши из коридора.
Не сговариваясь, спрыгиваем с Апрелем на пол, едва не свернув елку.
Двери гостиной распахиваются, в них практически влетает Маша.
— Стой! — слышится голос Андрея где-то позади из коридора.
— Ой, здравствуйте, Антон Генрихович, — здоровается с Апрелем.
— Привет, — улыбается в ответ.
— Маша... — в дверях появляется сам Андрей.
— Марк Витальевич, — серьезно говорит девочка. — А можно мы пригласим на Новый Год подругу папы?
Переглядываемся. Сначала я с Апрелем, потом я с Андреем, потом Андрей с Апрелем.
— Почему бы и нет? — пожимаю плечами. — Но тебе не будет скучно? Столько взрослых, и ты одна?
— А у тети Лены тоже дети есть! Спасибо, Марк Витальевич! — радостно заявляет Маша и убегает.
Андрей вздыхает.
Переглядываемся с Апрелем.
— Я... Я не хотел, — оправдывается слуга. — Сказал, что вы можете не разрешить... А она взяла и пошла спрашивать... Нет, я ей объясню, что она неправильно поняла... Извините, пожалуйста.
Разворачивается.
— Стой, — останавливаю.
Замирает, поворачивается обратно.
— А почему бы и нет? — снова говорю. — Детям будет веселее вместе. И Маше не скучно.
Апрель кивает.
— А на подарки как-нибудь сложимся!
В глазах Андрея — благодарность.
— Спасибо... — говорит едва слышно.
* * *
— Почему эти магазины не работают по ночам? — задает риторический вопрос Апрель, натолкнувшись на еще одну запертую дверь.
Пожимаю плечами.
— Можно в Москву слетать.
— Далеко. К тому же в Москве тоже есть солнечный день.
— Полетели за полярный круг, — предлагаю. — Воркута, например. Там между восходом и заходом полчаса, практически полярная ночь. Перетерпишь где-нибудь в сугробе. Оббегаем все магазины, какие нам нужны. Или куда-нибудь в Салехард. Или в Мурманск, там еще пару недель полярная ночь будет.
— А мы день не встретим?
— Зависит от того, как лететь будем. Ты географию учил?
Пожимает плечами.
— Так себе. Кого пил, такую географию и знаю. И то... я оставлял не все.
— Не стыдно? — укоряю.
— Шеш, а где бы я ее учил? У Российского Географического общества караулить прикажешь? Ну, помню я чего-то годов этак двадцатых-тридцатых. К тому же я в СССР приехал как раз перед нападением Германии, до Москвы доехать не успел, в Белоруссии... задержали. До этого жил в Европе. Европейскую географию я худо-бедно знаю, там все тесно и компактно.
— А чего в СССР потянуло?
— Аугусто хотел туда, где народу поменьше. Европа воевала. Я нелетучий, Аугусто пингвин. Постоянно переезжать не могли, к тому же постоянно требовались документы, фотографии. Каждый раз же не будешь убивать тех, кто пытается сфотографировать. Мы планировали за полярным кругом попасть в какую-нибудь деревню, где сообщение с "большой землей" раз в полгода. Зимой там жить-питаться, а летом ближе к югу перебираться по тайге, где аусвайсы не требуют.
— Ясно все, — киваю. — Так что думаешь насчет Мурманска?
Пожимает плечами.
— Можно, почему нет. Ты сколько часов в воздухе можешь продержаться?
— Пока не оголодаю.
— Ого, — удивляется. — Круто.
— Ага, — соглашаюсь. — Только оголодаю я быстро. В принципе, двое-трое суток могу в полете провести.
— Все равно круто... Ну что же, полетели.
Достаю телефон.
— Слугу предупрежу.
Хмыкает.
До Мурманска долетаем за семь часов. Летим на высоте восьми километров, и в процессе покрываемся коркой льда.
Приземляемся на окраине города. Укладываемся в сугроб, дожидаясь времени открытия магазинов.
В девять "утра" поднимаемся.
Апрель разминает руки, скалывая лед.
Следую его примеру.
— Мы похожи на замороженных покойников, — говорит.
— Ага.
— Надо оттаять одежду, а то нас испугаются.
— Не стоит, — возражаю. — С нашей одежды вода натечет и опять замерзнет. Достаточно человеческой температуры тела и дыхания.
— Точно, — кивает Апрель. — Упустил из виду. Летом проще.
— Летом день длиннее.
— Это да, — грустно вздыхает.
Изо рта вырывается немного пара.
Плотно прикрываем лица шарфами.
В универмаге находим отдел игрушек.
Апрель с горящими глазами ходит вокруг мягкого белого медведя выше него ростом.
— Шеш... Купи, а?
Пожимаю плечами.
— Тащить сам будешь.
— Буду! — клятвенно обещает птенец.
Поднять все покупки мы не можем. Не в том смысле, что нам не хватает сил. Нам не хватает рук.
Апрель держит одной рукой гигантского медведя, к которому привязаны три медведя поменьше. Во второй руке — четыре огромных пакета.
У меня медведей нет, но зато пакетов — восемь. Кое-как поднимаю девятый, в который упакована большая коробка.
— Нам нужен скотч, — делает вывод Апрель.
— Пойдем, купим, — киваю согласно.
На двух ненормальных с медведями сбегается смотреть весь универмаг.
— Два дебила — это сила, — вздыхает Апрель, кое-как обмотав медведей оберточной бумагой и скотчем.
— Ага, — соглашаюсь с ним, приматывая тем же скотчем негабаритную коробку к грозди пакетов.
Сумок, способных вместить наши покупки, в универмаге не продают.
Выходим на улицу.
— Такси придется брать, — киваю птенцу на провожающую нас толпу.
— Зачем? — удивляется.
— Если мы пойдем пешком до окраины, то соберем за собой зевак, учитывая, что мы несем приличный вес по людским меркам. Наш взлет не останется без внимания. А так доедем до какого-нибудь дома, выйдем, отпустим такси и спокойно "стартуем".
— Понял, — говорит Апрель.
В такси едва помещаемся.
— Подарки? — кивает понимающе таксист.
— Ага, — соглашаюсь.
Провожаем взглядом уезжающее такси.
Апрель надевает на себя связку пакетов, обмотанных скотчем, обхватывает меня руками, не отпуская мягкие игрушки.
Поднимаюсь вверх.
На груди болтается связка медведей.
На спине бутерброд из птенца и пакетов с твердыми игрушками.
Сопротивление воздуха едва не сворачивает мне шею.
— Два дебила — это сила, — говорю. — А если при этом они не учитывают законы аэродинамики... Кто нас дернул за подарками аж в Мурманск тащиться?
— Какой аэродинамики? — спрашивает птенец.
— Дочитаешь физику, поймешь, — отвечаю и добавляю: — Лететь придется еще выше. Иначе домой к Новому Году явимся.
К Новому Году мы не являемся, но отсутствуем больше суток.
* * *
Андрей смотрит на кучу во дворе широко раскрытыми глазами.
— Вы что, Деда Мороза ограбили?
Улыбаюсь.
— Нет, пол-универмага скупили.
— Ночью?!
— Там был день.
— А... А как ваш птенец?
— Там было темно.
— А?
— Полярная ночь.
— А!
Задумывается.
— Это где вы были?
— В Мурманске.
Моргает.
— Ого, — говорит в итоге.
Затаскиваю подарки в дом и прячу в подвале.
Действительно похоже, что мы ограбили Деда Мороза.
* * *
Андрей уезжает за Леной.
Мы с птенцом накрываем стол.
Главным украшением стола является большой шоколадный торт. Вокруг ютятся остальные кулинарные шедевры Апреля.
Я приготовил традиционный "тазик оливье" и домашний лимонад.
— Ты на сколько человек рассчитывал? — спрашиваю птенца.
Оглядывает стол.
— На четверых взрослых — нас, Андрея и Лену. И на детей, но, полагаю, сколько бы их ни было, хватит. Надеюсь, у его Лены не восемь спиногрызов.
Улыбаюсь.
— Скорее всего, меньше.
Шум у двери.
Запах. Очень знакомый.
Выскакиваю в коридор.
-...зуваемся! Аня! Куда пошла?!
Поднимает глаза.
На пол падает тапочек.
Смотрю на нее.
— Марк?
— Алена?
Al'lil сложно удивить.
Птенец высовывает голову из гостиной.
— Нифига себе, — характеризует ситуацию и опять исчезает.
Из подвала выходит Андрей.
