Бэстифар округлил глаза и почти обиженно покривился.
— Убил? Грэга? Я? — переспросил он, покачав головой. — Что ты, Аэлин! Это Мальстен описывал меня таким чудовищем?
— Он описывал тебя, — она помедлила, подбирая слово, — по-разному.
— Вот оно, значит, как. Занимательно.
— Стало быть, мой отец жив?
— И уже почти здоров. Повредил руку примерно полтора месяца назад, но перелом уже сросся, и сама рука восстановила прежнюю подвижность. Ноет только иногда. Грэг, разумеется, не говорит, но я знаю это. Особенность у меня такая. И, если позволишь… — Рука Бэстифара загорелась легким красным сиянием, и Аэлин изумленно ахнула. Саднящая боль в сбитых руках испарилась, словно ее и не было. Сами ссадины при этом никуда не делись, и охотница с удивлением осмотрела свои руки. Она подняла на Бэстифара удивленный взгляд. Прежде ей не доводилось сталкиваться с силой аркалов. Как бы она ни относилась к иным существам Арреды, этот дар поразил ее.
— Они не будут о себе напоминать, если ты согласишься отпустить боль, — спокойно заметил Бэстифар.
Аэлин нахмурилась, помня о том, какова цена за вмешательство аркала, и покачала головой.
— Прости, но для демонстрации мне нужно было расшибиться посильнее, — ответила она. — Это я как-нибудь сама переживу.
— Как знаешь, — досадливо произнес аркал, и сияние вокруг его руки погасло. Легкая боль вернулась резко и стремительно, и Аэлин невольно поморщилась, борясь с желанием потереть ссадины. Она почти не обращала на них внимания, пока аркал не забрал боль и не вернул ее снова.
— Так вот, как ты действуешь, — усмехнулась Аэлин. — Понятно, почему Мальстен все же соглашался отдать тебе расплату. Ссадины — пустяк, но если несколько раз придержать и возобновить расплату… — Она качнула головой. — Странно, что Красный Культ не выискивает аркалов для своих пыточных камер. Вы бы отлично спелись.
Бэстифар покривился.
— Да что за тенденция? Предлагаешь помощь, а тебя обвиняют в применении пытки.
Аэлин хмыкнула.
— Пожалуй, никто не объяснит этот феномен лучше Мальстена. — Она попыталась прощупать почву и выяснить, заговорит ли Бэстифар о друге. Возможно, удастся выяснить, что стало с Мальстеном, не задавая прямого вопроса.
— Знала бы ты, сколько раз я спрашивал! — нервно усмехнулся Бэстифар. — Он вечно твердил, что я не помочь пытаюсь, а сломать. А потом говорил что-то сложное и иногда занудное. Ну, ты, наверное, знаешь, как он умеет. Я не изображу. — На губах аркала появилась печальная улыбка.
Аэлин обеспокоенно скривилась и прильнула к прутьям клетки. Бэстифар не отстранился. В тусклом мерцании факела его глаза казались черными, как уголь.
— Сложно объяснить такое существу, которое не чувствует боли, — пожала плечами Аэлин. — Но… ведь что-то ты чувствуешь? Например, усталость? Или сожаление?
Бэстифар склонил голову, но не ответил.
— Давай рассмотрим пример с чувством вины? Или тоже слишком сложно? — едко спросила Аэлин. Аркал прищурился.
— Я никогда не слыл глупцом.
— А дело и не в глупости. Понимание и ум — не всегда одно и то же. Что такое чувство вины, тебе знакомо?
— А примеров поприятнее не водится? — нервно усмехнулся Бэстифар.
— Знакомо, стало быть, — кивнула Аэлин. — В том и смысл, что пример должен быть неприятным. Боль неприятна, Бэстифар. От нее хочется избавиться, особенно если она сильная. Поэтому противостоять аркалам так сложно. — Аэлин помолчала, следя за его реакцией. Он слушал, не перебивая и, казалось, старался не показать, с какой жадностью готов впитывать каждое слово своей узницы. — Представь себе, что тебя мучает сильное чувство вины. И ты стараешься сладить с ним, но оно грызет тебя изнутри, а ты ничего не можешь сделать, чтобы его заглушить. Ты отвлекаешься, но ничего не помогает. Оно постоянно напоминает о себе. И сложно не просто снискать прощения у того, перед кем ты виноват. Сложно простить себя самого, позволить себе избавиться от этого чувства, ведь оно убеждает тебя, что сколько бы ты ни мучился, ты пережил недостаточно страданий за то, что сделал.
Бэстифар изменился в лице. Аэлин поняла: что бы из ее речи ни повлияло на него, это затронуло какую-то болезненную для него тему. Аркалы могли не чувствовать физической боли, но от моральных терзаний природа их не защищала.
— Представь себе, что рядом с тобой есть некое существо, которое может мановением руки заставить это чувство уйти, — кивнула Аэлин. — И для этого достаточно просто согласиться. Представь, как сильно можешь жаждать этого избавления, когда вина терзает тебя день за днем. И представь, как страшно от него избавиться, если ты знаешь, что в следующий раз вина обрушится на тебя еще сильнее. Однако сложно думать о последствиях, когда тебе так плохо здесь и сейчас. Когда ты готов метаться, как загнанный зверь и рвать на себе волосы, чтобы искупить свою вину, и тебе кажется, что это никогда не пройдет.
Бэстифар переступил с ноги на ногу и сделал шаг назад. Аэлин вкрадчиво продолжила:
— А затем это существо предлагает тебе просто попробовать его силу, приподнимает руку, и чувство вины исчезает. Ты чувствуешь, как проходит усталость, как твоя душа вновь становится сильной. Тебе хочется дышать свободнее, и кажется, что уже ничто не нарушит твой покой. Но ты не дал согласия, и существо отпускает твою вину обратно. Она обрушивается на тебя с прежней силой, а восстановиться после нее ты еще не успел, и состояние твое угнетает тебя еще больше, хотя фактически просто становится прежним. А затем представь, что существо проделывает это с тобой снова. И снова. Пока страх, что вина набросится на тебя здесь и сейчас, не пересиливает страх перед последствиями. В конце концов, ты согласишься отказаться от вины, лишь бы не чувствовать ее резких атак. Хотя если б не было этого существа, ты, скорее всего, вытерпел бы его сам, и когда-нибудь она бы прошла.
Бэстифар вздохнул, осознав, что уже некоторое время задерживает дыхание.
— Примерно понятно? Или попробовать иначе объяснить?
— Говорю же, — Бэстифар облизал пересохшие губы, — я никогда не слыл глупцом.
— Странно, что Мальстен не подобрал слов, чтобы объяснить тебе, — небрежно качнула головой Аэлин. Лицо Бэстифара казалось ей осунувшимся и бледным. Она сжала прутья клетки вгляделась ему в глаза. — Где он, Бэстифар? Я знаю, он тяжело ранен. Что ты с ним сделал? Зачем хотел, чтобы я привела его сюда? Я действовала по твоему плану, и, мне кажется, я имею право знать, во имя чего это было сделано.
Аркал вымучил улыбку.
— Мальстен… жив, — неуверенно сказал он.
— Но? — подтолкнула Аэлин, стараясь не выдать, как сильно волнуется.
— Жив и всё! — нахмурился Бэстифар. — Никаких «но» нет.
Аэлин не поверила ему на слово, но решила не давить. Не было похоже, что он готов сейчас это обсуждать.
— А со мной? — осторожно поинтересовалась Аэлин. — Что будет со мной? Будешь держать меня тут до конца моих дней?
— Многое будет зависеть от тебя, — туманно ответил Бэстифар. Он, может, и пытался вернуть себе маску прежней властности, но выходило натянуто.
— Хотя бы увидеть Мальстена ты позволишь? — Аэлин опустила голову. — Под контролем Дезмонда, если угодно. Мне все равно. Я лишь хочу убедиться, что он жив.
— Знаешь имя Дезмонда, — хмыкнул Бэстифар. — Неужто он и представиться успел?
— Нет. Но я знала, что у тебя живет другой данталли. Мы с Мальстеном были у тринтелл, чтобы узнать о судьбе моего отца. После встречи с ней мы узнали и о Дезмонде. — Аэлин вздохнула. — Так ты не ответил. Позволишь мне убедиться, что Мальстен жив?
— Словам моим, ты, стало быть, не веришь, — Бэстифар печально ухмыльнулся.
— А ты сам часто веришь на слово? Особенно тем, кто держит тебя в клетке.
— Мне в клетках бывать не доводилось.
— Попробуй. Интересный опыт, знаешь ли. — Аэлин усмехнулась и проникновенно посмотрела на него. — Послушай, Бэстифар, я знаю, что мои заверения для тебя стоят недорого, но я не собираюсь убегать или вредить тебе. Я просто хочу увидеть Мальстена.
Бэстифар неуверенно покачал головой.
— Пока что это не лучшая идея, — сказал он. — Но если будешь хорошо себя вести, через некоторое время я дам вам увидеться.
— Что ж, — вздохнула Аэлин, не удовлетворенная его ответом, — видимо, спорить нет смысла.
— Умная девочка, — устало улыбнулся Бэстифар. Он вдруг отошел от клетки и быстро поднялся вверх по лестнице.
Аэлин опешила от столь стремительного завершения разговора. Через несколько минут она услышала какие-то звуки и затаилась. К ней шло несколько человек. Первым вновь появился Бэстифар, за ним двое стражников вели связанного по рукам Грэга Дэвери.
— Папа! — Аэлин не сдержала выкрик и с силой сжала прутья клетки.
У Грэга был кляп во рту, и он лишь отчаянно что-то промычал. В этих звуках Аэлин угадала свое имя. Грэг бился в руках стражников, пытаясь вырваться, но держали его крепко. Аэлин облегченно вздохнула, поняв, что вид у него далеко не такой изможденный, каким предстал перед ней самозванец-Дезмонд.
— Папа! — вновь позвала она.
— Тише, Грэг, без глупостей, — протяжно заговорил с ним Бэстифар. Теперь, когда в подземелье появился его давний пленник, к аркалу вернулась былая властность и уверенность. — Если не хочешь, чтобы я причинил вред твоей дочурке, будь хорошим мальчиком и слушайся стражников.
Аэлин молчала. Грэг перестал сопротивляться, глаза у него запали от безысходности, он поник и послушно прошел в соседнюю с Аэлин клетку. Стражники развязали ему руки, вынули кляп изо рта, а после заперли дверь камеры. Грэг не попытался напасть, опасливо косясь на Бэстифара.
— Тебе это с рук не сойдет, будь ты проклят! — прошипел он, избавившись от кляпа. — Аэлин! Айли, дочка, ты в порядке?
— Угомони его, — осклабился Бэстифар, — будь так добра.
— Папа, все хорошо. Меня никто не тронул.
— Если ты здесь… значит, и Мальстен тоже? Проклятье, ему нельзя было возвращаться! Вам обоим нельзя было сюда приезжать!
Бэстифар закатил глаза.
— Беру свои слова назад: ты посдержаннее отца будешь, — сказал он, обратившись к Аэлин. Она ожгла его взглядом, но не стала парировать.
— Папа, успокойся, прошу, — мягко произнесла она. — Все будет хорошо.
Аэлин понимала, как глупо для Грэга звучат ее слова, но решила, что время для объяснений еще настанет.
— Что ж, теперь тебе тут будет не так скучно, — кивнул аркал. — А я, с вашего позволения, откланяюсь. Государственные дела не ждут. Хотя с вами и весело.
Аэлин проводила его молчаливым взглядом.
Грэг готов был прожечь в Бэстифаре дыру.
У самой лестницы аркал остановился и оглянулся.
— И все же это очень милое зрелище — воссоединение семейства Дэвери. Наслаждайтесь.
С этими словами он начал подниматься по ступеням и вскоре скрылся во тьме лестницы.
* * *
Бэстифар нервно расхаживал по коридору рядом с комнатой, которую выделил Мальстену, размышляя, было ли хорошей идеей разместить его в тех же покоях, что он занимал до своего побега из Малагории. Момент извлечения стрелы отчего-то выбил Бэстифара из колеи, и теперь ему повсюду мерещились собственные недочеты, ошибки, чрезмерный фанатизм, которому мог позавидовать даже пресловутый Бенедикт Колер.
Он старался успокоиться, взять себя в руки, вернуть самообладание.
Все было тщетно. Внутри него словно ворочался червь, и заморить его не было никакой возможности.
А еще из головы не шла Аэлин Дэвери со своим — будь она неладна! — объяснением. Каким-то образом она умудрилась подобрать слова так, что и сам Бэстифар всего на миг подумал, что его помощь — это жестокая суровая пытка. Он не хотел позволить этому ощущению разгореться, но, похоже, управлять этим он не мог.
Чувство вины. Знакомо, стало быть, — эхом прозвучали в его голове слова Аэлин Дэвери. Бэстифар выругался про себя и тряхнул головой, стараясь сбросить с себя эти мысли. Еще несколько минут он молча расхаживал из стороны в сторону возле комнаты Мальстена. Затем, пренебрегая советами Селима, осторожно отворил дверь и проскользнул внутрь.
Лицо данталли было бледным. Сейчас он сильно походил на демонов-кукольников из мифов — с синеватой кожей, как у мертвецов. Бэстифар невольно поморщился от странного неприятного чувства, заворочавшегося внутри. С этим чувством ему будто было тесно в собственной коже, хотелось извернуться, выдавить его, вытолкать наружу и никогда не возвращать.
Он приблизился к кровати Мальстена. После извлечения стрелы Селим сказал, что повреждены оказались только мягкие ткани. Если б Мальстен был человеком, он мог умереть от такой раны — стрела угодила в область, где у людей находится орган, в который при разрыве может разнести по крови много токсичных веществ. У данталли этого органа нет.
Великий Мала, похоже, благословил его, — вспомнил Бэстифар слова Селима и вновь неуютно повел плечами.
— Интересно, считаешь ли ты сам, что тебе повезло? — еле слышно спросил аркал, не надеясь на то, что Мальстен его услышит.
Бэстифар вдруг понял, что даже не знает, кем теперь считать Мальстена. Другом? Пленником? Врагом? Как сам Мальстен его воспримет, когда придет в себя? После того, что устроил Отар Парс, было бы странно говорить о прежней дружбе. В конце концов, эта отравленная стрелка чуть не убила Мальстена. А ведь Кара предупреждала, что игра становится слишком опасной.
Бэстифар невольно сжал кулак, понимая, что зашел чересчур далеко. Похоже, по-настоящему управлять людьми на расстоянии могут только данталли, у других случаются промахи. Бэстифар вспомнил, как лепетал слова извинения у лекарского стола. Слышал ли их Мальстен? Стоили ли они для него хоть чего-то?
И сложно не просто снискать прощения у того, перед кем ты виноват. Сложно простить себя самого, позволить себе избавиться от этого чувства, ведь оно убеждает тебя, что, сколько бы ты ни мучился, ты пережил недостаточно страданий за то, что сделал.
— Проклятье! — процедил Бэстифар сквозь зубы. Похоже, процедил слишком громко: веки Мальстена задрожали и приоткрылись. Он чуть глубже вздохнул, мутный взгляд нашел своего единственного посетителя.
Бэстифар сжал губы в тонкую линию и отчего-то вытянулся во весь рост, словно в позвоночник воткнули кол. Ему хотелось отвести взгляд и отшатнуться от Мальстена в надежде, что он вновь уснет, не запомнив его визита, но прежде, чем он успел сделать хоть что-то, с губ данталли слетел какой-то невнятный выдох.
