Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Однако ж, — не унимался Ланц, — когда нынче ночью вы, майстер эксперт, ехали через Кельн — ведь вам же, прошу прощения, не смердело?
— Это... — Штойперт открыл таки глаза, но на собеседников не смотрел, устремив взгляд в стену против себя. — Это... не всегда в работе; иначе и жить было бы невозможно — весь мир полон подобных следов, так можно было бы и с ума сойти. Бывает, конечно, что накатывает внезапно, мимовольно, однако такое большая редкость. Когда появляется необходимость, надо настроиться, попросту разрешить себе это чувствовать, и тогда идет уже само... Просто поверьте мне на слово. Если б это было в городе, я бы увидел.
— Это было в городе, — с нажимом выговорил эксперт, и эксперт поднял к Ланцу взгляд почти озлобленный, выдавив с усилием:
— Мне Знак дали не за красивые глаза, майстер инквизитор. Повторяю вам: нет в Кельне места, где этой ночью произошло бы убийство; этой ночью или в ближайшие дни. Я понимаю, чего могут стоить мои слова в вашем деле, посему, если я говорю, что за что-то отвечаю — я головой ручаюсь за это. Все, что я ощущал — следы сильные, но застарелые, осязаемые лишь из-за того, чем сопровождалась гибель. Меня пригласили, чтобы дать свое заключение, и вот вам оно: следов убийства не обнаружено — ни на улицах, ни в зданиях, кроме тех, что я уже упомянул.
— Магистратская тюрьма, — повторил Курт, не дав сослуживцу продолжить избиение младенца со Знаком эксперта на шее; Штойперт кивнул. — Это ясно: там, я полагаю, и сейчас кто-нибудь испускает дух. Что еще? Площадь — это было давно; то, что доносится из старых кварталов — события постоянные, посему от них будет веять чем-либо подобным всегда, я верно понял?
— Если я понял верно, и это место сбора здешней преступности — то да.
— Ты понял верно. Далее: Друденхаус... Хм. Я просто промолчу. Теперь — пустырь; та же история. Университетские головорезы разрешают там свои споры, стало быть, и это место обречено также неизменно издавать подобный... odor mortis[56]. Так?
— Все верно, — согласился эксперт, глядя исподлобья, слегка удивленно сообразительностью обыкновенного следователя относительно вещей столь тонких и открытых лишь избранным; Курт кивнул, поморщась от вновь прострелившей лоб молнии:
— Ясно. И — бойни... Хм... Как-то даже обидно за венец Божьего творения, коли уж его можно спутать с коровой.
— Вам ли, господа дознаватели, не знать, что венец творения временами хуже любого зверя, — по-прежнему тихо пробормотал Штойперт, вновь отведя взгляд и уставясь на свои руки, глядя, как сжимаются и разжимаются его дрожащие пальцы. — Что же до коровы... Не знаю, чему тебя в быдлятнике учили...
— Eia[57], — усмехнулся Ланц; эксперт осекся, и кончики его ушей порозовели, явив собою резкий контраст с серыми щеками.
— Извини, — выдавил он чуть слышно.
— Однако же... — несколько покоробленно усмехнулся Курт, но, тем не менее, распрю продолжать не стал, видя, что собрату по alma mater и без того совестно за сорвавшееся по привычке словцо, коим, судя по всему, особые курсы именовали всех прочих, не удостоенных полученным от Создателя даром. — Так что с коровами?
— Я... кхм... не знаю, чему вас учили на следовательских курсах, однако вот тебе факт: крестьяне стараются не касаться молока или сливок острыми предметами, полагая, что так могут навредить корове. Она, по их мнению, особо чувствительна к тонким материям — обладает чем-то вроде души; ее даже дурными словами не кроют... Масло — режут, да, однако при этом никогда не втыкают нож в кусок острием, только срезают кромкой; ты знаешь об этом?
— Суеверие? — уточнил Курт, уже предвидя ответ, и эксперт улыбнулся с нескрываемой снисходительностью:
— Да нет. Странно, необъяснимо, однако de facto это работает. Мало того, в трех случаях из десяти животное захворает, даже если в молоко несколько раз обмакнет нож обыкновенный человек, хотя бы ты сам, в смысле способностей полный ноль...
— ... и быдло, — не удержался Курт, с удовлетворением пронаблюдав вторичное покраснение оттопыренных ушей эксперта.
— Я ведь извинился! И вот что, — всеми силами стремясь скрыть за вызовом в голосе овладевшее им смущение, произнес тот, распрямившись, — хотел бы я знать, как вы там, среди своих, называли нас!
— Maleficanes[58], — пожал он плечами, не замешкавшись. — И, смотрю, не понапрасну.
— Ересь, — подтвердил до сего момента молчавший Бруно, как всегда, пристроившийся в дальнем углу. — Вот где она себе гнездо свила — в самом сердце Конгрегации. Туда бы группу инквизиторов с факелами...
— Костер по ним плачет, — согласился Курт.
— Горючими слезами.
— Непочатый край работы, — сокрушенно вздохнул он и, бросив взгляд на по-прежнему дрожащие пальцы эксперта, примирительно махнул рукой в сторону старших сослуживцев: — Ладно, забыли. Ты еще не слышал, как всех нас без различий именуют дознаватели старой гвардии... Стало быть, если я тебя верно понял, ни из-за одной стены дома ничего подозрительного ты не уловил, ни на одной улице тоже, и это означает, что против нас работает тоже в некотором роде эксперт — только по стиранию следов. Так?
— Я уже это сказал.
— Неужто они, кто бы они ни были, подошли к делу столь серьезно, что загодя озаботились об этом? — со скепсисом проговорил Райзе, разглядывая свою опустевшую флягу. — Допустили per definitionem[59], что ты запросишь эксперта?
— Или мы ошиблись, и убийства происходят вне стен Кельна? — неуверенно предположил Бруно; Курт тряхнул головой, отмахнувшись от его слов, точно от чего-то немыслимого.
— Нет, — отрезал он решительно. — Из всех данных следует именно такая теория; и если сегодняшний опыт не подтвердил эту теорию — тем хуже для опыта.
— Я не мог ошибиться, — упрямо повторил эксперт. — Если вы убеждены, что жертва не покидала пределов города — примите как непреложную истину, что следы ее и убийцы стерли.
— Стерли следы... — задумчиво повторил Курт, разглядывая пол под ногами и в раздражении постукивая пальцами по столу, морщась от все сильнее разгорающейся боли над переносицей. — И такие следы тоже можно стереть — так ты сказал... Да?
— По-моему, — опасливо вклинился подопечный, — вы пошли гонять по третьему кругу. Да, он сказал, что — так.
— Стереть, — вновь повторил Курт, вдруг резко вскинув голову к Штойперту, и требовательно уточнил: — Или затоптать. Так?
Мгновение эксперт смотрел на него с растерянностью, непонимающе супясь, и, наконец, скривился в снисходительной, почти покровительственной усмешке:
— Не знаю. Тебе виднее: следы вынюхивать — это ваша работа, тебе и лучше знать, что с ними делают, стирают или затаптывают.
— Или ступают в старые следы, — решив на сей раз проигнорировать выпады в сторону дознавательской службы, добавил Курт, ощущая, как головная боль уходит — верный признак того, что пускай решение еще не найдено, но стезя к нему проторена ясно и четко. — Если сделать это аккуратно, нового следа будет почти не различимо, а если оставить на большом, очень большом следе — меньший, а поверху — снова большой, то не увидит никто и никогда.
— Абориген, — настороженно окликнул его Ланц. — Охолонись. Или мы чего-то не понимаем, или тебе надо передохнуть. Куда-то тебя... не туда понесло.
— Ты был прав, Дитрих, когда упрекал следователей нового поколения в избалованности вот таким вот... оснащением, — кивнул он в сторону Томаса Штойперта, оставив слова сослуживца без ответа. — Это следовало проверить как самое первое, самое логичное, это было перед глазами, а мне и в голову не пришло... Кто увидит кровь там, где море крови, и смерть среди сотен смертей? "Дерево прячется в лесу, лист — на дереве" — помните это? а убийцы обосновались там, где следов их деяний не надо стирать — ни в обыденном смысле, ни в том, как его понимает наш гость. Они всегда затоптаны другими. Замараны. Залиты. Бойни, collegae[60]. Бойни на окраине Кельна — полные кровавых луж и духа смерти. Возражения — есть?
Возражений не было. Было молчание — глубокое, плотное, словно морская глубь, и такое же холодное, и ему почудилось что — недоверчивое.
— Просто и явственно, — опроверг его подозрения Райзе. — И в самом деле; как мы могли не понять...
— Значит, нет возражений? — уточнил Курт, обведя взглядом сослуживцев и краем глаза видя, что эксперт, вопреки его ожиданиям, не начал светиться от гордости, вновь впав в задумчивость и обращая внимание более на свои все еще подрагивающие руки, нежели на происходящее вокруг него.
— Ни единого, — откликнулся Ланц сумрачно. — Даже противно.
— Значит, надо брать, — подытожил Курт; тот вздохнул:
— Кого?
— Всех.
— Eia, — повторил сослуживец с угрюмой усмешкой. — А поконкретнее?
— Всех, кто имеет отношение к бойням. Сторожей, владельцев мясных лавок...
— И много их в Кельне? — перебил Бруно; он поморщился.
— Достаточно. Двадцать три-пять, если за время моего отсутствия ничего не изменилось.
— Придержи лошадей, абориген. — Ланц тяжело поднялся, неведомо для чего выглянув в окно, затянутое пеленой ранних зябких сумерек. — Ты прав — тебе даже приблизительно не вообразить, какое количество народу ты хочешь усадить в Друденхаус.
— Ну, так просвети меня.
— Первое, — вздохнул сослуживец, кивнув, — это старшие сторожа, у которых ключи от боен, с помощниками. Боен — четыре. Осознаешь?.. Второе. Лавок — двадцать две. Нас, по твоей логике, должны интересовать также и подмастерья мясников, а их по двое-трое, а то и четверо в каждой лавке, попеременно несут стражу вместе со сторожами. Третье — по два-три пса при бойнях...
— Их тоже в камеру? — хмыкнул подопечный; Курт бросил в его сторону уничтожающий взгляд, и тот посерьезнел, пожав плечами: — Я к тому говорю, что — собаки-то молчали; соображаете?.. Если ты прав, если все и впрямь совершилось именно на бойне — стало быть, действовал кто-то свой.
— Или их усыпляли.
— Не станет собака, а уж тем паче сторожевая, брать в рот всякую гадость, уж ты поверь, — возразил Бруно убежденно. — Разве что — ваши малефики на них как-нибудь подействовали.
— Нельзя исключать. Итак, мясники, подмастерья, сторожа с помощниками...
— И еще кое-что, — вклинился Райзе таким тоном, что теперь скривились все, предощущая неладное. — Вы забыли об одной важной детали. Иудейская бойня. В еврейском квартале.
— О, Господи, — простонал Курт обреченно, закрыв лицо ладонью. — Этого еще не хватало...
— Ведь, если я правильно понял майстера эксперта, эта бойня тоже... смердела?
Штойперт промолчал, лишь бросив исподлобья тяжелый взгляд в его сторону; ответа от него не требовалось, а препираться он, кажется, уже попросту устал.
— Замечательно, — выговорил Бруно со смаком. — Инквизиция арестовывает иудеев; старые добрые времена... Stabilitas[61] — вот что главное в нашей жизни. Дает ощущение уверенности и неизменности основных принципов бытия.
— Что-то ты не в меру весел, — осадил его Курт; тот пожал плечами.
— Советую к моему веселью присоединиться и как следует посмеяться. Напоследок. Если вы и впрямь намерены замести еврейского мясника — вскоре всем нам еще долго будет не до смеха.
— Мясника? — переспросил Ланц уныло. — Если б все так несложно, Хоффмайер; это можно было б провернуть и по-тихому — не в интересах еврейской части Кельна распространяться о подобных досадностях. Проблема в том, что... Это у нас все просто: пришел мясник с помощником, мазнул бычка по шее, и готово. А у евреев это целый ритуал. Вопреки мнению большинства добрых христиан, эти ребята кровью не питаются — у них к этой субстанции отношение вовсе паническое. Не приведи Господь их священнику порезаться — его к их святыням неделю не подпустят; и все в таком духе. И животных они забивают тоже по-особому. Их специалист по этому делу способен надсечь артерию так, что ни капли крови не угодит в мясо; и даже это еще не все — совершенно отдельный эксперт выносит свое решение относительно пригодности всего этого в пищу...
— По-моему, — возразил Райзе, — заключение выдается уже на нарезанное мясо, и режет его тоже какой-то особый умелец. Хотя, может статься, что и тушу тоже кто-то инспектирует... Хрен их разберет, с их задвигами...
— А потрошит — тоже особый умелец? — едва слышно уточнил Штойперт.
Мгновение все смотрели на приезжего эксперта молча, то ли осмысливая сказанное, то ли просто лишь сейчас уразумев в полной мере, что случайный очевидец их расследования стал внезапно его полным участником; наконец, Ланц возразил все так же тихо:
— Не знаю. Но готов поспорить, что любого еврейского потрошителя в шею погнали б с его должности, если б он это делал так. Это первое. А второе...
— Второе, — подтвердил Курт, — заключается в том, что здесь чувствуется рука... христианина. Извращенного, пораженного злом, если угодно, но...
— Почему? — не унимался Штойперт; он поморщился.
— Считай это чутьем следователя, — не удержавшись от сарказма, отозвался Курт резко. — Нюх на след; это моя работа, помнишь?.. Готов правую руку положить против гнутого медяка — эти здесь ни при чем. Но ad imperatum[62], если под подозрение попали бойни, мы будем должны задержать всех — и наших, и их. И самое страшное во всем этом то, что горожане не станут выслушивать, как ты, моих объяснений и уж тем паче принимать их на веру; если мы арестуем хотя бы одного иудея, весь еврейский квартал заполыхает уже к завтрашнему полудню.
— К полудню он уже дотлеет, — угрюмо возразил Ланц. — Надо заблаговременно запросить солдат у бюргермайстера; наших людей едва хватит на то, чтоб уберечь от такой же участи Друденхаус.
— Не посмеют, — покривился Райзе, с сожалением заглянув в свою опустевшую флягу. — Но, чую, завтра в Кельне и впрямь будет жарковато. А, собственно, отчего бы не они? Мы по все тем же предписаниям не имеем права исключать этого.
— Не суть, — отмахнулся Курт с раздражением. — Допустить беспорядков мы тоже права не имеем, а они будут, ибо нет кого-то одного... или пусть двоих, даже троих, кого довольно забрать по-тихому; мы даже не знаем, кого именно. А брать, если in optimo[63], надо всех сразу, дабы не только хотя бы опередить недовольство горожан, но исключить и возможность для убийц уйти.
— А для этого хорошо бы изучить весь штат их кровопускателей, потрошителей и мясорубов, — подытожил Бруно с кривой усмешкой. — Мило. Полагаю, много времени это не займет; месяца за два управитесь... Есть у нас эксперты по евреям?
— Враз всех взять не выйдет, — согласно кивнул Ланц, оставив на сей раз его колкости без ответа. — Для начала надлежит выяснить, кого именно, а одно это уже — прав Хоффмайер — непросто, и главное заключается в том, что и спросить-то не у кого. Стоит нам арестовать их торговца мясом, к примеру, и вести тут же разлетятся по всему кварталу. И по всему городу, что хуже. Эти мигом попрячутся, пользуясь тем, что мы не обо всех из них знаем; и не стоит исключать такого варианта, что горожане найдут их прежде нас. В том смысле, что, спалив половину квартала и перерезав вторую, по теории вероятий они попадут и на тех, кто нам нужен.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |