Добро наказуемо

— Может, я тоже пойду? — неловко пятясь в сторону двери, пробормотал я. Особой надежды, что меня отпустят отсюда хотя бы без бородавок, не было, но все же чем не шутят боги Хаоса?

— Ку-уда? — ведьма подскочила ко мне и, бесцеремонно уцепившись за рукав, подтолкнула в сторону кресла — Садись, красавчик, раз уж привели.

Я обреченно вздохнул и сел. То ли от висящего в воздухе дыма, то ли от засевшей внутри тошнотворной магии желания сопротивляться не было никакого.

На колени тут же вспрыгнула неизвестно откуда взявшаяся черная кошка, потерлась мордой о подлокотник кресла и громко заурчала. Я не возражал. В Черном замке кошки не жили — возможно, их еще до моего рождения сожрали крысы, а может, Черный колдун всех извел на свои некромантские обряды, — так что было даже любопытно познакомиться с ними поближе. Им, похоже, было не менее интересно. Если, конечно, в их обязанности в этом замке не входило чистить сапоги всякому, кто садится в кресло. Вслед за первой кошкой прибежали еще три и принялись добросовестно тереться о мои ноги черными лоснящимися боками.

— Не иначе на запах жаркого сбежались, — ехидно заметила Дорота, и сунула мне в зубы глиняную бутыль: — На, выпей, полегчает.

В нос ударил мерзкий запах знакомого зелья, которым Энди поил меня, когда в детстве латал мою продырявленную шкуру. Я скривился и отвел ее руку.

— Да мне и так неплохо.

Как ни странно боль почти совсем отступила, а вот тошнота от зелья должна была усилиться — только этого мне не доставало.

— Боль, значит, снимать умеешь, — сделала вывод Дорота и участливо спросила: — Так где же тебя так поджарили-то, мил человек?

— С драконом подрался... — ответил я и тут же сообразил, что сболтнул лишнее. Ведьма, скорее всего, наслышана о моей схватке с драконом. Я попытался ухмыльнуться, чтобы откровение сошло за шутку, старательно припоминая хоть какую-нибудь песню. В голове вертелось лишь утреннее занудное:

Он поймает тебя и съест

В один присест.

Он зажарит тебя и съест

В один присест...

— Как же, с драконом, — передразнила ведьма. — Скажи лучше, к людоеду на завтрак чуть не попал! — она торжествующе посмотрела на меня, будто хотела сказать:  'Ну, что, видал, как тебя раскусили, врунишка?'

Спорить я не стал, к людоеду, так к людоеду.

— И как тебя угораздило через Кленовый мост то пойти? Или ты от эльфов к нам пожаловал? Так чего ж они, олухи остроухие, не предупредили, что под мостом тем людоед обосновался? Им-то, конечно, хорошо, ихняя кровь для этих зеленокожих хуже яда, но мальца-то могли б и предупредить... — вещала словоохотливая девица, направляясь к полкам, заставленным, как и во всякой уважающей себя магической лаборатории, всяческими склянками и бутылями.

Я неопределенно пожал плечами, продолжая мысленно повторять уже набившее оскомину:

Если забрался ты в логово тролля,

То ждет тебя незавидная доля.

Он поймает тебя и съест

В один присест...

— Охотник за диковинками что ли? — по-своему истолковала приставучую песенку Дорота. — И чего ты в этом логове забыл-то?

Я закрыл глаза. От дыма нестерпимо клонило в сон и на сочинение правдоподобных историй не было сил.

А может живьем тебя съест

В один присест...

— Э-э-э! Ты чего? — ведьма метнулась ко мне, встряхнула за плечи, хотела надавать по щекам, но, коснувшись лба, отдернула руку и бегом вернулась к полкам. — Вот ведь! Лихорадки нам только не хватало! Погодь, не время сейчас в беспамятстве валяться! Ты ж мне ничего не рассказал!

Судя по звяканью, сопенью, недовольному фырканью и стуку она, перебирая склянки и бутылки, определяла по запаху их содержимое.  'Сейчас найдет нюхательную соль и сунет мне в нос, как истеричной придворной даме', — с досадой подумал я, заставил себя открыть глаза и даже почесал кошке между ушами. Та тут же взяла инициативу в свои руки, вернее лапы, и принялась тереться о ладонь, делая вид, что это я ее глажу.

Тем временем Дорота, перерыв все полки и, видимо, не найдя искомого, подошла к камину, сунула голову в самый дымоход и визгливо заорала:

— Карина, поганка ты плешивая, куда лилиевый отвар зафеячила?

Из дымохода посыпалась зола, раздался громкий чих, возня и полный негодования вопль:

— Это я-то плешивая? Ах ты, пигалица недощипанная! На себя б посмотрела лучше!.. — Затем из камина выплыло облако черной сажи, с грохотом свалился деревянный башмак, следом еще один и, наконец, показались две тощих ноги в серо-коричневых чулках, бывших когда-то белыми в красную полоску. Ноги подергались, их обладательница, не забыв помянуть богов Хаоса и всевозможную нечисть, протиснулась в черный каминный зев. Оправив лоскутную юбку и окинув цепким взглядом комнатушку, она шаркающей походкой направилась прямиком ко мне.

Волос на ее голове и впрямь было не густо, а те, что присутствовали, напоминали лишайник, свисающий седыми прядями с веток вековых елей в Инеистом лесу, да и сама она со своей бурой сморщенной кожей очень походила на сухую корягу.

— Это ты энтого лиходея, да лилейным маслицем?.. — всплеснула она руками, едва взглянув на мою физиономию. — Он тебе что, красна девка, ясным солнышком подрумяненная? Не-е-т, тут только бурундучья моча поможет! — Карина проворно подбежала к полке, схватила первую попавшуюся склянку с мутно-желтой жидкостью, в очередной раз чихнула, понюхав содержимое, радостно сообщила: 'Кажись, она', — и, пританцовывая, направилась ко мне, беззлобно отчитывая Дороту: — Эх, растяпа, всему-то тебя учить надо... Сейчас намажем, шкура старая сойдет, новая отрастет, лучше прежней будет... Рубашонку-то сымай, болезный, — бросила она мне,  — а не то запачкаю, так от твоего духа вся ваша лиходейская братия шарахаться будет...

Находиться в компании ведьм становилось небезопасно, мою сонливость как рукой сняло. Я затравленно огляделся, соображая, как бы лучше улизнуть, чтобы они не поставили на уши весь замок, но Дорота, то ли из человеколюбия, то ли из общепризнанной ведьминской склочности, решила не дать меня в обиду.

— Ты чего удумала, коряга замшелая? — вцепилась она в рукав старой ведьмы, вырывая у нее склянку. — Он же тебе не орк какой-нибудь, у него ж вся морда лица струпьями покроется, да остатки разумности пропадут! Он и так невесть что бормочет, на вопросы толком не отвечает...

— Молода ты девка да настырна, а ремесла не смыслишь, — фыркнула Карина. — Говорят тебе — бурундучью мочу тут надобно, а опосля настой чертополоха на змеином яде. В две ночи заживет. Так еще бабка моя лечила...

— Бабка твоя умом тронутая была, и ты не лучше! Это ж где это видано, чтоб мочой, ядом да чертополохом лихорадку лечили?

— Да испокон веков все и лечат, только не лихорадку, а ожоги! Лихорадка сама пройдет, как шкура подживет. Мне лучше знать, я ведьма в тринадцатом колене, а ты, соплячка-недоучка, училась бы, пока я жива... Дай сюда! — она отобрала склянку у Дороты и, несмотря на протесты и попытки той втолковать, что ожоги пока никого не волнуют, а требуется всего лишь заставить 'этого прохиндея' говорить вразумительно, откупорила крышку и угрожающе повернулась ко мне. — Что, красавчик, испужался? Да ты не боись, до свадьбы заживет, а не заживет, так и без свадьбы обойдешься... Сейчас только заговор наложу, чтоб не дергался... — по комнате распространился отвратительный смрад.

Мне отчаянно захотелось очутиться подальше от этого треклятого замка. И пусть бы Энди, сколько хотел, измывался надо мной со своей магией! От нее хоть шкура не слезает,  а то ведь сделают из меня скелет, хорошо, если еще живой!

Я вскочил, стараясь не позволить накатившей слабости свалить меня с ног. Кошка, обосновавшаяся на коленях, мяукнула от неожиданности и метнулась под ноги Карине. Старуха споткнулась и, потеряв башмак, растянулась на полу, оглашая коморку мелодичным звоном бьющегося стекла и совершенно немелодичной бранью. Не преминув воспользоваться ее замешательством, я занял оборонительную позицию за высокой спинкой кресла, но тут же выглянул, чтобы оценить обстановку.

Ведьма сидела на полу, зелье растеклось вокруг нее дурно пахнущей лужей, а кошки, явно считавшие себя хозяйками этого места, толпились вокруг и, кажется, пытались навести порядок при помощи собственных языков...

— Ух, проклятущая, чтоб башка твоя безмозглая отсохла! — Карина погрозила кулаком в сторону кресла, под которое забилась виновница ее падения, но внезапно застыла с открытым ртом. Заглянув туда со своей стороны, я увидел такое, от чего физиономия моя вытянулась не хуже ведьминой. Кошка, вполне живая, сидела на полу и на первый взгляд казалось, мыла лапой морду, только вот морды не было. Обрубок лапы судорожно подергивался перед загривком, заканчивающимся ушами, остальное же как будто начисто срубили ударом отточенного клинка. Или голова и вправду отсохла? Похоже, проклятия старой ведьмы сбывались с полуслова!

Кошка недовольно махнула хвостом, встала и, неторопливо шевеля культями лапок,  полетела на меня в полпяди от пола. Я шарахнулся от этого призрака во плоти.

Дорота была единственной, кто не потерял голову в этом кошмаре. Она всплеснула руками, и набросилась на Карину:

— Вот растяпа! Ты что натворила?! Ты чем его лечить удумала, змеища! Ой, что бу-у-уде-е-ет! — ведьма сдернула с окна занавеску и бросила мне: — Вытираем, вытираем, пока Рыжая не прочуяла! Радуйся, что с головой остался, а то ходил бы, как мертвяк безголовый...— она сплюнула, отодрала изрядный кусок подола от собственной юбки и кинула в лужу. Тряпка растаяла на глазах. Мокрый пол, некогда покрытый царапинами и грязными разводами, тоже неуклонно исчезал. Башмак Карины висел над дырой в пустоту, подсвеченной снизу мерцающим, похожим на факельный, светом. Сама ведьма, поджав под себя ноги, сидела на краю и жалобно причитала:

— Ох, что ж это? Это ж кто ж склянки-то перепутал? На том месте завсегда бурундучья моча стояла...

— А кто зелье невидимости последней брал, тот и перепутал, — ехидно заметила Дорота. — Не ты ли взялась плащ-невидимку подлатать? Кстати, сам плащ-то куда задевала?

— Ой, не спрашивай, — Карина обреченно махнула пустым рукавом, из которого еще недавно выглядывала нормальная старушечья рука с узловатыми скрюченными пальцами и длинными грязноватыми ногтями. — Пропал плащик-то. Ума не приложу, что эти остроухие с ним намудрили, что он сам-то видимым был, а того, кто под ним, скрывал. Что делать, что делать... — Карина оторвалась от пола и призраком поплыла к полке с зельями. Некогда длинная юбка висела лохмотьями, как полуистлевшие одежды Роксанда, ноги в полосатых чулках исчезли, и от этого ведьма сильно напоминала вызванный с того света дух. Я мысленно поблагодарил богов за то, что целительницам не удалось испробовать свое зелье на мне. Хорошо бы выглядел воин, разгуливающий по замку без головы.

— Дурында ты старая, ни бельмеса в колдовском деле не смыслишь, а туда же! — фыркнула Дорота.

 Старая ведьма огрызнулась, молодая принялась распекать ее на все лады.

Я понял, что обо мне забыли, подошел к краю зияющей в полу дыры и заглянул вниз. Там, под одиноко парящим над пустотой остатком карининого деревянного башмака, тянулась винтовая лестница, ведущая к подножию башни, а возможно и ниже, в подземелье. Мерцающий свет, то появляющийся, то исчезающий из поля зрения, исходил от факела в руке неторопливо спускающегося вниз стражника. Перед ним нехотя плелся щуплый подросток. Он то и дело оборачивался, получал увесистые тычки в спину, спотыкался, и снова оборачивался.  'Ну, дядечка стражник, ну, отпусти-и-и, ну, чего я тебе сделал-то?' — тянул он,  сопровождая унылое нытье жалобными всхлипами.  Лишь потом я сообразил — ни звука не проникало сквозь невидимый пол. Просто мальчишка был вылитый Нейл, и его движения настолько походили на повадки нашего воришки, что голос додумался сам.

— Да ты три-три! Чего встал, остолоп? Шевелись, давай, пока хозяйка не прознала... — окрик Дороты вывел меня из оцепенения.

— Сама три, а то только командовать горазда! — вступилась за меня Карина, кинув подруге последнюю не исчезшую занавеску. Тряпка попала по лицу. Дорота взвизгнула и принялась охаживать старуху чем-то невидимым.

Чего бы ни имела в виду Дорота, когда говорила, что надо действовать, пока хозяйка не узнала, она была права — если Энди с Нейлом явились в замок, то стоять и дожидаться, когда об этом доложат Крусанне, явно не стоило.

Ведьмы за моей спиной припирались, лупя друг друга тряпками. Они даже не заметили, как я выскочил за дверь.

— Вылечили? — лениво поинтересовались мои конвоиры, собирая с полу раскатившиеся игральные кости.

— Нет, подрались... и до сих пор дерутся, — бросил я на бегу, надеясь, что драка двух ведьм заинтересует их куда больше, чем погоня за ополоумевшей жертвой их магических экспериментов. Жертва в таком состоянии далеко не убежит, а ведьмы когда еще подерутся... Стражники Хрустального замка в этом смысле ничем не отличались от бойцов Королевской гвардии. Охранники, махнув на меня рукой, поспешно скрылись за дверью, а я благополучно свернул на уходящую вниз винтовую лестницу с ажурными ступенями из потемневшего от времени серебра.

Из-под ног метнулась крыса, скакнула вверх на несколько ступеней и следующим прыжком очутилась на моем плече. Я чуть было не смахнул ее на лету, но внезапно узнал белку Нейла. Теперь не оставалось сомнений, что именно его ведут в подземелье.

Плаксивый голос отражался от стен башни и звенел в каждой ступеньке надтреснутым серебряным колокольчиком, временами заглушаемый конским топотом кованых сапог стража.

— ...ладно-ладно, сам потом жалеть будешь, когда мой господин тебе уши вместе с башкой отрежет. Недаром его прозвали Быстрый клинок...

— Не бреши, давай, щенок, — разнесся по башне гулкий бас стражника. — Уж не хочешь ли ты сказать, что служил самому Рикланду?

— А ты думал какому-нибудь дровосеку, вроде тебя? — напыжился Нейл, но, получив очередной тычок, осекся. — То есть нет... — промямлил он. — Я хотел сказать, что мой господин дерется ничуть не хуже.

— А имя у твоего господина имеется? — стражник явно не горел желанием верить маленькому лгунишке. — Или запамятовал?

— Да я не запамятовал, я клятву дал!

— Какую еще клятву?

— Что никому не скажу его имя.

— Значит, ты — вор, а хозяин твой — разбойник или беглый каторжник!

— Да нет, он просто сбег... Чтоб не жениться.

— Чего ж он дурак такой сбег-то от своего счастья? — хмыкнул стражник.

— Да какое счастье?! Такую орочью морду, как у той невесты, еще поискать надо! Вот такая рожа... а ходит... — Нейл спрыгнул с последней ступени и косолапо ковылял по коридору, виляя тощим задом, изображая походку леди Суниты, вляпавшейся в болотную грязь бальными туфельками.

Стражник глупо заржал и подтолкнул мальчишку в спину, направляя в темный провал коридора:

— Топай давай, шут балаганный!

'Что он несет?' — с досадой подумал я и, стараясь ступать как можно тише, побежал вниз по лестнице.