— Кажется, о том, что вы сказали, догадался кое-кто еще, — со вздохом сообщил Федор Васильевич. — Разработки, которые обсуждаются в сообществе, они открытые. Но есть и закрытые. О них мы имеем весьма опосредованное представление.
"Тела, — подумал Ит. — Тела, которые "Глобал транзит" вез в Хайдельберг. И головы в формалине".
— Скажите, а в Хайдельберге нет случайно площадки прибытия? — вдруг спросил он.
— Есть, — Федор Васильевич пораженно уставился на него. — Но в реестры она не включена, потому что...
— Не работает? — проницательно спросил Скрипач. — Площадка есть, а гостей нет?
— Именно так. Но откуда вы...
— Догадались, — дёрнул плечом Ит.
— Но как?!
— По косвенным признакам. — Скрипач присел на край лавочки рядом с ним.
— Думаю, кто такие Сэфес, вы немного разобрались, — подытожил тот. — Есть еще какие-то вопросы?
— Море. В частности, почему они появляются тут... в таком плачевном состоянии.
— Не знаю. — Скрипач покачал головой. — Скорее всего, это Сеть. Или... нет, не знаю. Может, если удастся поговорить с ним, — кивок в сторону больничного крыльца, — мы что-то поймем.
— А у меня есть предположение, — вмешалась Роберта. — Возможно, оно покажется вам абсурдным, но я все-таки, с вашего позволения, его озвучу. Ит, вот вы попали к нам сюда... что с вами произошло до этого? Ведь вам было очень плохо, верно?
Тот кивнул.
— Мы говорили про это, и вы сами описали, что чувствовали. Вам не хотелось жить. Так? Жить не хотелось, и при этом — вы имели представление о том, что такое Сеть и... ведь по сути дела это было самоубийство.
"Хорошая ночь нам сегодня предстоит, — безучастно подумал Ит, чувствуя, что виски начинает сдавливать боль, а к горлу подкатывает тошнота. — Бедный Скрипач, опять до утра сидеть... и бедный я, задыхаться-то мне..."
— Вам не приходило в голову, что и другие могут... оказываться тут по той же причине, что и вы? — в упор спросила Роберта.
— Слишком много получается гостей, — задумчиво сказал Скрипач. — Контроль, он довольно малочисленный. И...
— Нет, — вдруг сказал Ит. — Не слишком. С учетом того, какое тут небо — не слишком. Роберта, а ведь вы правы.
Горло сдавило спазмом. Он встал, отошел на несколько шагов от лавочки, вытащил из кармана ампулу, завернутую в кусок бинта, сжал в пальцах. Слабый хруст стекла, резкий неприятный запах... "Возьми лопату, и выкопай его..." "Я никому не нужен..." "Выслушай меня..." "Я просто хочу быть один..." "За что ты со мной... вот так?" Рука, слепо блуждающая под майкой, и его собственное тело, против воли рванувшееся тогда навстречу этой руке... а он ведь даже не понял и до сих пор не понимает... "Прости меня... прости меня за то, что я..." Холодный сухой песок, мечущиеся лучи фонариков, и, через судороги, через тьму, через огненную боль в агонизирующих легких — сознание чудовищной, непоправимой ошибки, искупить которую можно только смертью, и ничем иным. И рука под майкой тут ни при чем... при чем — гораздо более страшные вещи, не имеющие отношения ни к нервам, ни к мышцам, ни к телу вообще. В принципе. Гораздо выше и гораздо дальше...
Руки под майкой могло бы и не быть. Глупое тело просто само выбрало способ сказать то, что никак не могла сказать не менее глупая голова. Хорошо, что он не услышал, или вовремя сделал вид, что не услышал... Впрочем, на мосту из конского волоса все средства хороши. Даже рука под майкой. Даже ложь. Даже разорванные сухожилия, ларингоспазм и рамолиционная киста...
"Ненависть, Ит, она порой даже сильнее любви".
Ненависть.
"Я люблю тебя. И я очень хочу, чтобы ты жил. Даже если меня не будет, чтобы ты жил. И где бы мы ни были..."
Даже если меня не будет...
"Что я наделал..."
Спекшаяся в черное стекло земля рядом с могильными камнями.
Ненависть, ненависть, ненависть...
— Я понял, почему остался в живых. — Спазм проходил, дышать снова стало легко. — И понял, почему Алькор сумел отправить тебя сюда, рыжий. Если бы это были не мы, и не в этой инкарнации, ничего бы не получилось. Я выжил только потому, что не смог приказать Сети себя убить. То есть приказать смог, но, поскольку я не Сэфес, а просто к ней толерантен, она не отреагировала так, как должна была. И ты сумел пройти сюда без повреждений тоже потому, что ты не Сэфес — Сэфес она бы не пропустила. И никакая группа без нашей помощи сюда действительно не придет, потому что физический полноценный канал, работающий в обе стороны, можно открыть только отсюда, и...
— С тобой все нормально? — с тревогой подался вперед Скрипач.
— Да. — Ит не глядя щелком отшвырнул ампулу куда-то в кусты. — Если я прав в том, о чем сейчас подумал... то лучшее, что мы сможем сделать для того Сэфес — это дать ему уйти.
— Почему? — растерянно спросила Ольшанская.
— Если я прав... я уже знаю, что он скажет. — Ит пристально посмотрел на Скрипача, тот ответил непонимающим взглядом. — Все очень просто... Лин. Тот, кто сейчас лежит на операционном столе, или предал, или потерял своего второго.
— Я не понимаю. — Ольшанская нахмурилась.
— Если говорить о Сэфес, то... — Ит задумался. — Они — одно существо, рожденное в двух проекциях. Я-мы-я. Всегда. Это правило. Разделить пару Сэфес — это то же самое, что отсечь человеку половину тела. После гибели одного второй может прожить максимум несколько дней.
— Тогда Бардов тут не должно быть, — тут же сказал Скрипач.
— Нет, почему же. Если по вине Барда погиб его Связующий — запросто. Федор Васильевич, скажите, рядом с гостями не находили случайно предметы... похожие на музыкальные инструменты? — поинтересовался Ит.
— Находили, — медленно ответил тот. — И не раз. У нас в коллекции есть три очень странные штуки, мы даже затруднились дать им название. Они похожи на что-то, что должно иметь струны, но самих струн у них нет, да и форма... честно говоря, мы опасаемся проводить исследования, потому что...
— И правильно делаете, — заметил Ит. — Гитара со световыми струнами в неумелых руках может запросто оставить без стекол полгорода. Как минимум — без стекол. Хорошо, что вы не пробовали их активировать.
— А вы можете это сделать? — оживился Федор Васильевич.
— Чужую гитару, да еще и побывавшую не раз в Сети? Нет уж, благодарю покорно, — через силу усмехнулся Ит. — Я лучше сразу с крыши прыгну, это для окружающих точно будет безопаснее...
На крыльцо вышел потный и всклокоченный кардиолог. Все тут же поднялись к нему навстречу.
— Ну, что я могу сказать, — начал тот. — Из клинической я его вывел, кровотечение немного приостановили, сознание есть, но Володя говорит, что это ненадолго — нарастающее сдавливание мозга, множество внутренних гематом, и сделать ничего нельзя.
— Сколько он продержится? — требовательно уставился на него Федор Васильевич.
— Вы имеете в виду — живым? — уточнил дотошный кардиолог. — Ну, если поддерживать, то сутки, может, и протянет. Хотя я в этом сомневаюсь.
— В сознании, — пояснил Федор Васильевич.
— В сознании, по словам Володи, с полчаса, не больше. Еще хорошо, что светлый период вообще есть, изначально думали, что его не будет. То есть его бы и не было, если бы Володя не удалил три осколка из...
— Тогда идемте, нечего время терять, — приказал Федор Васильевич. Он решительно поднялся по ступенькам и скрылся вслед за кардиологом в дверном проеме. Ольшанская последовала за ним.
— Подожди, — попросил Ит Скрипача. Тот остановился, повернулся к нему. — Знаешь, я хочу тебе сказать одну вещь. Вообще, ее следовало сказать давным-давно...
— Какую? — спросил Скрипач.
— Я тебя тоже очень люблю, — на пределе слышимости произнес Ит. Он стоял неподвижно, глядя Скрипачу в глаза. — И если бы на моем месте оказался ты, я бы тоже пришел за тобой. И, наверное, сделал бы то же самое.
— Я знаю, — так же тихо ответил тот.
* * *
Сэфес так и оставили в операционной — нейрохирург предупредил, что если сдвинуть его с места, то он и часа не продержится. Зрелище, которое увидели вошедшие, оказалось, против ожиданий, не столь уж тягостным. Просто человек на операционном столе, до шеи укрытый простыней. Лоб тоже прикрыт сложенной в несколько слоев марлей.
И вокруг ничего особенного. Штатив с капельницей рядом, местный хирург, готовящий какие-то уколы за приставным столиком... Федор Васильевич и Ольшанская стали у входа, в отдалении, нейрохирург и кардиолог подошли к ним.
— Крышку черепа на место поставил, а кожу шить не стали, так, прихватили, и все, — шепотом пояснил нейрохирург. — Чего зря мучить.
— Он говорил что-то? — тоже шепотом поинтересовался Федор Васильевич.
— Спросил, где он. Мы ответили, что в больнице рядом с городом Домодедово, но, по-моему, он нас не понял.
Ит и Скрипач подошли ближе к столу.
Сэфес смотрел на них, а они смотрели на него — худое лицо с тонкими, нездешними чертами, серые, стального оттенка глаза, один с залитым кровью белком, пепельного оттенка губы, заострившийся нос. Не молод, совсем не молод. Далеко за триста, если не больше.
— Рауф? — вдруг полуутвердительно спросил Сэфес.
Ит кивнул.
— Вы... модифицированы?
— Да. — Ит решил, что сейчас подробности излишни. Для Сэфес они, собственно, так и выглядели — гермо с некоторыми человеческими чертами. Рауф, модифицированные для работы с людьми.
— Кто... вы? — Сэфес говорил медленно, делая паузу перед каждым словом.
— Официальная Служба, мобильные агенты третьего класса. Приписка — Орин, локация — галактика Трех спиралей, кластер в межгалактическом реестре... — начал Ит, но Сэфес перебил его:
— Где мы... находимся?
— Неизвестно, — ответил, помедлив, Ит. — Нештатная ситуация.
— Подтвердите... статус... — приказал Сэфес.
Ит и Скрипач одновременно подняли левые руки, на ладонях у них синхронно полыхнул светло-зеленый огонь, тут же сложившийся в символ "Дело и честь" — отражение самой сути Официальной службы. Сэфес удовлетворенно опустил веки.
— Кто вы? — нарушил молчание Ит.
— Сэфес... стадия Энриас... Экипаж номер... четыре тысячи сто тридцать три, локация... Анкаон, кластер во внутреннем реестре — девятьсот десять, во внешнем — девять в степени...
— Сбросить информацию для передачи в мир приписки сможете? — спросил Ит.
— Да... примите, если... вас не затруднит...
Ит кивнул Скрипачу. Тот подошел, и с полминуты они с Сэфес неподвижно смотрели друг на друга. Затем Контролирующий снова закрыл глаза.
— Что с вами случилось? — заговорил Ит. Сэфес с трудом открыл глаза и посмотрел на него.
— Мы... погибли... он не сумел... выйти... я не справился... слишком тяжелый выход... он вывел меня... а сам... не смог...
— Как вас зовут? — спросил Скрипач.
— Сиино Ла Квента Горма...
— Сколько вам лет?
— Пятьсот восемьдесят три года... мы были ровесниками... Альдате... всегда был сильнее... меня... мне нет... прощения... — Он попытался сглотнуть.
— Ваши Встречающие сумели бы вывести вас? — Ит видел, что минуты, такие короткие минуты, уходят, их осталось уже совсем мало.
— Нет... они пытались... я не смог... это я... затянул нас... на дно... будь я проклят...
— Вы что-то хотите?
— Если можно... уйти... побыстрее... — попросил Сэфес. Ит кивнул. — Жаль... что нет... священника...
— Я священник. — Ит снова поднял левую руку, и Сэфес уставился на переплетение тонких золотистых нитей, окутавших вдруг ладонь. — Епархия — Д-35-ст, конфессия — евангелический реставрационизм, церковь Седьмого дня. Вам это подойдет?
— Спасибо... — Сэфес улыбнулся. — Вы очень меня... обяжете... если... просто прочтете... молитву...
— Подержать вас за руку? — вдруг спросил Скрипач.
Сэфес перевел на него взгляд.
— Как вы... догадались... там ведь темно... наверно... я боялся... в детстве... боялся... темноты...
Ит повернулся к хирургу.
— Готовьте, — распорядился он.
— И чего переводить зазря? — пробормотал тот себе под нос, вытаскивая из коробки ампулу, и укладывая ее в лоток со шприцами. — Пустить воздуха в вену, и вся недолга...
Скрипач, не утруждая себя эффектами, махнул рукой — и хирурга впечатало в кафельный угол с такой силой, но он на пару секунд перестал дышать, только разевал рот, как вытащенная из воды рыба.
— А теперь работай, — лишенным выражения голосом произнес Скрипач. — Пока я не рассердился по-настоящему.
— Роберта, выйдите отсюда, — попросил Ит. — Вам не нужно это видеть.
— Но я... — заупрямилась та.
— Выйдите, — повторил Ит. — Федор Васильевич, проводите, пожалуйста, даму.
— Но я хотела... — Ит поймал ее взгляд, и она поспешно, чуть ли не бегом, выскочила прочь из операционной. Федор Васильевич секунду смотрел на выбирающегося из угла хирурга, на притихшего кардиолога (нейрохирург ушел почти сразу), а затем, повернувшись на каблуках, решительно вышел в коридор.
— Сиино Ла Квента Горма, во имя небесного Отца нашего, хранителя земли, вод, народов и бессловесных тварей, — произнес Ит. Осторожно, чтобы не потревожить марлевую повязку, положил два пальца правой руки Сэфес на лоб. — Веруете ли вы во единого Бога, дарующего рождение, жизнь и смерть, которая лишь веха на пути в жизнь вечную?
— Да...
— Властью, дарованной мне Преемником земным святой Церкви Седьмого дня искупления, отпускаю вам грехи, совершенные вольно и невольно, и да примет душу вашу под крыло свое Отец небесный. Идите с миром, и да будет ваш путь легок...
Он отнял руку ото лба Сэфес и взял из трясущихся рук перепуганного хирурга поданный шприц. Скрипач подошел к столу с другой стороны и, как обещал, взял Сэфес за руку.
— Вы просто заснете, — пообещал он. — Больно не будет.
— Спасибо... — едва заметно улыбнулся тот. — Надеюсь... это быстро...
В первом шприце было снотворное для внутривенного наркоза, действующее практически мгновенно. Во втором — летальная доза морфия. Ничего другого у них не получилось достать.
Ит ввел содержимое первого шприца в подключичный катетер, поставленный хирургами, затем засек время. Почти полминуты Сэфес не спал, но потом пальцы, до того намертво впившиеся в ладонь Скрипача, медленно разжались. Лицо вдруг разгладилось, стало отрешенно-спокойным, глаза закрылись.
— Работай, — приказал Ит хирургу. — Бери стетоскоп и работай.
Тот на негнущихся ногах подошел к столу, откинул простыню.
— Б-б-брадикардия, — отрапортовал он спустя полминуты.
— Проверь рефлексы, — подсказал Скрипач. Он все еще продолжал держать Сэфес за руку. — Давай, давай. Проверь, и набирай второй.
Выждав положенные пять минут, Ит взял у хирурга следующий шприц.
— Лучше я, — сказал Скрипач.
— Нет. — Ит отсоединил от катетера первый шприц, и поставил следующий. — Ты обещал держать его за руку — вот и делай.
