На окружающих холмах шла своя ночная жизнь. Шуршали мыши, черной тенью мелькала сова, подал голос козодой. Черная, малоподвижная вода озера маслянисто поблескивала под лунным светом. Серые вершины Озерного Собора были почти неразличимы во тьме.
Неожиданно воды озера заколебались. Потом послышался глухой удар. Ночные птицы всполошились и с криками залетали.
Снова рябь по воде, еще удар. В третий раз пошли небольшие волны и послышался удар посильнее. И вдруг сильный всплеск выбросил фонтан брызг. Потом вода забурлила и начал набирать силу водоворот. Одновременно из центра водоворота с шумом вырывался воздух. Так продолжалось почти час, и водоворот начал утихать. Постепенно воды успокоились и разгладились. Все пришло в состояние первоначальной тишины.
На вершине холма поднялась с земли человеческая фигура, едва различимая в темноте. Человек медленно пошел прочь от озера.
ГЛАВА 18. Песнь о Мартироссе
— Я Сарториус Карол Пазола, я написал это письмо.
— Я не знаю, что это за письмо. — ответил Дарби. — Оно непонятно написано.
— Вот как! — огорченно проговорил Пазола. — Тогда я попал впросак!
Дарби все еще осмысливал услышанное. Потом он достал из-под папки бумаги, которые читал до этого и посмотрел на заголовок английского текста.
— Сарториус К. Пазола, адвокат. — прочел он и посмотрел на посетителя с интересом. — Откуда мне знать, что это и в самом деле вы?
— У меня есть документ. — Сарториус поспешил достать паспорт.
Дарби повертел его и снова недоверчиво посмотрел на адвоката.
— Понимаю, документ можно подделать. — вздохнул Пазола.
— Кому вы писали? — догадался спросить Дарби.
— Доктору Давиду Менге! — оживился Сарториус. Вот ведь парнишка какой сообразительный!
— Да. — расплылся в улыбке почти коп.
И тут же снова строго спросил:
— А про что письмо?
Сарториус вкратце пересказал.
— Все так, — подтвердил Дарби, который перечитал письмо десяток раз, как учила Дафния, — только никакого Паркера в письме нет.
— Не может быть! — воскликнул Сарториус. — Что у вас? Перевод? Дайте глянуть!... Вот оно что, нет страницы. В переводе нет одной страницы!
— А что там было? — заинтересовался Дарби.
Сарториус взял испанский текст и перевёл недостающее.
— И кто такой Паркер? — спросил сыщик.
— Это и есть ваш ювелир. — сообщил ему новость гость.
— А! — сказал Дарби и глубоко задумался.
Интересное дело получается, Сарториус шел сюда за сведениями, а теперь сам все копу объясняет! Забавно!
— Зачем же ювелиру другое имя? — додумался наконец пинкертон, как называл его Марк.
"Давай, Сарториус, колись!" — как сказал бы тот же автор.
Пазола вздохнул и принялся колоться, как выражались криминалисты в таком случае:
— Письмо, которое вы держите в руках, было написано мною несколько лет назад Давиду Менге, доктору исторических наук. Как вы уже знаете из письма, мне были доверены некоторые документы и ключ необычной формы. Мой клиент умер при странных обстоятельствах вскоре после того, как отдал мне документы и ключ. Спустя некоторое время я направил все это д-ру Менге, полагая, что он заинтересуется этим и помимо того, мне было решительно некогда заниматься поисками едва ли реально существующего клада. Вместе с материалами я посоветовал Давиду Менге, моему старому другу и хорошему знакомому князя, принять к себе для работы по этому делу бывшего секретаря и библиотекаря покойного князя — Уильяма Паркера. Некоторое время мы с д-м Менге переписывались. Он обнаружил довольно интересные вещи относительно всей этой истории. Но тут мне понадобилось уехать в Гонконг на полгода. Наша переписка временно прервалась. Когда я вернулся, то узнал ужасную новость: Давид Менге был убит, все материалы пропали. А у меня дома побывали воры и унесли всю переписку, включая и последнее письмо доктора, которое пришло незадолго до моего возвращения. Паркер исчез. У меня возникло подозрение, что это он убил моего друга и похитил все материалы. Возможно, он же убил и князя, поскольку естественность его смерти под большим вопросом.
После двух лет упорных поисков я обнаружил следы Паркера в маленьком городке на западе Америки, где он жил под чужим именем. Я послал сюда частного детектива Марка Тодоровски, знакомого вам, поручив ему всего лишь опознать по фотографии Паркера и немедля вернуться. Но Паркер к тому времени исчез. Предполагают, что он утонул, чему я мало верю. Я думаю, что это один из его трюков. Марк же принялся за собственное расследование, в результате чего тоже погиб. Отсюда я делаю вывод, что либо мнимый ювелир жив и прячется, либо у него остался сообщник, который продолжает его дело.
Сам же я прибыл, чтобы найти убийцу Марка, поскольку считаю себя причастным к его несчастной судьбе.
* * *
У друзей вовсю шел мозговой штурм. Вилли и Минди вдвоем сидели на одной кровати и вертели ключ на карте местности. Карта была мала, а ключ — велик, оттого дело не ладилось.
Брат и сестра Ларкины заговорили одновременно.
— Минди думает, что ключ указывает места Входов на местности.
Места на кровати не хватало, и все перебрались на пол. Явился Морки и тоже принялся исследовать карту.
— Смотрите, — объясняла Минди, — вот озеро, оно расположено почти строго по меридиану.
Морки понюхал меридиан.
— Миллвилл расположен на северо-восток от озера. Колодец Фрэнка Макконнехи еще севернее. Смотрите на южную часть озера. Вот справа мелкие горные отроги. Вот эти пять называются Пять Братьев. Они расположены радиально и почти одинаковы. Тогда Корона лежит вдвое ближе к Пяти Братьям, чем к Колодцу. Именно такое соотношение длин на ключе.
— Тогда Соколиное Гнездо — это жилище нашего нового друга Макушки Джо! — воскликнул Эдди.
— Тогда что же получается, — продолжал домысливать Вилли, не размениваясь на сантименты, — можно определить также положение Башни и Дуба, и Улитки!
— Башня! — воскликнула Джейн, — вот что мне не давало покоя! Мельница похожа скорее на башню!
— А Дуб еще существует? — спросил Эдди.
— Нет, — дружно ответили Вилли и Минди. — никакого дуба в данной местности нет. Здесь дубы вообще не растут.
— Тут больших деревьев сроду не было, — добавила Минди. — я реферат готовила на тему растительности нашей местности. Верхний слой почвы слишком тонок, а под ним сплошные скальные породы. А холмы, согласно исследованиям каких-то там приезжих ученых — это почвенные наносы на скалы опять же. Чего это ты ищешь, Джейн?
Джейн заглядывала в торец Ключа.
— Колодец рассматриваю. Здесь отверстие шестигранной формы. Сколько граней у колодца Фрэнка?
— Шесть! — крикнули Минди и Вилли.
— Ну вот вам и Колодец! — с торжеством воскликнул Эдди и с гордостью посмотрел на сестру.
— Остались Улитка и Дуб.
— Дуба нет. — грустно заметил Эдди. Морки посочувствовал ему. Он встал на задние лапки и поцарапал коготками кармашек у Эдди на рубашке. Кармашек расстегнулся.
— Если все верно, то Улитка должна находиться за стеной на запад от озера. А туда нам не перебраться ни пешком, ни на велосипедах. Смотрите, какие здесь высокие горы. — Вилли указал на карту.
— Тогда остается Дуб. Он явно на равнине.
— Выходит, что Ключ — это что-то вроде карты. — заключила Джейн. — Но почему именно Ключ, а не что-то еще?
Ответа на вопрос не было.
— Поехали к Короне! — дружно заговорили они.
Морки засобирался. Он полез в рюкзак.
— Нет, дружочек, ты сегодня дома посидишь! — огорчил его Вилли.
Компания кладоискателей снова прибыла на озеро и принялась опять накачивать лодку качком. По налаженной схеме все переправились в пещерку. Там всё оставалось нетронутым. И трос на месте, и лебедка. На сегодня было решено обследовать боковой ход до конца. Подняли крышку, закрепили трос. День был очень солнечный и в пещерке хватало света. Фонари еще не нужны.
Вилли собрался спускаться. Эдди наклонился, чтобы посветить вниз для друга. Компас выпал из кармашка на его рубашке и тут же раздался всплеск. Почти под самой крышкой стояла вода!
— Тоннель затопило! — растерянно прошептала Джейн.
* * *
Валет был в мрачном настроении. Все концы обрывались у него в руках. Он сидел в своей комнате и думал. Сосед где-то носился. Если бы миссис Доу ушла куда-нибудь, можно бы еще раз обыскать комнату, где жил Марк. Ведь куда-то должны были деваться бумаги. Еще раз отправляться на помойку?
Вдруг его осенило. А что, если Марк не обнаружил бумаги. И они вместе с термосом попали к этому недокопу Дарби?! Может, этот придурок вытащил их, а термос просто выкинул?! Слишком много всяких "если", но других версий нет. Выходит, этот придурок ловко обманул его! Впрочем, может, и не обманул. Ведь Валет спрашивал только про термос, а про бумаги — ничего.
Валету повезло, что копы в этом паршивом городишке такие недотепы. Один — старик, который спит и видит пенсию, другой — только со шваброй плясать годится.
Бурбон усмехнулся: ладно деньги стоят того, чтобы повозиться!
Значит, ночью, когда все покинут полицейский участок, он влезет в эту контору и пошарит там.
Никто не сказал мнимому мистеру Тайрону, что Дарби живет прямо в полиции, в закутке, вместе со своими щетками и швабрами.
Кстати, пока день не кончился, Валету следует пойти и поработать на риэлторскую версию. Поэтому он сейчас отправится к этому толстяку, мэру Миллвилла. У него Паркер арендовал свой домик.
У мэра был посетитель. Валет присел в приемной и стал терпеливо ждать своей очереди. Долго сидеть ему не пришлось: дверь приоткрылась и Валет услышал подозрительно знакомый голос. И вот из кабинета мэра своей солидной походочкой выплыл сам мистер Макинтош!
Ах, старый проныра! Опередил! Ах, пеньюар ты потрепанный!
Эдвард Макинтош с довольной улыбкой помахал Бурбону какой-то бумажкой и тут же устремился на выход: он спешил.
Валет вскочил в кабинет мэра, потеряв всякую выдержку.
— Вы продали ему дом Паркера?! — крикнул он. — Я же первый приходил!
— Я вас не видел! — удивился мэр, — У меня с утра первый посетитель этот господин.
— Я вчера был!
Мэр припомнил, хотя и очень смутно, что было нечто такое.
— Ну что вы так расстраиваетесь? — попытался он успокоить гостя, — Вам тоже нужно разрешение? Так — пожалуйста!
Он поспешно взял ручку и стал что-то писать на бланке.
Валет почти заскрипел зубами.
— Я больше дам. — проговорил он, наклоняясь над столом мэра.
— Что? — не понял тот.
— Я больше дам за дом.
Мэр положил ручку и воззрился на посетителя своими круглыми честными глазами.
— Ну, что вас так удивляет?! Хотите сказать, что взяток не берете?!
— Я... ну почему же... беру. — согласился мэр. — Только зачем?
"Здесь все такие кретины?!"
— Сколько он вам дал?! — закричал Валет.
— Нисколько. — прошептал мэр, а потом вдруг рассердился: — Что это вы мне тут устроили?! От какой вы лиги? Кого вы там тираните — пьяниц или котов?
Валет онемел.
— Ну, признавайтесь быстро! Мне некогда с вами тут церемониться. На пьяниц — одна резолюция, на котов — другая! Мне еще надо свалку ликвидировать до выборов.
Валет ничего не понимал.
— Дайте мне такую же бумагу, как этому старому Бумерангу, и я пойду. — простонал он.
— Пожалуйста, давно бы так! — согласился мэр, — Распишитесь в реестровой книге.
Поставил подпись, шлепнул печать.
— Кстати, если вы желаете пожертвовать на предвыборную кампанию — так милости просим! — проговорил градоправитель, животом выталкивая посетителя из кабинета и запирая дверь.
Валет проводил его взглядом и ничего не сказал. Мэр поспешно ускакал.
Уже на улице Валет обнаружил, что его надули: бумажка, которую он держал в руках, направляла его в городскую библиотеку и давала право к просмотру городского архива.
* * *
Дарби выглянул за дверь. Шериф Маккензи тихо дремал на солнышке в кресле. В последнее время он нашел прекрасный способ поладить со своим копчиком: стакашек виски — и все спят!
Тогда Дарби достал папку с летописью, найденной в сейфе ювелира, который вовсе не ювелир никакой, а самый настоящий душегуб.
Пришлось вспомнить старые школьные навыки: Дарби отсчитал от начала пятьдесят строк и решил преодолеть их во что бы то ни стало.
— Отсюда и досюда, прочесть всё двадцать раз! — с суровым выражением сказал он сам себе. И добавил ещё суровее: — Дарби Дак!
"В году ... некий чудовищный рок посетил мирную андалузскую деревню, чем поверг в неописуемый ужас не только крестьянское население оной, но и окрестные поселения указанной провинции, имеющие несчастье соседствовать с обрученным бедствию селением, о названии коего автор намеренно умолчит."
— таким тяжелым стилем начиналась летопись о Дамиане Мартироссе.
"Сей год ознаменовался для обыкновенно богатого и цветущего края многими ужасами, коими небеса ниспровергли во всепоглощающую скорбь почтеннейшие семейства, могущие служить своею родовитостью и верноподданничеством подлинным украшением монаршьего дома.
Моры и глады, а также нашествия мавров и саранчи, небывалая засуха были только началом скорбей, кои потрясли и обескровили сей край, который по праву называли жемчужиной испанской короны.
Страшнейшая же той скорбь привнесена была не десницей Всевышнего, а обагренной кровью своих жертв дерзкой человеческой рукою. Ужасающие по жестокости своей и бессмысленности смерти посетили некое тихое место, коим являлось наследное владение древнего, но обедневшего в мавританских войнах славного рода Мартиросса.
Юные девицы и безгрешные дети убиваемы были неведомою злодейскою рукою, скорбными же останками их гнушались даже дикие звери. Денно и нощно возвещали колокола смерть за смертью, погибель за погибелью, могильный ужас был мрачнее самых бездонных глубин тартара.
Грозный же князь Франческо Мартиросса, к коему за миром и правосудием прибегли вассальные крестьяне его, на мече и гербе рода поклялся пронзить своим оружием гнусное исчадие ада, кем бы ни было оно.
В ту же роковую ночь в своих девичьих покоях найдена была зверски замученной, обесчещенной и убитой юная дочь князя Мартироссы, шестнадцатилетняя Марисита, обрученная благородному дону Константу Сиквейре Коррадо.
Гневу и скорби обоих донов не было предела и оба они в безумном помрачении принесли друг другу клятвы, стоя на коленях в крови перед невинным телом дочери и невесты. Мартиросса поклялся, что до наступления следующей ночи найдет жестокого убийцу и собственноручно пронзит его нутро. А благородный дон Констант Сиквейра клятвенно обещал пресечь весь род проклятого убийцы.
Утром же наступившего дня к князю принесли привязанного к пикам и с мешком на голове зверя в человеческом облике, уловленного над трепещущим телом новой жертвы, кою ненасытный кровопийца терзал с демонической злобой.
— Снимите покров и я увижу смерть в глазах его, когда исполню клятву! — крикнул Мартиросса. И следом шел, от ярости рыдая, благородный дон Сиквейра.
