Холодная

— В твоей жизни больше не будет мужчин, кроме меня. Иначе я найду способ наказать тебя.

— Наказать меня? — она мгновенно вспомнила свой первый брак и наказания, которым ее подвергал муж за непослушание.

— Да.

Эмма размахнулась и влепила ему пощечину. Несколько мгновений Теодор смотрел на нее, потом отвесил пощечину в ответ — несильно, небольно, но ощутимо. Эмма поняла, что это значит: не унижай меня. И тем не менее... прежний Теодор никогда бы не ударил женщину, даже невсерьез. Он поднимался по лестнице, а ей не оставалось ничего иного, кроме как смотреть ему вслед. Она рассеянно потерла щеку, по которой он ударил. В ней просыпалась злость: не будет мужчин кроме него? Как бы не так!

Этим же вечером давала бал леди Минтон — новая "самая известная вдова". Подходящее место, чтобы отомстить мужу за все.

Эмма ехала на бал с твердым намерением с кем-нибудь переспать. Прямо там. Чтобы все об этом знали.

Она окинула пытливым взглядом толпу своих поклонников, выбирая любовника на вечер. Лорд Дарлингтон... Вполне подходящая кандидатура, но слишком мерзко ухмыляется. Виконт Дервуд... Она никогда его не любила за привычку много болтать. Мистер Вичерли... Слишком мрачен.

Эмма поймала себя на том, что ни один из поклонников не кажется ей привлекательным. "Выбери кого-нибудь!" — приказала она себе. И заставила себя снова окинуть толпу поклонников взглядом. Внимание ее привлек вновь прибывший гость — Джонас Хоупли. Он явно возмужал. Вот это было бы интересно... Но он направился в другую сторону. Значит, он вернулся из Индии. Интересно, знает ли об этом ее муж?..

"Не думай о нем!"

Она была недовольна собой. Все, что от нее требовалось, выбрать кого-нибудь, а там мужчина сам все сделает. "Третий танец," — решила она. Тот, кто пригласит ее на третий танец, и будет сегодня ее любовником. Дарлингтон. Что ж, могло быть и хуже. Она обещающе улыбнулась ему. Он ответил тем же. Четвертый танец она сегодня решила никому не отдавать. Именно тогда это и произойдет. Лорд Дарлингтон заверил ее, что тоже никому не обещал этот танец...

Она должна была быть удовлетворена — но никогда еще она не чувствовала себя столь отвратительно.

Первый танец — вальс. Она с облегчением улыбнулась болтливому Дервуду. Второй танец — старинный менуэт, необъяснимая страсть леди Минтон. Ее партнером стал молчаливый Вичерли, что было ей на руку. Час страшной казни приближался, и она не могла думать ни о чем другом. И вот — третий танец. Она протянула руку Дарлингтону и улыбнулась. Он тонко улыбнулся в ответ, зная, чем закончится их танец. Шаг, поворот, шаг... И каждое движение приближало ее к смерти... "Не надо, не делай этого!" — кричала какая-то часть ее натуры. "Ты сможешь, ты сделаешь это!" — говорила другая.

— Не желаете прогуляться по саду, миледи? Сегодня довольно душно, — небрежно обронил Дарлингтон.

— Да, душно, — спокойно ответила Эмма, хотя сердце ее сжалось в предчувствии беды. "Еще не поздно отказаться," — сказала она себе, но все-таки позволила лорду увлечь ее к выходу в сад.

— Миледи, по-моему, это мой танец. Дарлингтон...

Путь им преградил невесть откуда взявшийся Теодор. Эмма почувствовала такое облегчение, что даже испугалась.

— Я сегодня не танцую четвертый танец, — надменно заявила она. Дарлингтон молча сверлил барона взглядом, вовсе не желая участвовать в дуэли. Одно дело, когда муж не возражает, но когда он возражает...

Теодор протянул ей руку.

— Боюсь, что танцуете, — решительно заявил он. Эмма не осмелилась ослушаться его сейчас — слишком явной была угроза в его глазах. — Милорд, вы простите нас?

— Разумеется, барон, — ответил Дарлингтон.

После того, как танец кончился, Теодор повел ее сквозь толпу к выходу. Эмма не сразу поняла, что он намерен увести ее с бала. Она попыталась забрать у него руку, но он был сильнее, и только насмешливо взглянул на нее.

— Пусти меня, — зашипела она, не желая, чтобы ее так унижали. Никакой реакции. В конце концов Теодору удалось выволочь ее на улицу под насмешливыми взглядами некоторых припозднившихся гостей. Там их уже ждала карета.

— Как ты смел так унизить меня! — в карете она уже не сдерживалась.

— Не больше, чем ты меня, — холодно, чуть насмешливо ответил Теодор. — Никаких мужчин, кроме меня, Эмма. Если хочешь, можем сделать это прямо здесь, в карете.

Она задохнулась от возмущения и замолчала. Теодор иронично улыбнулся. Он прекрасно понял, зачем Эмма направилась с другим мужчиной в сад. Его озадачило лишь выражение ее лица, когда он остановил ее и Дарлингтона.

Собственно, несмотря на все его угрозы и на всю его решимость, как он мог наказать ее за непослушание? Он мог бы решиться на побои, но она была беременна. Впрочем, ей было необязательно знать о его сомнениях.

На вечер к графине Йовиль Эмме пришлось ехать вместе с Теодором, потому что он пригрозил, что если она поедет туда одна, то он приедет за ней и прилюдно оттуда утащит, применив силу, если понадобится. А если она вздумает уединяться с кем-нибудь из мужчин, кроме него самого, то задерет юбки и отшлепает прямо посреди бального зала.

— Ты не посмеешь, — холодно сказала Эмма в ответ на эту угрозу. Теодор не стал опровергать ее слова, просто улыбнулся: мол, проверь... И проверю, решила Эмма.

На балу она видела, что Теодор внимательно следил за ней. Но все-таки иногда он танцевал, и в такие моменты Эмма ревновала, потому что слышала, как смеются его партнерши — иногда совсем молоденькие девочки, только вывезенные в свет. Может быть, он женился бы на одной из таких, если бы не было досадной помехи в лице Эммы. С кем бы ни общался Теодор, он был безупречен. Всем было приятно с ним. Но когда его взгляд обращался на Эмму, выражение лица барона Эшли резко менялось и становилось недвусмысленно угрожающим. И это злило.

Когда майор Триплтон намекнул, что не прочь сделать "это" и даже не прочь встретиться на рассвете с ее мужем, если тот выскажет такое желание, Эмма повела его в сад. Теодор танцевал с леди Минтон, и оба выглядели довольными — слишком довольными.

Майор начал целовать ее, Эмма отвечала на его поцелуи, постанывала, двигалась навстречу его рукам — и гадала, заметит ли Теодор ее отсутствие и успеет ли найти ее до того, как свершится "это".

А Теодор в это время разговаривал с Джонасом.

— Я завтра женюсь, — объявил Джонас.

Теодор приподнял брови.

— На ком?

— На одной вдове. Вряд ли ты ее знаешь. Миссис Твидор.

Несколько секунд Теодор в изумлении молчал.

— Лично я ее не знаю, но... в полусвете она очень известна, — наконец ответил он.

— Ты хочешь отговорить меня? — с вызовом сказал Джонас. — Не старайся. Она беременна от меня.

— Ты уверен в том, что от тебя? Я бы усомнился в словах этой женщины. Даже в полусвете она известна своей... нечистоплотностью.

— Я женюсь на ней, — с угрюмой решимостью заявил Джонас.

— Тогда составь хотя бы приличный брачный контракт. Я могу прийти к тебе завтра, и мы обсудим.

Джонас удивленно посмотрел на брата, словно мысль о контракте не приходила ему в голову. Потом медленно кивнул, сочтя эту мысль разумной.

— Будем надеяться, твоя жена не окажется хуже моей, — сухо сказал Теодор, ища свою жену глазами. Спустя некоторое время он понял, что надо идти искать ее в сад... или еще куда-нибудь.

Три минуты поцелуев и ласк — и вот Эмма слышит голос Теодора:

— Из того, что я вижу, я делаю вывод, что ты мне не поверила, — равнодушно сказал он. Эмма обернулась на звук голоса. Муж стоял, прислонившись к дереву. Был холоден и ироничен.

— Это не то, что вы думаете, Эшли, — счел своим долгом заявить майор. Теодор закатил глаза.

— Теперь, я полагаю, соринка из глаза успешно удалена, спаситель получил свою благодарность, и ничто не мешает нам вернуться в зал, — сказал барон и подал руку Эмме с преувеличенно вежливым поклоном.

Майор отпустил свою партнершу. Эмме ничего не оставалось, как принять руку Теодора. Она гадала, верил он в то, что говорил, или просто издевался. Поскольку ничего, кроме нескольких поцелуев, майор от нее не получил, она не признавала за собой особой вины и не ждала от Теодора никакого наказания. Они спокойно шли через зал, полный гостей, которые шушукались у них за спиной. Эмма могла легко догадаться, что они смеются над Теодором, который уже второй вечер подряд бросается в сад и приводит оттуда жену, уединившуюся с кавалером, и осуждают ее, осмелившуюся на попытку публичной измены.

Иногда они останавливались, чтобы переброситься со знакомыми парой слов. Навстречу им попалась и чета Клермонт. Пока они обменивались приветствиями, Эмма поймала на себе осуждающий, презрительный взгляд герцога. Он слегка покачал головой, словно говоря: не делай больше так. Эмма опустила глаза.

Посреди зала Теодор вновь остановился. Эмма приготовилась раскланиваться с очередными знакомыми, но Теодор неожиданно повернулся к ней лицом, обхватил ее так, что она оказалась у него под мышкой, а ее зад очень удобно выпятился...

— Нет... — прошипела она, яростно вырываясь, понимая, что он решил осуществить свою угрозу. Гости уже начали собираться вокруг них, не собираясь пропустить скандал.

— Не надо, не смей, — шипела она, уже срываясь на крик, понимая, что вырваться не удастся. Он опустил ладонь на ее закрытый юбками зад — несильно. Она даже не чувствовала боли, одно только унижение. — Отпусти меня!

Тогда он ударил посильнее. Кто-то в толпе злорадно засмеялся. Кто-то из мужчин неуверенно пробормотал: "Эшли, перестаньте..." Эмма вдруг поймала взгляд герцога — ты это заслужила, говорил он. Все смеялись над ней и радовались, что ей воздают по заслугам, хотя многие из гостей были куда более грешными, чем она.

— Я не буду больше, хватит! — взмолилась она после третьего удара, поняв, что ее никто не собирается выручать. Как она будет завтра смотреть им всем в глаза?

— Проси прощения, — приказал Теодор, поставив ее перед собой. Эмма размахнулась и влепила ему пощечину.

— Значит, мало, — сказал он на это и снова перехватил ее поудобнее. Теперь он был зол настолько, что ему стало все равно — что на них смотрят, что Эмма беременна. Он отвесил ей несколько полновесных шлепков и, судя по всему, собирался бить до тех пор, пока не устанет рука, поняла Эмма.

— Не надо! — закричала она, вырываясь. Теодор размеренно наносил удары, которые, впрочем, становились все слабее по мере того, как остывал его гнев, только Эмма не чувствовала этого. Она плакала. — Хватит, пожалуйста!

Теодор остановился, отпустил ее. Они стояли посреди примолкшей толпы и смотрели друг другу в глаза.

— Ты раскаиваешься? — спросил Теодор. Все замерли в ожидании ее ответа.

— Ненавижу тебя, — процедила она. Тогда Теодор мрачно усмехнулся размахнулся и отвесил ей пощечину — несильно, ни боли, ни отпечатка на щеке не останется. Потом развернулся и пошел прочь, оставив ее посреди зала. Толпа расступалась перед ним. Вдруг он столкнулся с какой-то женщиной. Леди Минтон. Они неслышно обменялись парой слов — и удалились вместе.

После этого зал словно взорвался шумом голосов, обсуждающих это событие. Все снова пришли в движение.

— Ты получила по заслугам, распутница, — сказала какая-то старая дама, проходя мимо Эммы.

Какое унижение... Эмма подумала, что до конца жизни не сможет появиться в обществе. Она вскинула голову и медленно направилась к выходу. Толпа расступалась перед ней также, как и перед ее мужем. Только Теодор снял с себя венец покорного рогоносца, который носил по ее вине, и потому его кое-кто провожал даже с восхищением. Она же была публично унижена, и потому всюду встречала лишь насмешливые и презрительные взгляды. Майору Триплтону явно было весело, хотя он пытался скрыть это. Джонас Хоупли был в ужасе. Клермонт смотрел на нее грустно, а его жена — сочувствующе, что оказалось для Эммы полной неожиданностью. Вот уж кто должен был злорадствовать.

Триплтон перехватил ее уже на улице.

— Теперь, полагаю, никто нам не помешает, — галантно сказал он и поклонился.

— Не желаю вас видеть, убирайтесь! — вспыхнула она, вспоминая, как он смеялся вместе со всеми. Некоторое время майор пристально смотрел на нее.

— Вероятно, и со мной в сад вы вышли, только чтобы насолить собственному мужу? — прохладно осведомился он. Эмма размахнулась, но майор перехватил ее руку.

— Потише, мадам, — голосом, каким отдавал приказы, сказал он. — Я не собираюсь навязывать свое общество.

Он отбросил ее руку в сторону.

— Бедный барон Эшли. Теперь я понимаю, почему он не вызвал меня. Стреляться с каждым, кого вы вовлекаете в ваши игры — патронов не хватит.

Эмма гордо вздернула подбородок:

— Меня не интересует ваше мнение.

— Оно и видно, — презрительно обронил майор и вернулся в дом.

Эмма устало села в карету. Она понурилась, несмотря на жесткий корсет. Теодор осмелился ударить... побить ее прилюдно. Он ушел с другой женщиной. Как она теперь будет жить дальше? Как?..

Ночью она долго не могла заснуть, ожидая, когда вернется Теодор, и изводила себя картинами, как он предается любви с леди Минтон. Шаги в спальне Теодора раздались только тогда, когда начало светать. Эмма вскочила и ворвалась в его спальню. Теодор обернулся. Волосы его были слегка растрепаны и... от него пахло духами леди Минтон. За милю несло. Почему-то этот факт разозлил Эмму больше всего: а ее духи, видите ли, ему не нравятся!

— Где ты был? — спросила она после долгого молчания.

— Гулял, — пожал плечами Теодор и отвернулся.

— Значит, ты гулял, — она сделала акцент на последнем слове, — а я не имею права?

Теодор резко обернулся. Собственно, он так и не изменил жене — не смог перебороть свою порядочность, хотя уходил из бального зала с твердым намерением сделать это. Потом ему пришлось извиняться перед леди Минтон. Хотя Эмме обо всем этом знать не обязательно.

— Не имеешь, — холодно сказал он.

— Почему?

— Потому что я так сказал.

Некоторое время Эмма сверлила его злым взглядом, но это не произвело на мужа никакого впечатления. Он оставался холодным и решительным, всем своим видом напоминая, что случилось вечером у графини Йовиль и что такое может повториться вновь, стоит Эмме оступиться.

— Ты унизил меня, — холодно сказала она.

— Ты унижала меня не раз, — равнодушно возразил он. На это Эмме нечего было ответить.

— Чего ты хочешь добиться этим? — тихо спросила она.

Теодор мрачно улыбнулся.

— Послушания. Полного и безоговорочного послушания.

Это напомнило ей ее первое замужество.

— А как же "верность, честность и уважение"? — спросила она, чувствуя, что вот-вот сорвется и закричит.

Теодор подошел совсем близко. Он смотрел на нее сверху вниз, хотя Бог знает как это у него вышло, если учесть, что они были одинакового роста.

"Ты не способна на это,"— подумал он, а вслух сказал:

— Послушание, и ничего более. А теперь иди, я хочу спать.

Ее отослали, как служанку! Даже хуже, потому что со всеми слугами Теодор обходился как нельзя более корректно и вежливо.