Расстроенная и молчаливая, Лиза привела в порядок волосы, едва взглянула на себя в зеркало и, застегнув пальто, быстро пошла к выходу. Слишком быстро, как подметил Лев.

— Лиза, постой!

Но щелкнула задвижка замка, хлопнула дверь и застучали каблучки по лестнице. Робкая надежда шевельнулась в нем, и заставила помчаться следом. Перепрыгивая через две ступени, он нагнал Лизу на первом этаже и порывисто, крепко обнял:

— Уходи от него ко мне!...

Она всхлипывала, и плечи ее мелко дрожали. Мимо прошел по лестнице какой-то служащий в пенсне. Убедившись, что он вышел из подъезда, Лиза выдавила из себя:

— Я не смогу... Он очень... очень влиятельный человек...

— Ты его любишь? Он твой муж?

— Нет! — Почти вскрикнула она.

Каганов лихорадочно размышлял.

— Значит так, Лиза! Прямо сейчас выходишь за меня замуж и остаешься здесь! Поняла? Маргарита у бабушки? Я придумаю, как ее срочно переправить к нам. Отсидишься в Сожеле, а там — видно будет.

— Лев, он тебя уничтожит... — Отрицательно мотнув головой, шепотом ответила Лиза. Но его слова подействовали, и она уже отходила от истерики.

— Всё-всё, не плачь! Пойдем, умоешься. И нам надо уже спешить. Десять минут до совещания! После него и зарегистрируемся.

Лиза, словно прислушиваясь к себе, задумчиво посмотрела на него мокрыми глазами, кивнула и, медленно повернувшись, стала подниматься по лестнице.

Через пять минут они уже выходили из подъезда. Глаза у Корнеевой все еще были красными, однако, не зная определенно, сложно было сказать, что являлось тому причиной. Вполне возможно, что и усталость.

Возле арки их поджидал с невозмутимым видом Матвей Хавкин. Заметив его, Каганов мысленно простонал.

— Прошу прощения, Лев Маркович! Я не стал бы Вас здесь караулить, но там Москва на прямом проводе! Уже полчаса дожидаются...

— Сколько?! — оторопел Лев. И, спохватившись, уточнил. — Кто меня вызывает?

Матвей неопределенно мотнул головой.

— Да это не Вас, а товарища Корнееву... Какой-то Наркомат. А какой — я не запомнил.

Слезы тут же выступили на глазах у Лизы.

— Это он, — тихо прошептала она. — Думаю, догадался.

— Спокойно, Лиза. Мы тебя в обиду не дадим, — вселяя в нее уверенность, ровным тоном сказал Лев. И добавил уже для Матвея. — Лети назад и скажи этому товарищу из Наркомата, что товарищ Корнеева с ним разговаривать сегодня не сможет. По уважительной причине. И это еще не все. Определи для Елизаветы Михайловны хорошую комнату на третьем этаже, чтобы могла отдохнуть с дороги. А потом зайдешь на совещание в Ревком и доложишь мне.

Хавкин кивнул и, скрипя новыми сапогами, побежал к 'Савою'.

1919 год, февраль, 15-го дня, 18 часов, город Сожель, Ревком

— Вот здесь я обычно заседаю, а вот здесь — наш Ревком, — показал Каганов на соседние кабинеты. Дверь в вотчину Комисарова была приоткрыта и из нее доносились голоса. — Так что ты решила? Пойдешь?

Лиза качнула головой.

— Нет, я лучше у тебя посижу. Подумаю. Есть над чем, — горько усмехнулась она.

— Хорошо, — кивнул Лев, открывая перед ней дверь и щелкнув выключателем электрической люстры. — Ты только не пугай сама себя, договорились? Не так страшен черт, как его малюют — поговорка как раз для твоего случая.

Заговорчески оглядевшись по сторонам — вроде, никого не было — он быстро поцеловал ее, ободряюще улыбнулся и вошел в соседний кабинет.

Все уже собрались и ждали только его. Даже Войцехович успел вернуться из Новобелицы и рассеянно смотрел по сторонам. Комиссар туляков Ильинский усердно приглаживал рукой волосы на своей квадратной голове — ну как есть Кубик! Военком Маршин, по-хозяйски развалившись на стуле, с брезгливым выражением лица рассматривал присутствующих. Пухов что-то увлеченно шептал на ухо раскрасневшейся Песи. Та улыбалась, слушала и периодически прыскала от смеха. А Семен Комиссаров, с выражением зубной боли в глазах, наблюдал за ними. Кажется, это была его девушка. Вилецкий — а он-то зачем здесь? — что-то черкал на бумаге.

— Добрый вечер, товарищи! — Заявил о себе Лев и сел на оставленное ему место возле Комиссарова. Тот цепко глянул на Каганова, словно хотел найти ответ на какой-то незаданный вопрос, прокашлялся и, встав с места, сказал:

— Теперь, вроде, все на месте. Слово передаю товарищу Каганову, как инициатору этого совещания.

Лев утвердительно кивнул.

— Уже вечер, да еще субботний. Поэтому я постараюсь коротко. Речь пойдет о Тульской бригаде. Всем нам известно, что в ней не все в порядке с дисциплиной, пролетарской сознательностью, да и политическая работа с солдатской массой фактически не ведется. Нет, товарищ Ильинский. Я потом дам Вам слово, и Вы скажете всё, что пожелаете. По имеющейся информации, военные специалисты бригады намерены взбунтовать полки. И уже 23 февраля — во время парада — они планируют выступить. Так, товарищ Пухов?

Собравшиеся возмущенно зашумели.

— Предлагаю срочно отправить их на фронт! — Громко заявил Комиссаров.

— Как ты себе это представляешь? — Презрительно сморщившись, спросил Маршин. — Командованию фронтом будешь указывать? Кишка не тонка? Вот я лично не понимаю, чем у нас товарищ Пухов занимается? Давно пора перестрелять самых активных подстрекателей. И — дело с концом! Всю кофейню вывести на улицу и расстрелять, чтобы другим неповадно было!

И тут уже взбеленился Пухов. Вскочив с места, он навис над Маршиным с красными от бешенства глазами:

— А кто телеграммы Дзержинскому шлёт: 'Спасите-сохраните'?! Вот только что пятерых военспецов пришлось отпустить! Товарищ Ку... гм... Ильинский, кого мы освободили для вас?

Вытирая ладонью выступившую на квадратной физиономии испарину, Ильинский замялся:

— Доктор точно ни при чем. Хороший доктор, по глупости загремел под арест. А вот остальные — да, контра...

— 'Расстрелять'! — передразнил военкома председатель ЧК. — А сами все шлют и шлют телеграммы об освобождении контры!

Маршин ничего не ответил и демонстративно отвернулся.

— Что у Вас там творится, Ильинский? Вы хоть в курсе ситуации? — Строго спросил Каганов.

Кубик потоптался на месте, повздыхал и, собравшись с духом, ответил:

— По понедельникам и четвергам многие бывшие офицеры — военспецы бригады — собираются в кофейне 'Париж'. Определенного главаря у них нет. Условно разбились на два лагеря: монархисты и приспешники учредилки. Четких контрреволюционных планов не имеют до сих пор. В основном, пьют и спорят о 'главных целях'. Но должен сказать, что на красноармейцев они влияния не имеют. И с личным составом практически никто из них не работает. Честно говоря, я не представляю возможным, чтобы они смогли взбунтовать полк.

— Обстановка понятна. Непонятно одно. Вы, как коммунист, абсолютно бездействуете. Почему в полках редко проводятся митинги? Почему практически отсутствует воспитательная работа? Почему... Впрочем, не об этом сейчас, — остановил себя Лев. Поискав глазами и обнаружив все еще злого Пухова, он предложил. — Иван Иванович, расскажи, пожалуйста, как ты оцениваешь ситуацию?

Председатель ЧК покачал головой и с металлом в голосе ответил:

— Плохо! Это только по мнению витающих в облаках комиссаров их командиры проводят время в безвредной болтовне. И вообще, послушать — так Тульская бригада — словно тихий кружок девушек-курсисток! — Выждав паузу, Иван зловещим тоном продолжил. — Есть в бригаде одна тайная организация. Расскажу о ней пока без подробностей, в общих чертах. Известно немногое. Называется Полесский повстанческий комитет. Соблюдают четкую конспирацию, случайных людей к себе не допускают. Похоже, имеют связь с сожельской контрой. Кто там заправляет — пока выясняем. Но главное в том, что этот комитет начинает приобретать вес среди рядовых красноармейцев.

Махнув рукой, военком Маршин фыркнул:

— Тоже мне испугал! Пока они наберут вес, мы эту бригаду другими частями задавим! В городе по-прежнему большой гарнизон.

— И насколько он благонадежный? — Холодно посмотрел на него Пухов. — Вот у меня в распоряжении есть интернациональная рота и отряд московских коммунаров в триста бойцов. Я на них, как на себя могу положиться. А у тебя? Караульный батальон и всё? Да гарнизон твой ничем не лучше Тульской бригады!

— Что ты себе позволяешь!? — Вскипел Маршин. Его пористое лицо стало пунцовым, и глаза метали молнии.

— Это я себе позволяю?! Это вы, бывшее офицерье, себе позволяете! В курсе, что твой знакомец товарищ Кресик пригрозил поднять Тульскую Бригаду и захватить ЧК?! Спасибо, что предупредил, герой!

— Товарищи! — Лев громко стукнул кулаком по столешнице. — Всё, всё, довольно! У меня есть предложение!

Заметив, что Пухов и Маршин чуть поостыли и слышат его, он продолжил:

— Есть предложение, исходя из Самарского опыта. Во время мятежа, в первую очередь, надо полагаться на свои силы. Помощь — это хорошо, но она может запоздать. Гарнизон — тоже хорошо, но доверять ему в полной мере мы не можем. А верных людей окажется катастрофически мало. Поэтому я предлагаю незамедлительно, начиная с завтрашнего дня, начать военное обучение всех коммунистов города. Хотя бы научить стрелять. Товарищ Маршин, что у нас с оружием и патронами?

В кабинет тихо заглянул Хавкин и красноречиво кивнул председателю парткома. Каганов кивнул в ответ и сделал знак — мол, подожди за дверью. Матвей послушно исчез. Военком нахмурился, задумчиво поднял глаза к потолку. И после недолгой мысленной ревизии, ответил:

— Мы сейчас как раз вооружаем Тульскую бригаду и оружия катастрофически не хватает. Единственное, что приходит в голову... У нас остались от немцев винтовки, два пулемета и некоторый запас патронов. Состояние оружия не очень, мягко говоря... И для туляков оно не подходит — по калибру с трехлинейками не совпадает. А для обучения вполне сгодится. В целом, винтовок триста, наверное, будет.

— Что ж, триста — и то очень хорошо. Остальных постараемся револьверами вооружить. Найдутся? — Каганов посмотрел на Маршина. Тот кивнул. — Оружие надо перевезти в клуб имени Карла Либкнехта и назначить ответственного.

— Лев Маркович, — Неожиданно высказался Ипполит Войцехович. — Вы не забывайте еще и про отряд милиции. И добавлю по оружию: мы сегодня банду разоружили, стволов десять там будет.

— Милиция... — Каганов покачал головой. — При всем моем уважении, товарищ Войцехович, на милицию у нас надежд мало. Ты сам, думаю, понимаешь, что у тебя в отряде случайные люди водятся. Но, в целом, да — десятка два надежных товарищей, наверное, найдется.

Он задумчиво посмотрел на начальника городской милиции и после паузы добавил:

— Товарищ Войцехович, после совещания задержись, пожалуйста. Есть один вопрос к тебе.

— А кто будет обучение проводить? — с ревнивым интересом спросил Пухов. — Я предлагаю бойцов из Московского отряда коммунаров привлечь — очень опытные товарищи.

— Надо сформировать из обучающихся коммунистический батальон. Во главе батальона поставить кого-нибудь опытного, — дополнил идею Вилецкий.

— Хорошо, — кивнул Каганов. — Песя, ты внесла предложения в протокол? Сейчас распишем ответственных, и все могут быть свободны. А по конкретным действиям на 23 февраля соберемся отдельно.

Минут через пятнадцать совещание было окончено. Маршин и Кубик, переговариваясь, поспешили на выход. Вилецкий с Пуховым крутились возле собирающей бумаги Песи. Комисаров продолжал в задумчивости сидеть на месте, а Войцехович, переминаясь с ноги на ногу, ждал Каганова у дверей.

Лев почувствовал себя выжатым досуха. Что и говорить, день получился насыщенным. И определенно решающим в его судьбе. В кабинете ждала Лиза, и от этого на душе было тепло и чуть тревожно.

— Ипполит, — тихо спросил Каганов, испытав незнакомое легкое волнение. — Это твое ведомство браки регистрирует? Или Советы депутатов?

От неожиданности Войцехович округлил глаза и даже рот приоткрыл.

— По декрету на нас возложили, — запнувшись, наконец, ответил он. — Но мы еще никого не регистрировали. Все, кто хотят, венчаются или так живут.

Каганов усмехнулся.

— Значит, буду первым!

— В смысле? — Оторопел Ипполит.

Растянувшись в улыбке, Лев похлопал его по плечу.

— Пойдем, с будущей женой познакомлю! И ты нас сейчас распишешь! Да пойдем же, чего застыл!?

— Лев Маркович, а до завтра подождать нельзя? Мы бы с товарищами организовали всё торжественно... — Ипполит растерянно огляделся по сторонам, словно ища поддержки. — Все-таки первый брак, да еще — Вы!..

— Так надо — именно сегодня. Есть причина.

Как и предполагал Лев, Лиза задремала за его столом. Но едва открылась дверь, тут же проснулась:

— Вы всегда так кричите на совещаниях? Заснуть невозможно, — улыбнулась она и поздоровалась с Войцеховичем.

— Знакомься, Лиза — это начальник нашей городской милиции Ипполит Войцехович. И сейчас мы отправимся вместе с ним регистрировать наш брак. Тут недалеко совсем.

— Лев, ты очень хорошо подумал? — сделавшись серьезной, строго спросила Корнеева.

— А что тут думать, Лиза? — понизив голос, сказал Лев. — Я тебя люблю, ты, надеюсь, тоже меня любишь. Или нет?

— Дело не в этом!.. — Попыталась возразить она.

— Ладно, Лиза, поехали! — улыбнулся Лев, сняв со спинки стула ее пальто. — Матвей ждет в авто, Войцехович переживает... Кстати, Ипполит! Что нам нужно для регистрации, не помнишь?

— Свидетели нужны — это точно, — вдруг появился в дверном проеме Комисаров. Вид у него был ошарашенный, но довольный. — Наверное, товарища Гопнера все же стоит разбудить.

Оглянувшись на него, Каганов хмыкнул. Тихий и вроде бы незаметный Семен всегда отличался повышенной проницательностью.

— Пусть Давид Юльевич еще поспит. А мы лучше заедем по пути на почтамт и дадим телеграмму товарищу Свердлову.

— Какую телеграмму, Лев? — Застегивая пальто, удивилась Лиза.

Не говоря ни слова, Лев взял на столе лист бумаги и быстро набросал текст: 'Москва, председателю ВЦИК Свердлову. В виду предстоящей организации в Сожеле губернского центра и недостатка работников просим оставить временно для работы находящегося здесь сотрудника секретариата ВЦИКа Корнееву. Председатель Компартии Каганов'

Почитав, Лиза с одобрением качнула головой:

— Толково!

— Тогда поехали!

Глава XI

1919 год, Февраль, 10-го дня, город Сожель

Непривычно рано я возвращался со складов к себе на квартиру. Едва сгущались сумерки, с низкого неба валил мелкий снег. Меня переполняли планы: помыться, сдать белье прачке, отнести в починку старую гимнастерку.

Возле Либаво-Роменского вокзала, на подходе к пешеходному мосту, саженях в ста впереди показалась Ольга, племянница Колесникова. Мы двигались в одном направлении — судя по всему, и она возвращалась домой. Погасив первое стремление догнать ее, я с интересом всмотрелся — как если бы видел в первый раз. Стройная, легкая даже в зимнем пальто, Ольга поднялась по ступенькам и, завернув повыше воротник, быстрым шагом пошла по мосту. В правой руке несла большую сумку, похожую на мужской портфель.