То, что спит в холмах

— Спать будете здесь, — сказал Мэлоун, кивнув на продавленный двухместный диван в углу гостиной. — Полагаю, на пару дней вам этого хватит. Кухня находится там, — мастер указал направо. — Так же как и кладовая и спуск в угольный подвал. Колодец во дворе. Здесь, — маг сделал несколько шагов влево и хлопнул ладонью по притолоке дальней из двух плотно затворенных дверей, — ванная комната. Сюда, — Мэлоун коснулся второй из дверей, — а так же в помещения мансардного этажа вход вам запрещен. Кроме того я настоятельно не рекомендую вам удаляться от дома и маячить по окрестностям, в том числе появляться в Морвихе. Надеюсь, вы все поняли?

— Да, мастер Мэлоун, — ответила я. Чего уж тут было непонятного. Во всяком случае, по сравнению с сундуком под лестницей, выделенным мне Пронырой, диван в гостиной можно было считать прогрессом. По размерам он, пожалуй, был маловат даже для десятилетнего ребенка, если задаваться целью вытянуться в полный рост, но для того, чтобы перекантоваться некоторое время вполне подходил. Застеленный шкурами полок в родовой избушке, конечно, был бы лучше, но туда меня все равно бы никто не отпустил.

— Прекрасно, — сказал маг, и по его тону не было заметно, что он сильно обрадован. Оставив меня в гостиной, Мэлоун поднялся в мансардный этаж и вскоре вернулся, неся стопку постельного белья, подушку и плед. После чего, передав мне вещи, просто взял и ушел из дома, уже из прихожей коротко бросив:

— Обживайтесь.

Я растеряно прислушалась к хлопку входной двери, пожала плечами и начала застилать кушетку, попутно размышляя, чем заняться дальше. С одной стороны после бессонной ночи следовало все-таки поспать, а с другой нервные переживания, как я, кажется, уже говорила, окончательно отшибли у меня сон. Это выяснилось еще в кэбе по дороге в Эдинбург, и пока ничего не изменилось. Поэтому я отправилась знакомиться с той частью дома, которая по заверению Мэлоуна была мне доступна. Идти по стопам жены Синей Бороды и проявлять ненужное любопытство я не собиралась. Даже если мне предстояло провести в доме мастера всего два-три дня, потратить их следовало на улучшение отношений, а не на дальнейшее их ухудшение. Если Мэлоун сочтет нужным, он сам сообщит мне о расширении доступа. Кроме того, ту же самую мансарду я уже мельком видела ночью и для себя решила, что в нее, как, скажем, в какую-нибудь лабораторию, не имеет смысла соваться без сопровождения знающего человека. Впрочем, и без этого в доме хватало любопытного.

Большой интерес для меня, например, представляла гостиная, а точнее множество книг, расставленных по полкам шкафов. Бегло просматривая затертые переплеты, где на тисненых буквах лишь местами уцелела позолота, я не смогла обнаружить ни одного названия, которое было бы мне знакомо, и ни одного, которое с полной уверенностью можно было бы отнести к художественной литературе. Наугад открыв несколько томов, я обнаружила, что большая часть текстов написана не на английском языке. Ну, или, во всяком случае, не на современном английском языке. Местами, насколько я могла судить с точки зрения дилетанта, попадалась латынь, а местами нечто совсем уж заковыристое, отдаленно напомнившее мне ту абракадабру, которую я увидела, в первый раз открыв найденный в родовой избушке травник. Припомнив свой прошлый опыт общения с подобной литературой, я довольно вежливо, но настойчиво попросила очередную книгу перевести написанное в удобочитаемый вид. Та никак не отреагировала: то ли потому, что не была зачарована, то ли потому, что не сочла меня достаточно авторитетным просителем. Так ничего и не добившись, я в конечном счете оставила ее в покое.

Те же книги, текст которых я могла разобрать, относились к различным областям алхимии, астрологии, кабалистики и прочих оккультных наук. А случайно встреченное на одной из полок трехтомное собрание сочинений Гермеса Трисмегиста окончательно вогнало меня в растерянность, поскольку, как мне помнилось, в нашем мире это была личность исключительно легендарная и вряд ли способная что-либо написать.

В общем, как я уже сказала, подборка литературы, входившей в круг интересов Мэлоуна, была крайне любопытной, но более подробное знакомство с ней я отложила на потом и, продолжая осмотр, перешла на кухню. Та не сильно отличалась от кухонь нашего мира, хотя больше походила на то, как иногда оборудуют места для приготовления пищи в глухих деревнях при отсутствии газопровода, вместо газовых плит используя плиты на дровяном или, как в данном случае, угольном топливе. Ничего шокирующего. Во время туристических походов мне доводилось готовить и на подобных динозаврах, и просто на костре. Из кухни узкая дверь вела в кладовую. С интересом заглянув туда, я обнаружила, что в темном помещении держится крайне низкая температура, сравнимая с температурой в холодильной, а на нескольких полках даже в морозильной камере. И хотя по размерам помещение явно превышало холодильник, с продуктами там дело обстояло примерно так же, как у меня в летний период, когда я появлялась домой только для того, чтобы поспать. Иными словами, случайно забредшая туда мышь от безысходности бы может и не повесилась, но пришлось бы ей туговато. Да и не только мыши. С учетом запрета на покидание дома, мне, похоже, тоже предстояло провести ближайшее время на достаточно скудной диете. Ну ничего, эту неприятность мы как-нибудь переживем.

Вернувшись на кухню, я отыскала спуск в угольный подвал и, подняв оттуда пару ведер угля, разожгла плиту. Пока та разогревалась, я натаскала воды, Две наполненные кастрюли были сразу поставлены кипятиться на чугунных конфорках на верхней поверхности плиты, а я тем временем распахнула настежь окна в гостиной и кухне и, разыскав тряпку, занялась влажной уборкой. Основной ее целью было попытаться избавиться от навязчивого ладанного запаха, и я надеялась, что Мэлоун, вернувшись, не будет сильно возражать, раз уж заранее не оговорил запрет на подобные действия.

Кроме того, привычное занятие помогало отвлечься от снова начинавших лезть в голову нехороших мыслей о том, что ожидало меня в перспективе. Методично протирая мокрой тряпкой все доступные поверхности, я убеждала себя, что все сложилось лучше, чем могло бы. Меня не упекли в тюрьму и даже не завели на меня дело — во всяком случае, пока не завели. И все-таки мне было неспокойно. А еще... немного обидно.

В прошлой жизни я не слишком интересовалась тем направлением фэнтези-литературы, которое занималось описанием приключений и похождений разного сорта попаданцев и попаданок, искренне считая этот жанр прибежищем для тех, кто не смог найти себя в реальной жизни и теперь пытается самоутвердиться хотя бы в вымышленном мире. Кто же тогда мог знать, что когда-нибудь мне самой придется обживаться в чужом мире, а то, что раньше выглядело, как фэнтези-литература, перейдет в разряд мемуаров? Как правильно говаривали наши предки, знал бы где упасть — подстелил бы соломки.

К чему я все это веду? Да к тому, что, хотя попаданческой литературой я и не интересовалась, но где-то на задворках памяти у меня смутно отложилось, что, если уж в ней у главной героини появлялся помощник из местных, то это непременно оказывался либо могущественный воин, либо не менее могущественный маг, либо — в особо запущенных случаях — кто-либо, обладающий властью. Мне же с моим феноменальным везением, как всегда, досталось не пойми что. Причем в прямом смысле этого выражения, потому что до сих пор я так и не смогла понять, кем именно является Мэлоун. То есть, магом-то он, конечно, был. А вот кем еще? То, что личность это сомнительная, было понятно с самого начала, но как правило сомнительные личности не имеют обыкновения вести светские беседы с высшими чинами правоохранительных органов и кофе в их кабинетах, наверное, тоже не пьют. Осведомитель? Может быть, хотя тогда странными выглядели довольно панибратские отношения Мэлоуна с мастером Ноланом, особенно если учитывать подозрительность старика. Не то, чтобы этот нюанс был принципиален, но разобраться все же хотелось, чтобы не влипнуть еще глубже.

Закончив уборку в гостиной, я переместилась на кухню, а мастер по-прежнему не возвращался. Похоже, меня окончательно решили бросить на произвол судьбы. Печально. Причем, если учесть, что книга с примерами простейших заклинаний продолжала лежать на столе в гостиной, печальным это могло стать не только для меня. А ну как я решу все же испытать парочку из них? На самом деле, не решу, конечно, но все-таки получалось нехорошо...

От невеселых размышлений меня отвлек стук в ставень. Я вздрогнула, расплескав часть воды из ведра, обернулась и обнаружила, что через распахнутое окно в кухню заглядывает веснушчатый мальчишка с жесткими соломенного цвета волосами, вразнобой торчащими из-под клетчатого картуза.

— Эй, здорово, приятель! — крикнул он, увидев, что я, наконец, обратила на него внимание. — Я продукты привез.

— Это прекрасно, — честно призналась я. — Только вот хозяина, к сожалению, нет дома.

— Я знаю, — кивнул мальчишка. — Он меня и прислал, ну. Сказал, что здесь найдется, кому товар принять.

— Тебя прислал мастер Мэлоун? — на всякий случай уточнила я.

— Ага, он самый, ну. Так ты откроешь дверь? Не могу же я тут цельный день торчать. Мне еще к мистеру Оливеру нужно успеть.

Я тяжело вздохнула и, отложив тряпку, побрела к двери, по пути одергивая рукава, чтобы спрятать татуировки. Не исключено, что это было уже бесполезно, но здесь уже не я виновата. И вообще, насчет торговцев у меня с Мэлоуном никакой договоренности не было, хотя мог бы и предупредить ради приличия. Вот чем, спрашивается, я сейчас расплачиваться должна? Очередной распиской?

Мальчишка уже ждал у входной двери. Он оказался на полголовы выше меня и значительно крепче сложен. Рукава клетчатой рубашки были закатаны по локоть, и я первым делом глянула на его запястья. Никаких татуировок там не было, хотя это, наверное, ничего не значило. В период полового созревания он определенно еще не вступил, а разница в росте и комплекции скорее объяснялась либо лучшей генетикой, либо лучшим питанием. Поэтому он в равной степени мог оказаться как магом, так и обычным человеком.

— А мастер Мэлоун случайно не сказал, где именно мне следует взять деньги, чтобы с тобой расплатиться? — поинтересовалась я у мальчишки, разглядев, что за его спиной на проселочной дороге возле калитки, действительно, стоит груженая телега, в которую впряжена коренастая мохнатая лошадка невзрачного вида.

Мальчишка недоуменно сморщил нос и сказал:

— Так он ведь за все уже рассчитался. Ты разве не знаешь?

— Вообще-то нет, — ответила я, подумав, что начинать дуться на Мэлоуна было еще рано. Похоже, что при всем скверном настроении забывать обо мне он не собирался. Что ж, и на том спасибо. — Видимо, мастер не счел нужным передо мной отчитываться. Но если поставка, действительно, уже оплачена, то это замечательно. Можешь разгружать. Кладовая вон там.

— Я знаю, ну, — с достоинством сказал мальчишка. — Не в первый раз все-таки. Идем, поможешь, чтобы побыстрее разобраться.

Все то время, пока мы перетаскивали продукты на кухню и частично в кладовую, мальчишка продолжал с интересом на меня таращиться.

— Так что, мастер Мэлоун и в самом деле взял тебя в ученики? — наконец спросил он.

— Да, взял, — коротко сказала я.

— А ты сам откуда? Говор у тебя дюже интересный.

— Я в Эдинбурге у одного аптекаря в лавке работал, — уклончиво ответила я, не собираясь вдаваться в подробности биографии Генри Сандерса, которые сама толком не знала. Да и, как что-то мне подсказывало, светить их в любом случае не стоило, даже перед ребенком, который вряд ли о существовании какого-либо Сандерса вообще подозревал.

— Ух-ты! — у мальчишки загорелись глаза. — И как там, в Эдинбурге? Расскажешь, ну? Я-то сам дальше Страткаррона ни разу не был.

— Я могу рассказать, каково было работать в эдинбургской лавке, — честно ответила я. — По городу гулять мне было особо некогда, так что прости.

— Да оно и понятно, — вздохнул мальчишка. — Везде одно и то же. Везде надо вкалывать, если жить хочешь. Слушай, а как тебя звать-то? Я — Алистер Крэнстон. Можно просто Эл. Мой папаша таверной местной заправляет.

— Я — Джон Доу, — сказала я, пожимая протянутую руку. — Приятно познакомиться.

— А ты уже можешь что-нибудь сколдовать? — с любопытством спросил Алистер.

— Пока нет, — быстро покачала я головой, уловив тревожный звоночек инстинкта самосохранения. Знать заклинания мне еще было рано в силу возраста, так что показывать то единственное, что я успела освоить под руководством Мэлоуна, когда он еще был склонен к такому руководству, я не собиралась. — Но, думаю, что скоро научусь.

— А за меня отец тоже просил, чтобы мастер меня стал учить, — с некоторым сожалением сказал Алистер. — Таверна-то Леноксу, братцу моему, по старшинству в наследство достанется, стало быть ремеслом каким-никаким обзаводиться придется. А мастер сказал, что ничего не выйдет. Одного лишь хотения не достаточно, нужно, чтобы еще магическая сила унаследовалась. Для этого надобно, чтобы хоть один из родителей был колдуном. Иной раз, конечно, бывает, что способности просыпаются сами по себе, но это редкий случай. А твои родители были колдунами?

— Не знаю, — ответила я. — Может быть. Я их не помню.

В принципе, это даже не было враньем, поскольку родителей мальчика я, действительно, не знала.

— Бросили? — с пониманием спросил Алистер. — Или померли?

— Говорю же, не знаю, — с нажимом повторила я.

Не стану утверждать, устроила ли выбранная мною версия собеседника, однако в любом случае множить сущности я не намеревалась, чтобы в дальнейшем самой не запутаться в собственных выдумках. Когда Алистер Крэнстон распрощался со мной и отправился дальше, я еще раз провела краткую ревизию имеющихся в наличии продуктов, решая, что приготовить, чтобы это выглядело не совсем уж примитивно. Надо же было хоть в чем-то брать реванш. В конечном счете, я остановилась на азербайджанском супе с распущенным яичным желтком и картофеле по-селянски. Привезенного Алистером замороженного куска мяса, как он утверждал, говяжьего, вполне должно было хватить на несколько дней, поэтому большая его часть отправилась в кладовую на наиболее холодную полку. Из меньшей же части одна половина, пережаренная с луком и морковью, ушла в суп, а вторую я поставила тушиться, причем, судя по темному цвету мяса, тушиться ей предстояло долго. Заверениям Алистера о том, что пошедшая на мясо корова померла не от старости, я готова была поверить, но на своем веку животина определенно повидала многое. Впрочем, проблема мафусаилова века парнокопытной скотины вполне решалась увеличением времени термической обработки.

К трем часам дня тушеный картофель был готов. Суп сварился еще раньше, но, поскольку Мэлоун продолжал отсутствовать, я начала подозревать, что приготовленный обед скоро плавно переквалифицируется в ужин. Поскольку точное время возвращения мастера мне было неизвестно, я перекусила в одиночестве, оставив кастрюлю и жаровню на остывающей плите. Поскольку больше делать, вроде бы¸ было нечего, я, помыв посуду, вернулась в гостиную и, взяв бестиарий, устроилась на диване, завернувшись в плед и приготовившись ждать.