— Можно подробнее про новые типы? — Патриция Урбанович. Ну да, ей такими вещами интересоваться положено.
— Можно, — сказал Мятлев. — Подробно, если надо, доложит Джеймс. Вы все знаете, что у нас нет ни одного военного корабля крупнее тяжелого крейсера. В них просто не было нужды. Но это не значит, что никакие другие типы не проектируются. Технически мы можем построить линкор за три-четыре месяца. И даже флот линкоров — конечно, ценой ощутимой нагрузки на экономику. Инженерные наработки для этого есть. Но вот вопрос: они нам нужны?
— Да.
Все повернулись в сторону человека, который это сказал.
Отто Васильевич фон Якоби, министр энергетики. Невысокий, бледноватый, лысоватый, с аккуратно зачесанными остатками светлых волос. Очень молчаливый. Скромный инженер.
— Обоснуйте, пожалуйста, вашу позицию, Отто Васильевич, — сказал Мятлев после паузы.
— Охотно. Есть две причины, почему нам нужен линейный флот. Первое: вы говорили, что нынешняя военная ситуация непредсказуема. Полностью с вами согласен. Но способ уменьшить непредсказуемость очевиден: это вмешаться самим, хотя бы локально. Насколько я понимаю, шансы у нас будут, даже несмотря на отсутствие серьезного военного опыта. И второе. Это вопрос о влиянии на экономику. Тут я бы предложил узнать мнение уважаемой Патриции. Как отразится на нашей промышленности программа строительства пяти-шести линкоров?
Урбанович медлила.
— А какие на них будут силовые установки?
— Двигатели Лангера, разумеется. С кварковыми генераторами в качестве блоков первичного питания.
— Вам сказать честно? — Патриция внезапно ослепительно улыбнулась. — Это был бы просто дар господень. Господа, вы знаете, какая часть наземного транспорта у нас до сих пор ходит на углеводородном топливе? Да, его пока хватает. Но какая у этих машин эффективность — вам известно? Эдмунд, — она обратилась к Гаррису, — вы сюда на чем летели — на самолете с бензиновым мотором? А теперь скажите, как давно у нас был собран первый действующий антигравитационный двигатель?
Эдмунд выдохнул.
— Шестьдесят лет назад. Причем эта информация не является секретной. Сначала там были кое-какие технические сложности, но... в общем, сейчас массовое производство антигравов было бы уже вполне возможно. Если бы не позиция промышленников. Да, я имею в виду нефтяные и газовые компании... производителей машин, впрочем, тоже. Делать антигравы по одному — невероятно дорого. Особенно учитывая, что для них нужна всепланетная сеть силовых станций...
— Я об этом и говорю, — сказала Патриция. — Мы до сих пор продолжаем летать и ездить практически на дровах. Только из-за того, что производство двигателей новых поколений — которые давно готовы! — сдерживает инерция промышленного комплекса. А заставить промышленников нельзя, потому что мы демократическое государство. Может быть, я что-то не так говорю? Сергей Николаевич?
Мятлев задумчиво посмотрел на нее.
— Вы все говорите верно, Патриция. Продолжайте.
— Я почти закончила. Промышленность наша такую нагрузку выдержит. При сегодняшнем раскладе — это даже хорошо. Рабочие места появятся. Не забывайте, что к каждому линкору прилагается не меньше десятка вспомогательных кораблей. Которые на бензиновых двигателях уж точно не пойдут. И десяток — это скорее преуменьшение, если я все правильно понимаю... Военные заказы, связанные со строительством такого флота, могут запустить структурную перестройку экономики. Которую никаким другим способом запустить нельзя, если, конечно, не устанавливать диктатуру... По крайней мере, это ускорит процесс раз в десять.
— Я могу только подтвердить все, что говорит уважаемая Патриция, — сказал Якоби. — Быть высокотехнологичной державой в чем-то хорошо, а в чем-то и не очень. Я — за войну. Давайте назовем вещи своими именами. Нашу экономику это только оживит. Даже если не приобретем ничего другого... Хотя, вообще говоря, почему бы нам не приобрести?..
Мятлев побарабанил пальцами по столу.
— Спасибо, Отто Васильевич... А есть ли возражения?
— Да, — сказал Гамильтон. — Позволите?..
Эдмунд подобрался. Адам Гамильтон выглядел самым серьезным человеком из всех, кто регулярно собирался в этом кабинете. Он был... ледяным. Серая визитка, неподвижное широкое лицо, почти зеркальные стеклышки очков...
— Конечно, Адам, — сказал Мятлев. — Говорите.
— Я не буду высказываться на экономические темы, — Гамильтон снял очки, протер, водрузил обратно. — У меня другая область. И я могу сказать, что изоляционисты настроены против любой войны. В этом отношении ничего не изменилось. Можно ожидать чего угодно, вплоть до диверсий. Даже здесь, в мегаполисе, изоляционистов поддерживает больше половины населения. А в сельских районах — это просто абсолютное большинство. Если бы на нас напали — другое дело. Но против агрессивной войны я возражаю. Категорически.
— Даже если эта война превентивная? — подал голос Бертон.
Гамильтон пренебрежительно усмехнулся.
— Снизу такие тонкости не видны. Уверяю вас. Если Альянс нападет на кого-то первым, мы получим реакцию общественного мнения. Соответствующую. Такую, что мало не покажется. Справимся, конечно, но обойдется это дорого. Думаю, что никакие экономические выгоды не стоят такой нестабильности дома.
Мятлев покивал ему.
— Спасибо, Александр... Что скажет на эту тему космофлот?
Бертон пошевелился.
— Мы выполним любую задачу, если она будет осмысленной. Ни в экономике, ни в политике я не разбираюсь. И мне, например, непонятно даже — против кого мы собираемся воевать. Здесь это не звучало.
— Резонный вопрос, — сказал Мятлев. — Патриция? Отто Васильевич? Что скажете?
Урбанович и Якоби переглянулись.
— Против Византии, — сказал Якоби.
Патриция Урбанович медленно кивнула.
— Я... понимаю, что Гондвана производит на нас гораздо более отвратительное впечатление, — сказала она. — Для нас, жителей республики... это понятно. Но сейчас мы всего лишь решаем задачу. Воевать против Гондваны — безумие. Она монолитна. Этой война нам сейчас не выиграть. А вот занять часть византийских планет, в случае, если распад Византии явно наметится — вполне реально. К этому надо просто быть готовыми.
— Быть готовыми... — пробормотал Бертон.
— Минуточку, Джеймс, — сказал Мятлев. — Эдмунд, вашего мнения мы еще не слышали. Хотите высказаться?
Эдмунд помедлил. Он достаточно знал Сергея Николаевича, чтобы понимать: это именно вопрос, а не требование в форме вопроса. Отказаться от обсуждения, сославшись на некомпетентность — вполне можно.
Только стоит ли?..
— Если меня что и смущает, так это отвлечение ресурсов от галактических исследований. Надеюсь, что оно окажется временным. С точки зрения чисто технической — мы готовы. Если нужно. С точки зрения кадровой... не знаю. В исследовательском флоте есть отличные навигаторы, но это, конечно, не военные пилоты. Ну а принять участие в дооборудовании кораблей...
— С кораблями все сложнее, — сказал Бертон. — Дело даже не в том, что мы не можем построить флот, который будет превосходить византийский. Если очень напряжемся — можем. Но людей, умеющих вести классические линейные бои, нам взять неоткуда. Поэтому... В общем, я не думаю, что строить линкоры — это хорошая идея.
— А есть другие варианты? — спросила Патриция.
— Есть. Господин президент?..
Мятлев кивнул.
— Говорите, Джеймс.
— Хорошо... Коллеги, сейчас я скажу то, чего еще не знает никто из присутствующих, кроме господина президента и господина Якоби. Год назад была заложена серия очень крупных кораблей, которые мы условно называем суперлинкорами. Все работы ведутся, естественно, на внеатмосферных верфях. В случае необходимости эти корабли можно выдать за строящиеся транспорты. Не буду пока вдаваться в подробности, скажу только, что сочетание огневой мощи и маневренности там... беспрецедентное. Готов из них сейчас один. Простите, "готов" — это означает, что готов корпус. А силовые узлы, начинка, вооружение... все это делается в десятке разных мест, хотя и по единым, конечно, стандартам. Подавляющее большинство исполнителей не знает, зачем все это. Так что можно сдать назад, если что. Но привести первый суперлинкор в рабочее состояние мы можем буквально за месяц. Так вот я хочу знать: настал ли для этого момент?
Гамильтон поднял руку.
— А что вы сможете сделать с одним кораблем?
— Провести локальную операцию, — сухо ответил Бертон. — Если вы думаете, что планируется война на сто лет — вы ошибаетесь. Разгромить весь византийский флот нам пока не по силам, но такая задача и не будет ставиться. И суперлинкор будет не один. Просто он станет основой флота.
Мятлев обвел собравшихся взглядом.
— Итак, мнения присутствующих ясны, — сказал он. — Голосования не будет. Адмирал Бертон, я приказываю вам расконсервировать первый суперлинкор и подготовить его к операциям в Пространстве. Срок — три недели. Работы на других кораблях серии при этом не прекращать. Более мелкие заказы пересылайте лично мне, им будет дан приоритет. Министерству энергетики и министерству науки приказываю обеспечить космофлоту поддержку. Вопросы?
— У меня есть вопрос, — сказал Эдмунд. — Вернее, целых два. Первый такой: понадобится ли вам от нас помощь людьми?
Бертон ответил не сразу.
— Может быть, и да. Наши военные корабли... как вам сказать. Пилоты и штурманы у нас хорошие. Безусловно. Но они привыкли к работе на трассах. В пространстве, провешенном вдоль и поперек. Привычки к нестандартным условиям навигации там нет никакой. Просто не было нужды... В общем, я думаю, что тут министерство науки может помочь. По крайней мере — одним человеком.
— Капитан суперлинкора?
Бертон кивнул.
— Хотите, чтобы я позвал на эту должность кого-то из командиров дальних экспедиций?
Бертон пожал плечами.
— Вам виднее. Идея, конечно, парадоксальная... но вполне вероятно, что нам такой человек и нужен.
Эдмунд задумался.
— Интересная мысль, — сказал он. — Да... я думаю, что подходящие люди в исследовательском флоте как раз есть.
— И вы беретесь такого найти?
— Да, — сказал Эдмунд. — Это будет приказ, или он может и не согласиться? Приказать в данном случае трудно...
— Никаких приказов, — сказал Мятлев. — Ни в коем случае. Предложите. Откажется — откажется. Только попросите его не болтать, но тут уж, думаю, проблем не будет... Слушаю ваш второй вопрос.
— Название корабля?
Мятлев и Бертон посмотрели друг на друга.
— А ведь верно, — сказал Мятлев. — Пора. Эдмунд, а вы не хотите его окрестить?
— Хочу, — сказал Эдмунд.
В тридцать лет Антон Торсон встретил девушку, о которой мечтал всю жизнь.
То есть это он потом понял, что мечтал.
Эльга — так ее звали. Они встретились в университете Исаака Ньютона, на открытой галерее между псевдоитальянскими башнями. Случайно. Был канун первого мая, традиционный для учебных заведений Альянса студенческий праздник. Темнело. Переходя по галерее, он замедлил ход, глядя в небо. Бездонная, кобальтовая синева. Антон знал, что этот цвет продержится считанные минуты...
— Смотри, какое небо, — сказал он проходившей мимо девушке.
В другое время он никогда не заговорил бы так с незнакомым человеком. Но встреча выпала именно на тот час — может быть, единственный в году, — когда никто бы не удивился.
Они проговорили, стоя на том же месте, часа полтора. Он не помнил, о чем. А потом девушка взяла его за руку, и он ее обнял.
К этому моменту он уже знал, что не расстанется с ней ни за что.
Эльга потом говорила, что и у нее было такое же чувство: будто вернулась на родину.
Часам к трем ночи они с трудом разошлись, запомнив наизусть контакты друг друга и договорившись обязательно, что бы ни случилось, встретиться здесь же через неделю. Раньше не получалось: Эльга сдавала экзамены, а Антон вообще был в университете как гость, приглашенный, чтобы провести семинар, и улетал на следующий день. Ничего это уже не меняло.
Общались они с этого момента постоянно — уж хотя бы по комму. А в конце июня, когда у обоих выдалась свободная неделя, они поехали в Лансинг. Очаровательный город, сочетающий в себе архитектурные стили от рококо до неоиррационализма и полный милых неожиданностей. Там, на площади у памятника Томмазо Кампанелле, Антон формально предложил Эльге связать с ним свою жизнь. И получил согласие.
Потом начались хлопоты. Антон в эти месяцы горел: он заканчивал стажировку, за которой должно было последовать назначение в звездную экспедицию. Не будет преувеличением сказать, что он шел к этому с детства. Может быть, тут сказалась кровь далекого предка, когда-то открывавшего Антарктиду вместе с Беллинсгаузеном. А может, дело было просто в детских книгах... Ему было лет восемь, когда он впервые об этом задумался, и лет четырнадцать, когда он окончательно понял, что шансы стать путешественником есть далеко не у каждого. Изучение незаселенных областей Пространства не может быть частным делом. Если хочешь получить шанс — надо готовиться. И иметь запасные планы на жизнь, чтобы не остаться ни с чем. К тридцати годам Антон считал себя готовым. Он защитил два диплома — по астрографии и по флюктуативной психологии. Он имел небольшую, но серьезную научную репутацию. И наконец, он уже был очень неплохим штурманом. Место в звездной экспедиции было ему обещано... Почти обещано.
Сразу после оформления отношений Антон привез Эльгу на Рэли, в семейный "Дом над озером", вскоре ставший его личным. Благо Эльге, как многим гуманитариям, для работы был только и нужен хороший ординатор. То есть жить тут ей ничто не мешало.
Он верил в себя. И он верил, что все будет хорошо. Женатый человек, надо же. И отец семейства в перспективе. Как он этим тогда гордился...
Первую разлуку они с Эльгой восприняли легко. Это только добавило в отношения романтики. Потом стало чуть сложнее. К началу следующей экспедиции у них уже был сын, десятимесячный Артур; Эльга была не очень-то довольна отъездом мужа на полтора года. Но он вернулся, и все стало опять хорошо. Именно период раннего детства сына Антон потом вспоминал как самый счастливый в своей жизни. Память...
На седьмом году брака он ушел в экспедицию в третий раз. Причем теперь — уже в роли командира. На звездолете "Фламберж" он исследовал систему Йоты Дракона, достаточно далекой звезды, расположенной в ста трех световых годах от Солнца. А когда он вернулся, дом был пуст. Он не сразу поверил. Заглянул в "женскую половину", поднялся на второй этаж... нет. Никого. И он даже не мог связаться с женой по комму — ведь только что же прилетел, о черт... у него и комма-то действующего еще не было... Тогда он бросился в свой кабинет и увидел на столе записку. Всего четыре слова:
"Любовь — это возраст. Прости".
На него будто упало небо. Не от потери. А от сознания, что это правда.
...Они увиделись, конечно. Не сразу. Эльга была вполне приветлива. Объяснила, что ей все-таки надо быть поближе к коллегам, а главное — сын... Ему уже нужно общество, не только наше. И хорошее образование. Встречаться и со мной, и с ним никто тебе не запрещает, сказала она. И добавила: если хочешь...
