Ленивый засранец

Я кивнул в ответ, не рискуя открывать рта, чтобы случайно сказанной глупостью не обрушить и без того шаткий союз. Однако давно уже подметил — чем упорней стараюсь игнорировать неприятности, тем с большим интересом неприятности липнут ко мне.

— Ты! — верзила принюхался как пес и ткнул в меня крючковатым татуированным пальцем с обломанным ногтем. — Шаман?

Уж чего-чего, а лжи и обмана эйны не выносили на дух, и коль уж великан каким-то образом почуял магию (ну не на запах же, в самом деле), то лучше и не пытаться юлить и отнекиваться — хуже будет.

— Шаман, — бросил я, подражая рубленным рычащим фразам собеседника.

Мало ли шаманов в этом мире? Кому какая вообще разница?

— Ветер бает, — гаркнули в ответ, — белый шаман убил Танбад. Это был ты?

Ну вот и приехали. Кто бы мог подумать, что весь Брилльский берег уже знает о моем (а точнее — о Лирином) поединке. И кто, любопытно, узнал о битве, если свидетелей не было и в принципе быть не могло? Неужто и впрямь ветер разнес по становищам печальную весть?

Стоящие по бокам шпионы вмиг почуяли неладное, занервничали, заозирались, но кинжалы доставать не спешили — и слава хаосу: проще и быстрее сделать себе харакири, чем лезть с такими зубочистками на ватагу матерых головорезов с топорами, копьями и тесаками.

— Паря, — уголком рта процедил кабатчик. — У нас проблемы?

Еще какие, но перед сворой бешеных псов лучше не дергаться и ни в коем случае не торопить события. Поэтому не стал отвечать прямо, а посчитал себя вправе уточнить суть предъявленных обвинений:

— С чего ты взял? — спросил, глядя бугаю в скошенную переносицу. — Я не единственный белый шаман в этом мире.

Гор нахмурился. Облаченные в кожу скалы около него зашевелились, завертели головами, и я уж подумал, что в попытке не ляпнуть лишнего конкретно ляпнул лишнего и оскорбил вожака, но тот счел вопрос вполне уместным и пояснил за слова:

— Ветер бает, ты похож на того шамана как две горсти снега.

Интересно, что хуже — солгать и быть тут же изобличенным или сознаться в убийстве могучей и наверняка многими уважаемой женщины. Ожидание критически затянулось — судя по усилившемуся сопению и хрусту суставов, скоро и без чистосердечного признания начнется бойня. Поэтому собрал все остатки дара и произнес, опустив взгляд на блестящие черные точки:

— Да. Это был я.

Лицо северянина превратилась в каменную маску. Ватага перестала сопеть и скрипеть дубленой кожей, казалось, вообще все звуки стихли: от плеска волн у берега до уханья филинов в лесу. Мы пялились друг на друга с минуту, не моргая и не смея пошевелиться, как вдруг вопреки всем ожиданиям ссохшиеся обветренные губы растянулись в довольной ухмылке, а на плечо легла мозолистая ладонь.

— Спасибо, — громыхнул Гор. — От этой суки никакого житья не было. Знал бы, кому придется помогать — и денег бы не взял. А ну, парни, на весла!

* * *

Я распрощался с разведчиками, и около полуночи ладья причалила в небольшой заводи километрах в десяти выше по течению. Отсюда город казался игрушечным, поблизости ни сел, ни других кораблей, и нашу маленькую шалость вряд ли кто заметит... ну разве что всевидящий и чересчур болтливый ветер. Ушкуйники расселись на банках и молча точили гарпуны и топоры, я же дежурил на корме и наблюдал за дрожащим блеском лунной дорожки.

Прошел час, второй, а шлюп все не появлялся. Сердце защемило от тревожных мыслей — а вдруг какая накладка? Мало ли что могло пойти не так в этой сложной и громоздкой схеме: мэр обманул, командир крепости забыл о просьбе, корабль задержался или переводить уже просто некого... Столько времени прошло, Лиру три раза могли замучить до смерти. Что же, если корабль не появится... на рассвете сам пойду за ней и будь что будет.

Через десять минут вдали вспыхнули слабенькие огоньки — судя по расположению, на носу и мачтах. Вслед за свечением из темноты донеслись плеск рассекаемой острым носом глади и хлопанье парусов. Когда шлюп поравнялся с нами, в свете кормового фонаря я увидел большие деревянные буквы: "Гордость Герадии".

— Пора!

Эйны тут же взялись за весла, ухнули, разом налегли и ладья резво пошла на перехват. Никогда бы не подумал, что гребцы сдюжат догнать парусник, да еще так быстро. Сонный латник на шканцах звякнул в колокол и крикнул:

— Ослепли что ли, черти?! Смотрите, куда прете! Врежетесь сейчас!

Бедняге и в голову не пришло, что это не заплыв наперегонки с северными купцами, а разбойное нападение — да не где-нибудь, а на участке между двумя крупнейшими и лояльными городами.

Прилаженное к килю заостренное бревно протаранило борт повыше ватерлинии, но прежде чем ночную тишину всколыхнул оглушающий треск, ушкуйники уже выстроились у борта с кошками на плечах. Дозорный, видимо, все никак не мог поверить собственным глазам — его буквально парализовало от наглости и возмущения, и когда колокол зазвенел сигнал тревоги, первые дикари уже влезли на палубу.

— Подъем! — верещал солдат, изо всех сил теребя за медный язык, словно намереваясь отогнать громкими звуками речных бесов.

Испуганный ор сменился надсадным хрипом — броня лоялистов крепка, но от могучих ударов тяжеленными абордажными топорами по шлему спасает плохо. По такелажу поползли силуэты, в свете луны похожие на огромных пауков, срезая паруса и обездвиживая пойманную добычу. Многие стражники спали, наверняка изрядно налакавшись перед скучным и совершенно безопасным плаванием, поэтому выскакивали из трюма без нагрудников, лишь с мечами и щитами, но вслед за бездоспешным авангардом подтянулись и латники.

Треть ушкуйников занялась матросами, остальные двинулись к люку, откуда как черти из табакерки выпрыгивали солдаты. В ночной тиши гулкое уханье щитов звучало набатом, но в целом эйны дрались на удивление бесшумно, не рыча и не оглашая округу воинственными кличами. Скрежетала сталь, вскрикивали раненые, слышались плески скинутых за борт тел.

На меня кинулся воин, занеся над головой двуручник. Сделал жест, словно толкаю его ладонями в грудь, и закованного в сталь беднягу сдуло с палубы, а следом отправился и его напарник. Наше счастье (и их беда), что безалаберная солдатня не взяла с собой колдуна, потому что уже после пары легких пассов меня снова затрясло, а губы и подбородок обожгло соленым теплом с запахом железа.

Над ухом просвистела стрела, а вот соседу повезло меньше — попали в спину. Дабы не искушать судьбу, я зайцем прыгнул с линии огня и спрятался за мачтой. Тут же раздался характерный трещащий стук — наконечник впился в дерево.

— Шканцы! — крикнул эйн, прежде чем упал замертво, пораженный в грудь.

На квартердеке выстроились лучники. Среди них был офицер с украшенным аксельбантом панцирем и плащом с золотой оторочкой — он-то, скорее всего, и командовал кораблем. Попытался достать стрелков, но порыв ветра лишь качнул полы накидок.

В попытке подобраться поближе перебежал за соседнюю мачту, как вдруг из гущи драки выскочил окровавленный матрос и рубанул тесаком, метя в шею. Не знаю, каким чудом успел присесть — наверное, опять магия подсобила, но лезвие вонзилось в сосну в двух пальцах от макушки. Секунда промедления — и башка долой.

Лягнул гада в колено, выбив сустав, и из присеста рванул в укрытие. Две стрелы полетели мимо, третья сорвала левый эполет, но мне удалось подобраться ближе к целям, но десяток шагов ничего не решил — враги все еще стояли вне досягаемости для магии, иссякающей как вода в проколотом бурдюке.

Напрягши последние силы, окружил себя невидимым коконом. Как там было — всю энергию на щиты? Да-да, оно самое. Кувыркнулся, чуть не поскользнувшись на окровавленных досках, и по-пластунски подполз к лежащему на боку латнику. Спрятался за трупом как за баррикадой и аккуратно поднял голову.

И тут на меня наступил эйн, пятясь от троицы разъяренных матросов. Что поделать — в горячке боя всякое бывает. Несмотря на щит, боль была адская — еще бы, такая туша да на поясницу. Высвободившись, вытащил из его сумки последний дротик, развернул тупой стороной и швырнул в лучника. Удар вышел такой силы, что бедолагу катапультой вышвырнуло за корму.

Стрелки разом пригнулись, дав возможность добежать до ведущей на шканцы лестнице, и тут-то я выплеснул всю накопленную злость.

— Капитан за бортом! — крикнул кто-то.

Послышались громкие плюхи — несколько матросов щучками нырнули в реку. Ушкуйники принялись бить их дротиками и гарпунами, как стайку вспугнутых тюленей, но я велел оставить их в покое — корабль, считай, за нами и лишние жертвы ни к чему.

— На палубе чисто! — отозвался Гор.

Вслед за ним я спустился на среднюю, где прятался под мешками картошки один единственный моряк, да и тот кок. Схватил трясущегося мужика за грудки и гаркнул в бледное лицо:

— Где девушка?

— В трюме... Пощадите.

— Сиди и не рыпайся.

После допроса отпустил ушкуйников на грабеж и похороны павших братьев, мне же в трюме вряд ли угрожала серьезная опасность. Зажег огонек в ладони и спустился в шатающийся пропахший солью, рыбой и тиной мрак. Сердце рвалось наружу, в горле пересохло, каждый шаг стоил огромных усилий — еще никогда меня не охватывали такие страх и волнение. Впервые за долгие годы, а возможно и за всю жизнь я боялся не за себя, не за родню, а за постороннего человека. Боялся узнать, что с ней сделали. Боялся увидеть изуродованное, а может и вовсе мертвое тело.

Позвал тихонько:

— Лира?

Нет ответа.

Всюду стояли нагромождения бочек и мешков, где сам черт ногу сломит. Спешил как мог, заглядывал в каждый угол и закуток, но нигде не находил ни следа подруги.

— Лира!

Тишина.

Спустя несколько минут блуждания по лабиринту тюков и ящиков, нашел ее на корме. Они сидела в углу, привалившись плечом к влажным доскам. Вся такая маленькая, тощая, беззащитная. В грязных штанах и безрукавке из парусины. В ржавых кандалах. С мешком на голове.

— Лира!

Даже не пошевелилась. В голове завертелась глупая мысль — вдруг это не она? Вдруг какая-то другая пленница? Серьезно, не гнать же из-за одной целый шлюп. Наверное, в трюме полно заключенных.

Сел рядом на колени, потрогал плечо — едва теплое. Снял мешок и зажмурился, не в силах смотреть на синяки и ссадины. Но это ничего. Это мы подлечим. Давай, червячок, за дело.

С пальца спрыгнул золотой сгусток и нырнул в шею. Поползал немного, поблестел под кожей, вылез и пропал. Сразу вспомнились слова, сказанные шаманке, казалось, годы назад. "Мои соболезнования. Но я не умею воскрешать мертвых".

Бережно уложил обмякшее тело на спину и прильнул ухом к груди — стук есть. Или просто волны налетают на борт? Еще раз. Червяк — в бой! Прямо в сердце.

Целебная завитушка спустя миг вылезла и погасла. Как чиркнувшая, но не сумевшая загореться спичка.

— Нет... — я тряхнул головой. — Не может все так закончиться! После всего, что было... Я же попаданец! Избранный! Главный герой! В сказках так не бывает!

Чуда не случилось. Когда удача понадобилась больше чем когда бы то ни было, и благосклонность богов куда-то испарилась как по щелчку. Несмотря на все попытки, несмотря на хлещущую из носа кровь дыхание подруги слабело с каждой секундой.

И тут позади раздался стук — тихий, вкрадчивый, нарастающий. Я еще не видел источник звука, но уже чувствовал пропитавшую затхлый воздух угрозу, словно в спину уткнулись десятки мечей и копий. Обернувшись, заметил в кромешной тьме фигуру в балахоне, подсвеченную призрачным, похожим на северное сияние ореолом. Стучал резной посох с золотым навершием, а заплетенная в тугую косу седая борода с первого взгляда дала понять, кто передо мной.

Колбан.

Собственной персоной.

Старый ублюдок и садист, верный прихвостень самозванца на троне, палач и безжалостный убийца.

Поняв, что таиться во тьме больше не имеет смысла, чародей щелкнул узловатыми как у мумии пальцами, и золотой шар вспыхнул ярче стоваттной лампы, изгнав из трюма последние тени.

— Наигрался? — проскрипела стянутая капюшоном тьма. — И хватит. Не спорю, за твоими потугами любопытно наблюдать, но мой лорд устал терпеть твои выходки.

— Как ты?.. — невольно сорвалось с дрожащих губ.

— Как — что? — с усмешкой прошелестел сгущенный сумрак. — Оказался здесь? Нашел тебя? Раскусил твой план? — капюшон качнулся, исторгнув зловещий старческий хохот. — Легко. Ведь это я его придумал. Я развесил все крючки. Я насадил нужную наживку. Я забросил удочки в прикормленных местах. И вот рыбешка вытянута на берег — уставшая и готовая разреветься. Думал, ты тут ферзь? Нет, малыш, ты даже не пешка — ты клетка, по которой переставляют фигуры.

Наверное, это прозвучит излишне пафосно, но за что купил — за то и продаю: я медленно встал, презрев саднящую боль и головокружение, и взмахнул руками, словно стряхивая с них несуществующую воду. В ладонях вспыхнули тусклые, почти не заметные в золотом сиянии посоха огоньки — и все же достаточно горячие, чтобы подпалить трясущуюся от смеха бороду.

— Малыш... — без злобы, скорее с усталой жалостью произнес колдун. — Ну куда ты лезешь? Ну не заборет слепой щенок волка. Мой господин велел передать тебе последнее предложение — присоединись или погибни. Нам незачем сражаться, мы на одной стороне, служим одним богам и преследуем общую цель — мир и процветание.

Я сплюнул жгучий бурый сгусток и оскалил окровавленные зубы:

— Да что-то по тебе не скажешь.

Колбан расправил плечи и склонил посох в мою сторону:

— Значит, ответ — нет?

— Значит — пошел ты на хер, козел.

Сорвавшееся с кожи пламя слилось в ревущую струю огнемета. На миг показалось, что старика поглотил бушующий пожар, но вот напор ослаб и предо мной проступили очертания заключенной в сияющий пузырь фигуры. Защитный барьер гидравлическим прессом пополз на меня, поглощая огонь и, несмотря на все старания отвоевывающий сантиметр за сантиметром.

Я подался вперед, скрипя зубами и жмурясь до радужных пятен, но оттолкнуть натиск магического щита было столь же непросто, как и сдвинуть с места джип. Я подключил все возможные и невозможные резервы, но огонь из лазерного луча шаг за шагом превращался в колеблющийся на ветру нефтяной факел. Пришлось отступать, пока пятка не коснулась распластанного в грязи тела.

До сих пор не представляю, что на меня нашло в тот миг. Возможно, осознание скорой смерти, ведь дальше отступать было попросту некуда, и Колбан размазал бы нас о доски. Возможно, нашла выход неугасимая ярость, особенно сильная в момент бессильного унижения — когда стараешься, пытаешься, перепрыгиваешь через себя, а все равно не можешь ничего добиться. Так или иначе, пламя вспыхнуло расплавленным металлом, корпус корабля изошел черными дымящимися пятнами, воздух раскалился настолько, что стало невозможно дышать, а затем грянул взрыв, вышвырнувший меня в глубины беспамятства.

Часть III

Я, Хаос

Глава 12

Я медленно падал в непроглядную тьму, не в силах ни пошевелиться ни вдохнуть. Тьма окружала со всех сторон, стальным обручем сдавливала грудь, холодом жгла плоть. Не знаю, как долго длился спуск в бездну, время словно замерло, в ушах редко-редко стучал пульс, а с тела, казалось, содрали половину кожи и с каждым пройденным метром щипцами стягивали свежие лоскуты.